Все цветы Парижа

– Постойте, – сказала я. – Как вас зовут?

– Марго, – усмехнулась она.

– Я понимаю, что мы наверняка виделись и раньше, но… Я попала в ДТП и… моя память… ну, она пропала.

Она кивнула мне, словно я только что сообщила ей, что у меня дома живет единорог, и вскоре вернулась с кофе, но без меню. Я не успела ничего у нее спросить, как робкий двадцатилетний парень поставил передо мной тарелку, сказал «бон аппетит» и убежал на кухню.

Я поглядела на мой, вероятно, обычный завтрак: одно яйцо пашот, посыпанное черным перцем, на листьях подвядшего шпината. Парочка за соседним столиком с удовольствием ела киш, пирог с заварным кремом, свежий, только что из духовки. За другим столиком мужчина читал газету и уплетал соблазнительнейшие яйца бенедикт. Я разочарованно взирала на свой завтрак, сделала глоток кофе, а в это время ко мне направился мужчина в белом халате, импозантный, с красивым, точеным лицом и темными волнистыми волосами, слегка окрашенными сединой на висках.

– Надеюсь, сегодня мы не сделали ошибок, – сказал он с осторожной улыбкой. У него были добрые глаза, почти знакомые.

– Ошибок? – Я посмотрела в его карие глаза. – О нет, нет, – ответила я через минуту, взглянув на мой нетронутый завтрак и снова на него. – Нет, все… превосходно. Просто я… – Вздохнув, я жестом показала на стул напротив меня. – У вас найдется минута… чтобы присесть?

Он удивился и даже был чуточку смущен, но кивнул и сел за мой столик.

Я наклонилась ближе к нему и сказала, понизив голос:

– Дело вот в чем. Думаю, вы знаете меня, и я тут регулярная посетительница. Но я вас не помню. Я ничего не помню. Я угодила в аварию и в результате… ну… потеряла память. Теперь я стараюсь собрать по кусочкам мою жизнь.

– О, – ответил мужчина. – Мне очень жаль это слышать. Конечно, я готов вам помочь.

Я протянула ему руку.

– Пожалуй, для начала нам надо познакомиться. – Я чувствовала, что старшая официантка прожигала взглядом дыру в моем правом боку. – Я Каролина.

Он пожал мне руку, удивленно и настороженно.

– Я Виктор. Я владелец этого заведения – вообще-то, с недавнего времени. Конечно, ноша тяжелая, но работы я не боюсь. Большую часть блюд я готовлю сам, хотя у меня несколько превосходных помощников, поэтому сам я никогда не режу лук – терпеть этого не могу.

Я улыбнулась и показала на старшую официантку.

– А Марго? Я преувеличиваю или она хочет швырнуть мне в лицо меню?

Виктор усмехнулся.

– Значит, я угадала. Я последняя дрянь.

Он засмеялся.

– Нет-нет, вы не дрянь.

– Тогда кто?

Он с любопытством поглядел на меня.

– Я слишком мало вас знаю, чтобы ответить на ваш вопрос.

Я выпрямила спину.

– Справедливо. Но если я должна извиниться перед кем-то, то, надеюсь, мне скажут об этом.

– Я уверен, что извиняться нет нужды, – с улыбкой заявил Виктор. – И не переживайте из-за Марго. Она мать-одиночка и ездит на работу издалека, с окраины. У нее много своих проблем.

Я подозревала, что он что-то недоговаривает, но удовольствовалась услышанным. Я бросила взгляд на свою тарелку и нахмурилась.

– Если мое меню на завтрак отражает мою личность, – заметила я с сарказмом, – то в мой адрес звучит куча насмешек.

Виктор засмеялся.

– Возможно.

Я вздохнула и оглядела зал.

– Значит, вы недавно купили этот ресторан?

Виктор кашлянул.

– Да, можно сказать, что это одна из жемчужин Парижа; им владела одна семья почти сто лет. – Он помолчал. – Остановите меня, если я слишком разговорюсь или если вы… вспомните что-то, что я уже вам говорил.

– Вы не представляете, как мне сейчас хочется, чтобы вы разговорились!

– Окей. – Он усмехнулся. – Вообще-то, я пришел в ужас, когда увидел, что бистро выставлено на продажу, и поскорее его ухватил. Я слегка изменил меню, но, кроме этого, не делал никаких больших шагов.

– И не нужно, – убежденно заявила я. – По-моему, тут все… идеально.

