Похититель душ 2

Мне кажется, что я до сих пор слышу их призрачные голоса, отголоски маминого плача. Свой крик, который на веки впитали стены этого безобразного замка, в момент, когда я увидела обагренные кровью тела мамы и папы.

Обрести покой, легкость, стать бесплотным духом, вечно блуждающим по бесконечности миров – не такая уж плохая перспектива, по сравнению с вечностью… целой вечностью, проведенной в четырех стенах, лицом к лицу со своей болью, страхами, и демонами. Лицом к лицу с отражением самой худшей версии себя, упавшей на колени.

Вот она. Великая принцесса Мандиса, надежда Элиоса… сейчас, эти слова слепо верующих в Избранницу Богов, звучат просто жалко.

Я мечтаю о малейшем знаке, хотя бы о ком-то, из внешнего мира, кто бы напомнил мне о том, что за пределами Обители все еще есть жизнь, что мне есть за что бороться, ради чего жить… напомнил бы мне о том, кто я.

Ведь вся правда в том, что я забыла, кем являюсь, когда предала своего Бога. И им был не Ори.

– Посмотри на себя, великая принцесса Элиоса, – из транса и бесконечного потока жалости к себе и к тому, что стало с моим миром, меня вырывает пренебрежительный голос и снисходительное фырканье темной жрицы. Обычно, в минуты, когда ее многочисленная стража доставляет мое тело в этот проклятый ритуальный зал, где она ставит надо мной свои магические опыты, я всеми силами пытаюсь «выключить» свое сознание, лишь бы не чувствовать того, что она вытворяет с моим телом. Лишь бы не видеть в кого я превратилась.

– Посмотри, что с тобой стало, мое прелестное создание. Избранница Богов? Огненная рия? – сильнее сжимаю веки, ощущая, как нарастает боль в онемевших запястьях. Кровь затвердела в обездвиженных мышцах, натянутых до предела. Я уже и не помню, каково это свободно передвигать руками и ногами, каково это жить не закованной в цепи, словно животное. Тяжелые, стирающие кожу до крови, железные наручи стали продолжением моих рук, и именно за них меня подвесили над полом из темно-серого и холодного камня, на который так больно падать.

Я чувствую себя убитым животным, куском мяса, с которого вот-вот рывком снимут шкуру и разделают на ровные кусочки. Не сомневаюсь, что когда-нибудь Минора именно так со мной и поступит – если конечно, сдастся и оставит свою затею выпытать из меня то, что ей нужно.

К ее сожалению, то, что необходимо жрице, похоже, безвозвратно утеряно внутри меня. Сила огня. Но, по крайней мере, Минора уверена, что я до сих пор ей обладаю, и только этот факт спасает меня от смерти.

– С каждым днем ты все слабее, моя дорогая. В первый месяц мне было нелегко совладать с тобой, но нет ничего проще, чем превратить рию в безвольную марионетку. Какое счастье, что Ори был только силен, но не умен: иначе бы он не сделал вас, светлых, такими наивными и слабыми, – вздрагиваю всем телом, и подавляю в груди очередной всхлип, ощущая, как острый, словно лезвие бритвы ноготь жрицы, медленно скользит по моему затылку, до крови рассекая кожу. Минора рисует на мне очередную порцию поглощающих жизненную энергию рун, которые необходимы ей для совершения одного из своих грязных ритуалов. Я не сильна в темной магии, но и без глубоких познаний в этой области, могу понять, что нужна ей не только из-за силы огня, которую она намерена отнять у меня. Минора «питается» красотой бывших одал Кэлона, потерянных рий, и других существ в своей коллекции марионеток, запертых в подвалах Обители.

Мое сердце плачет, когда я вспоминаю, почему моя жизнь сложилась именно так. Быть рией… некоторые называют это даром, принадлежностью к Богам, священной привилегией, но это не так.

Быть рией – проклятье. Хуже, чем родиться рией, может быть только одно – родиться огненной жрицей.

И я бы с радостью отказалась от своего дара сейчас, если бы Оракул не возложил на мои плечи непосильную ношу. Это мой крест, и я не имею права опускать руки, несмотря на то, что сейчас, я с трудом сжимаю пальцы на ногах, не говоря уже о спасении всего народа.

– И каково мое предназначение, Оминус?

