Страница 49 из 97
Но они упираются всеми копытами, мотают головами:
— Не ходи! — пискляво подвывает Кара. — Там затерянные души. Они стонут и плачут. Их голоса сведут тебя с ума.
— Туда нельзя! — решительно басит Мара и вскидывает вверх когтистый палец: — Ундины! Утащат в омут, и будешь потом пахнуть тиной и чесать волосы при луне.
Я продолжаю улыбаться и говорю:
— Но со мной же будут мои сестрёнки. Они-то меня в обиду не дадут.
Кара и Мара переглядываются, дружно восклицают:
— Стой здесь, мы быстро, — и прыскают в разные стороны.
Вскоре возвращаются: одна с сачком, другая с предметом, напоминающим «ловца снов».
На мордочках решимость, рожки поблёскивают опасно.
Может, зря о них плохо думаю? Вон какие милые!
Боже, и это я о существах, один в один похожих на сказочных чертей?! Наверное, уже тронулась умом. Что немудрено, учитывая события последних недель.
Но сейчас, оглядывая свою крохотную армию, понимаю, что лучше с ними, чем одной. Поэтому вскидываю руку вверх и заявляю:
— Вперёд! Нас ждут великие свершения!
И наше трио в едином порыве направляется к двери.
За дверью обнаруживается поселение. Всего какой-то десяток странных вытянутых утлых домишек. Словно кто-то устроил себе жилище прямо под шляпками чёрных поганок. Домишки и громоздятся друг на друга, будто грибная семейка.
Стелется низкий тяжёлый туман, проступая через который, силуэты деревьев кажутся фантасмагорическими чудовищами.
Посёлок разделён тёмной рекой. Над ней переброшен шаткий подвесной мост, со сгнившими кое-где досками.
В чёрной стоячей воде (замечаю, что на поверхности реки нет даже лёгкой зыби) мелькают зловещие белёсые тени.
Тишина почти оглушающая.
Но если прислушаться, она полна шепотков, вздохов, стенаний.
— Кто живёт здесь? — говорю я максимально тихо, но, кажется, будто кричу на весь лес. Даже белёсые призраки в чёрной реке начинают сновать туда-сюда интенсивнее.
— Тсс! — шикает на меня Кара, и произносит одними губами: — Затерянные души не выносят звуков.
— Молчи! — присоединяется к ней Мара. — Пусть твои глаза говорят нам.
Я киваю.
На другую сторону реки не хочется, хотя там и громоздится довольно крупная семейка грибодомов. Стараясь ступать бесшумно и легко, направляюсь к одному из них.
В голове пульсирует: «Зачем затерянным душам дома?» Бестелесные создания вполне бы устроились в ветвях деревьев и за поросшими мхом пнями. Тогда кто и для чего построил эти жилища?
Останавливаемся перед ближайшим. Деревянная дверь растрескалась и вся перекошена. Вряд ли получится открыть её бесшумно.
Узкие длинные оконца мутны, через них ничего не разглядеть. Однако мне чудится призрачный синеватый свет.
Я берусь за ручку и шепчу:
— Идёмте.
Мара и Кара мотают головами. И жестами показывают: мы вперёд.
Не возражаю.
Сталкиваться с призраками как-то не очень хочется.
Чертовки открывают дверь с помощью магии. Вернее, просто испаряют её. И теперь под островерхой крышей зловеще зияет вход. Словно пасть, готовая проглотить.
Дом внутри практически пуст. Нам попадается поломанный стул да какие-то тряпки. Впрочем, паутина здесь настолько густая, что её саму можно использовать как полотно.
Мара и Кара движутся полуприсядью, постоянно оглядываясь.
— Разве вы никогда здесь не были?
Меня удивляет их поведение.
— Нет, — заявляет Мара, — мы не любим нытиков.
— А затерянные всё время ноют! — добавляет Кара и вскидывает палец: — Слышишь?
Действительно, словно подтверждая её слова, в почти абсолютной тишине отчётливо слышен всхлип. Вполне человеческий всхлип. Он явно принадлежит не какому-то скоплению эктоплазмы, а реальному человеку.
— Кто здесь?
Эхо подхватывает мой вопрос, кидает его в каждый угол, прячет в паутинных занавесях.
Плач становится громче и горше.
— Выйди, покажись! Мы не причиним тебе зла!
— Ты что делаешь? — шпыняют меня чертовки. — Причинять зло — это всё, что мы умеем!
— Значит, пора обрести новые навыки, — цыкаю на рогатых сестёр и снова обращаюсь к затерянному: — Ну же, иди к нам. Не бойся.
Плач прекращается, его сменяет вздох, слышится шорох, потом возня. И вот из тёмной ниши в стене выступает фигурка.
Ребёнок.
Мальчик лет пяти-шести.
Страшно худой, бледный и грязный, в жутких лохмотьях.
Но громадные синие глаза на его личике — живые, человеческие, полные страха и слёз.
Присаживаюсь, чтобы быть наравне с ним, протягиваю руки ладонями вверх, чтобы показать: я безоружна.
Ребёнок всё-таки приближается, хотя и смотрит опасливо и настороженно. Берёт мою руку, обнюхивает, словно зверёк, и…кусает. Не больно, но весьма чувствительно. Но я не злюсь, потому что всё понимаю:
— Да ты голодный!
Встаю, из-за чего мальчик отшатывается от меня, готовый в любой момент юркнуть обратно в нишу.
Сейчас я благодарна чертовкам, что те замерли у меня за спиной и не лезут в наш с малышом диалог.
Я же продолжаю подманивать мальчишку:
— Идём! Мы дадим тебе еды!
Слышу шипение за спиной: сёстры явно недовольны таким поворотом, только мне плевать.
— Давай, малыш, — подбадриваю я.
Он качает головой, подносит палец к губам, видимо, размышляя. Затем указывает в сторону, в самый тёмный угол комнаты и тихо, едва различимо произносит: