Страница 45 из 97
И тут Ландар соизволяет прокомментировать происходящее. Он кривит губы и с презрением выплёвывает:
— Какая вульгарщина!
Нильс только фыркает в ответ на его слова, подмигивает мне и говорит (а я наслаждаюсь звучанием его бархатистого баритона):
— Да брось, Ландар! Не будь букой! Это же весело!
И выбирается из-за стола, перешагивая через лавку.
— Идёмте, Илона, — он вновь протягивает мне руку, — потанцуем. Вижу, вам уже не терпится.
Я улыбаюсь, (надеюсь — обворожительно), собираюсь вложить пальцы в протянутую ладонь, но тут муж, как хватит кулаком по столу. Даже танцоры на поляне подпрыгнули и замерли!
— Она. Никуда. Не пойдёт, — чеканит Ландар, прожигая дыру в Нильсе.
— Даааа? — отзывается тот, растягивая звуки в зарождающемся ворчании льва. — Это почему ещё?
Все вокруг замирают, вытягивают шеи, ожидая представления. И я тихо бешусь оттого, что мне, против моей воле, отведена в нём главная роль.
— Моя жена наказана, — холодно отрезает Ландар. Его тон не подразумевает возражений.
Меня начинает колотить. Хочется врезать по его неприятной физиономии, перекошенной недовольством.
Словно улавливая моё состояние, Нильс пытается перевести конфликт в мирное русло.
— Не думаю, что прелестная девушка могла совершить нечто настолько предосудительное и крамольное, чтобы заслужить наказания. Это всего лишь деревенские танцы, Ландар.
— Я сказал нет, значит – нет, — упирается муж. — Я дал ей простенькое поручение — отвезти в город посуду и распродать. Она не выполнила даже этого…
— Но…я же… — пытаюсь возразить, но слов не хватает, потому что задыхаюсь от возмущения и гнева. Кровь стучит в висках.
— Молчать! — орёт Ландар, сжимая кулаки. — Убирайся отсюда! Марш в дом, и чтоб я тебя больше здесь не видел!
Лучше бы ударил, ей богу.
Никогда ещё не ощущала себя так униженно и гадко.
Глотаю слёзы, подхватываю юбку и мчусь в дом.
Господином себя решил почувствовать! Силу показать!
Ну что ж, самоутвержайся сколько влезет, милый, но только не за мой счёт!
Видеть меня не хочешь?
Ну что ж… Я умею выполнять приказания! И не увидишь.
Забегаю, стаскиваю с постели покрывало, спешно кидаю туда вещи и кое-какие продукты, размазываю по щекам слёзы, скулю, ломаю ногти, затягивая узел покрепче.
Боже! Зачем я терпела? На что надеялась?
Набрасываю накидку, кидаю в карман коробочку с горошиной. Как там мама говорила: с паршивой овцы — хоть шерсти клок! Вот я горошину и заберу, как моральную компенсацию.
Спускаюсь на кухню, там дверь в погреб, а дальше — на задний дворик, и была такова!
На ходу ругаюсь на длинное платье, на котомку, что вертится и цепляется за всё подряд, будто собирается удержать.
Вот и дверь наружу.
Будто впервые вздыхаю полной грудью, ощущая свободу.
И — о чудо! — из-за угла выскакивает лёгкий экипаж, дверь приоткрывается, и голос Нильса окликает меня:
— Поспешите, Илона! Забирайтесь внутрь, пока ваш благоверный всё там не разнёс! Кажется, он здорово набрался.
У меня будто камень падает с плеч. Не верю своему счастью и стечению обстоятельств. Но… а что если судьба, наигравшись, таки решила сменить гнев на милость? А мрачного гончара — на роскошного герцога?
Что ж, я согласна на такой обмен!
Но едва ставлю ногу на подножку, чтобы заскочить в экипаж, появляется Томирис. Будто призрак из тьмы. Страшная, всклоченная. Её глаза закатились, и сейчас на меня уставлены белые бельма. Томирис вся дёргается, словно наступила на оголённый электропровод и не может с него сойти. Движения ломанные, странные, как у зомби из дешевого ужастика. Она приближается ко мне, хватает обеими руками за руку, смотрит незряче и тянет заунывным голосом из ночных кошмаров:
— Не всё то золото, что блестит.
Её внезапно подкидывает, она отпускает меня, затем падает на землю и бьётся в конвульсиях. Кажется, изо рта у нее идёт пена.
Несколько секунд я, как завороженная, наблюдаю это жуткое зрелище, а потом заскакиваю в карету, прямо в объятия Нильса. Он крепко прижимает меня к груди, укрывая от всех невзгод и страхов, целует в лоб и кричит кучеру:
— Гони!
Мне кажется, мы движемся не по земле, а по воздуху, так стремительно экипаж несётся вперёд.
Ещё не верится, что всё получилось. Что мрачный тип со странными закидонами остался позади. И совсем скоро начнётся новый эпизод моей истории. Куда лучший.
Но почему же улыбка выходит такой вымученной? А руки Нильса на моей талии кажутся неуместными? Да и поцелуи, которыми он осыпает мои щёки и шею, не приносят удовольствия? Скорее наоборот. Всё выглядит каким-то неправильным, ненужным.
Я легонько отталкиваю Нильса и говорю:
— Давайте не будем торопиться.
Он улыбается, заводит мне за ухо выбившуюся из причёски прядку и мурлычет, как сытый кот:
— Как пожелаете, моя дорогая.
Он откидывается на роскошном, обитом вишнёвым бархатом и отделанном золотом, сидение. Подкладывает себе под спину подушку, разваливается, расслаблено складывая руки на животе и свесив одну ногу, смотрит на меня довольно.
Я же натянутая, как струна, сижу на самом краешке и боюсь пошевелиться.
— Илона, — мягко произносит он, и его низкий красивый голос ласкает и кутает, — у вас наверняка полно вопросов. Задавайте, с удовольствием отвечу. Путь неблизкий, времени полно.