– А еще с богатой историей, – продолжал он. – Гертруда Стайн, Хемингуэй, Фицджеральд – все они обедали здесь. Когда нацисты захватили Париж, эти стены устояли. Меню со временем менялось, но мы всегда подавали стейк средней прожарки, качественный завтрак и превосходное мартини.

– Чего еще можно желать? – спросила я с улыбкой. Он кивнул.

– Я приходил сюда еще мальчишкой – каждое воскресенье с моей матушкой. Всю неделю я ждал этого, ведь это означало, что я съем на десерт крем-брюле и подольше не лягу спать.

– И вы всегда мечтали купить этот ресторан?

Он покачал головой и направил взгляд в какую-то точку на стене за моей спиной или скорее в какое-то место в его памяти, далекое-далекое.

– Вообще-то, нет. Я никогда не думал, что мне выпадет такой шанс. К тому же жизнь повернула меня в другую сторону. – Он долго молчал. – Но когда представилась возможность, я решил, что будет правильно, если я его куплю. Впрочем, хватит обо мне. Нам надо говорить о вас.

Я кивнула и сделала большой глоток эспрессо.

– Странно просить незнакомого мне человека рассказывать мне про меня. Мне хочется узнать больше подробностей.

– Подробностей? Не знаю. Но я могу сообщить вам о моих впечатлениях.

– Пожалуйста, – попросила я. Он вздохнул.

– Я знаю, что вы приходите каждое утро ровно в семь тридцать, ни на минуту раньше или позже. Вы заказываете одно и то же. – Он показал на мою тарелку. Яйцо пашот на шпинате. И ни с кем не разговариваете.

Я усмехнулась.

– Ясно, я еще та тусовщица.

Он долго молчал и глядел на меня так, словно я сказала ужасно странную вещь.

– Что такое?

Он покачал головой.

– Просто… вы улыбаетесь.

– И это что… странно?

Он заглянул мне в глаза.

– Вы никогда не улыбаетесь.

Я потерла то место на голове, которое пострадало сильнее всего. Оно до сих пор было болезненным, но уже не так, как в больнице.

– Ого, – сказала я. – Кажется, я была жалкой и несчастной.

Он напряженно улыбнулся.

– Я бы так не сказал.

– Судя по вашим словам, очень жалкой.

– Нет, нет, пожалуйста, не преувеличивайте, – убежденно заявил он.

– Тогда что? Я просто была замкнутой?

– Нет, Каролина, если вам интересно услышать мое скромное мнение…

– Да, да, пожалуйста. Мне интересно все, что вы можете мне сказать.

Он нахмурился.

– По-моему, вы просто очень… печальная.

– Почему? – Я наклонилась ближе к нему, словно этот незнакомец держал в руке ключ, отпирающий мои воспоминания, – но, увы, ключа у него не было.

– Простите. – Он пожал плечами. – Мне жаль, что я больше ничем не могу вам помочь. – Он встал, услышав, как его позвали из кухни.

– Постойте, – попросила я. – Вы можете сказать мне что-нибудь еще? Как я могла стать такой печальной, жалкой, угрюмой? – Я снова поглядела на Марго и с сожалением покачала головой. – Вероятно, я обругала ее когда-то.

Он поправил свой фартук.

– Работая в ресторане, много узнаешь о людях. Ты видишь все, от красоты до безобразия, и со всеми промежуточными оттенками. С годами я твердо понял одну вещь – что обиженные люди сами обижают других людей.

– Обиженные люди обижают других людей, – повторила я. – Ого.

– Может, вы не знаете причину, Каролина, но вы обижаете.

Я жадно ловила каждое его слово, но он замолчал.

– Простите, я должен вернуться на кухню. Но завтра для вас будут готовы яйцо пашот и шпинат.

Возможно, я обиженная особа, но я решила, что не стану обижать других. Больше не стану. И мне пора есть вкусные блюда.

– Спасибо, но завтра я, пожалуй, съем вместо этого киш.

– Превосходная идея, – одобрил он.

Улицы Парижа казались мне лабиринтом. Запрокинув голову, я глядела на дома, возвышавшиеся над узкими улицами; их балконы обрамляла ярко-розовая герань. Куда мне пойти, направо или налево? Трудно поверить, но я вроде прожила тут три года. Я остановилась и спросила по-французски дорогу у старушки; мои слова прозвучали изысканно и литературно. Интересно, какие еще у меня есть латентные навыки? Возможно, я умею делать шпагат или читать наоборот Клятву верности флагу[1]. Чем больше качеств я открывала в себе, тем меньше понимала что-либо.

1

Клятва, которую приносят в начале каждого школьного дня при подъеме флага миллионы американских школьников.