«Освобождение своего народа. Элиоса. Возвращение былой гармонии, как во время правления семи Правителей», – сквозь истеричный смех Миноры, я слышу тихий голос Оракула, который напоминает мне о том, ради чего я должна продолжать борьбу.

– Что, не хочешь смотреть, что с тобой стало, моя сладкая? – приторным голоском тянет Минора, и, делая следующий вдох, я ощущаю, как проникает в ноздри удушливый аромат ее терпких духов, силу ее темной магии, отдающуюся вибрациями на коже, звуки шагов темной жрицы, которые невозможно спутать ни с чьими другими – постукивание острых каблуков о камень в идеально ровном ритме. Даже не открывая глаз, я знаю, что сейчас Минора облачена в один из своих любимых и постоянных нарядов – черное платье, облегающее каждый сантиметр худощавой фигуры, кожаный корсет, делающий ее талию неестественно тонкой, и длинный плащ, которым она постоянно размахивает, напоминающий мне вороные крылья.

– Ну же, открой глазки, Мандиса. Или как там… Иса? – последнее слово она произносит более низким голосом, изображая мужской, до боли знакомый мне. Тысяча игл впивается мне под кожу, когда я вспоминаю, как он звучит по-настоящему.

Кэлон…

– Так он называл тебя, детка? – не могу сдержать болезненного стона, ощущая, как Минора голыми руками выкорчевывает на коже очередную руну в районе лопаток.

– Скажи, как Кэлон называл тебя, дорогая. Иначе я сделаю тебе очень больно. Говори со мной, Иса. Мне так нужно твое внимание… – голос Миноры опускается до фальшиво ранимого шепота, но уже в следующий миг переходит почти на горластый визг: – Мне осточертело твое молчание! Отвечай, дрянь!

– Прекрати… – выдыхаю я, и не узнаю… не узнаю в этом хриплом безжизненном голосе, свой.

– Замечательно, – довольно фыркает Минора, продолжая уродовать мое тело. Внезапно кожу на спине ошпаривает удар увесистого плетеного кнута, и, не выдерживая боли, я открываю рот в немом крике. Меня бьет, как в лихорадке, липкий пот вперемешку с кровью стекает по оголенному, незащищенному телу.

Отвратительное зрелище. Я еще сильнее закрываю глаза, чтобы случайно не увидеть свое отражение в зеркалах, расположенных в ритуальном зале, пытаясь не выдать неровным дыханием свое отчаяние и бессилие.

– Как недолговечна красота рии, не правда ли? Где твои светлые Боги, Иса? Как думаешь, они помогут тебе, когда ты сдохнешь в моей Обители в муках, из-за своего упрямства? – сквозь зубы шипит Минора, и я внутренне напрягаюсь, приготовившись к очередному удару, к страшной боли… но к такому невозможно подготовиться. Красные искры вспыхивают перед моим взором, когда я пытаюсь открыть веки. Мрачный зал пыток, так напоминающий мне комнату с зеркалами Креона, превращается в размытое пятно, в целое море крови, в котором мне предстоит захлебнуться.

Я делаю новый глубокий вдох, но не прошу Минору о пощаде. Эта тварь не дождется слез, проявлений моей слабости и страха.

Тонкие ручейки крови стекают по позвоночнику, по обнаженной, не защищенной даже одеждой, коже. Да. Минора частенько устраивает свои пытки, оставляя меня нагой, и не для того, чтобы изуродовать, как можно больше участков моего тела за раз, а для того, чтобы лишний раз унизить меня, поставить на место, и напомнить, что в ее Обители я – ничтожество, безвольный сосуд, из которого она питает силы.

– Отвечай, моя любимая игрушка. Как он называл тебя? До того, – ласковым шепотом продолжает Минора, наклоняясь к моей шее. Даже не хочу видеть, как это выглядит со стороны. – До того, как ты убила его, Иса? Каково это… скажи мне. Быть светлой и совершить убийство? – ее слова ранят меня сильнее, чем удары плетеного кнута, и я едва сдерживаю себя, чтобы не завыть во весь голос, умоляя ее прекратить разговаривать со мной о Кэлоне.

Лучше бы она молчала. Лучше бы исполосовала меня вдоль и поперек, не произнеся при этом ни единого гадкого слова.

Но я не стану… никогда не стану просить ее. Никогда не расплачусь на ее глазах, как сделала это тогда, когда потеряла родителей. У меня еще будет время поплакать… в одиночестве, в своей звериной клетке, которую любезно выделила мне темная жрица.