Страница 70 из 223
Уловка удалась как нельзя лучше. Умная, влиятельная и прекрасная пропагандистка иезуитских интересов, пропагандистка в России - была для монаха чистейший клад, упустить который он почел бы великим прегрешением. Старческая страсть к молодому, сильному и красивому телу помогала еще при этом закрыть ему глаза, чтобы не иметь никакого сомнения или недоверия в своей прозелитке.
Через несколько таких визитов и поучений крепость его сердца со всем гарнизоном нравственных сентенций и благоразумного опыта сдалась на капитуляцию незаметно осаждавшему неприятелю. Неприятель был своего рода паук, опутавший вконец иезуитскую мушку. Патер Вильмен совсем забывался перед своей искусительницей и, приуготовляя в ней почву для уразумения иезуитской пропаганды, откровенничал с нею даже о таких вещах, которых бы никому, кроме пославших его, открывать был не должен. И все это нравственное кораблекрушение произвела в нем одна только грешная красота его духовного чада.
- Мы - члены великой семьи. Я - тайный агент великого ордена, открывался он баронессе со своим обычным красноречием. - Нас много: наше братство непрерывною сетью покрывает всю Европу и Азию и Америку, но... нас мало в России. У нас нет родины, нет отечества, наша задача - мир. И он будет наш, потому мы - сила! Мы уже были несколько лет тому назад в России, мы были сильны*, имели тайное, но огромное влияние; наши коллегии украшали многие города, например, в Орше - какой монастырь принадлежал ордену! А здесь, в Петербурге, у нас тоже был свой дом, мы уже взяли было в руки воспитание русского юношества, мы готовы были совсем вкорениться в России; но... нас выгнали за границу! Однако мы снова вкоренимся здесь, потому мы сила, мы живые корни, родник, который как ни заваливай камнями, а он все-таки просачивается. Нас гонят и преследуют, а мы меж тем строим громадные дворцы, держим в руках несметные капиталы, - и мы победим, потому у нас великая задача и великий дух. Мы достигнем, что в мире не будет ни России, ни Франции, ни Германии, ни папы, а будет едино стадо и един пастырь, будет один наш орден и один генерал-командор...
______________
* Имеется в виду время Павла I. В конце XVIII века папа Климент XIV закрыл иезуитский орден, но гонимые иезуиты нашли себе убежище в Белоруссии, где основали ряд монастырей и школ. Генерал ордена Гавриил Грубер (1740 1805) приехал в Петербург и сумел войти в доверие к Павлу I, который разрешил ордену устроить в Петербурге при католической церкви святой Екатерины коллегию для воспитания детей русской аристократии, среди которой проповедь Грубера имела большой успех.
- Вот, - продолжал он, вынимая из портфеля длинный реестр, - вот плоды моей недолгой пропаганды в России! Я здесь всего четвертый месяц, а между тем приобрел уже в пользу ордена четыре завещания от одного старика и трех праведных старушек-полек. По этим завещаниям нам отказано полтораста тысяч, и все эти записи составлены нами и помощью одного тайного нашего брата... есть тут один старичок... я через своих познакомился и сошелся с ним... А вот в этом хранилище, - говорил он, указав глазами на черную шкатулку, служившую фальшивым пьедесталом для распятия, - хранятся посильные приношения деньгами и вещами на пятьдесят три тысячи. Вот мои плоды! восторгался старик, пожирая сладострастными глазами роскошный бюст баронессы. - А мои клиенты, мои духовные дети, которых я с каждым днем приобретаю здесь! В нынешний приезд свой, надеюсь, не мало завербовал новобранцев в нашу духовную паству.
До слепоты влюбленный старец и не воображал, какую ловушку приуготовил сам себе своей откровенной болтовнею. Надо отдать справедливость баронессе: чуть ли это была не единственная женщина, которая так ловко умела превращать в мягкий воск таких хитрых и крепких иезуитских кремней, да еще и лепить из них все, что угодно, по своему произволу.
Она, впрочем, показывала вид, что совсем отреклась от себя и своей воли, что она вся, и нравственно и физически, подчинена влиянию и воле монаха и с религиозным фанатизмом, беспрекословно готова исполнять все, по первому его слову, по первому взгляду, - и pere Вильмен в самодовольном ослеплении воображал себя полным владыкой над своей фанатически преданной и покорной прозелиткой.
XV
ИСКУШЕНИЕ
После пятинедельного знакомства баронесса делала уже третий визит pere Вильмену не в обычную пору. По взаимному соглашению они условились видеться друг с другом вечером, с девяти часов, так как в эту пору наступали исчезновения брата Жозефа. Pere Вильмен третий раз уже находил благовидный предлог удалять на несколько часов свою иезуитскую прислугу, состоявшую из весьма пожилой и непривлекательной женщины французского происхождения. В отсутствие ее он сам, лично, впускал и выпускал свою тайную посетительницу.
Квартира его находилась во втором этаже одного каменного дома и четырьмя окнами своими выходила на улицу. В угольной, смежной с приемною, комнате, служившей pere Вильмену для отдохновения после его теологических занятий, баронесса уже третий раз находила прекрасно зажаренную холодную пулярку и холодную бутылку доброго шампанского. Добрый pere Вильмен был уроженец Шампаньи, и потому нет ничего мудреного, что он любил шампанское и пулярки.
Третий раз уже он разделял с баронессой свою скромную трапезу, и на сегодня решительно не заметил, как она, зажигая свою сигаретку, словно невзначай переставила свечу со стола на окошко.
Вдруг с внезапным шумом растворились двери, и в комнату быстро влетели три нежданных гостя.
- Муж!.. Боже! мой муж! - пронзительно взвизгнула баронесса и цепко повисла на шее несчастного патера.
- Да, муж, изменница! - закричал во все горло Бодлевский, стараясь придать своему голосу возможно большую громовность. - Муж, который пришел сюда с законною властью! - продолжал он, указывая на стоявших посреди комнаты посторонних господ.
Весь дрожащий и ошалелый от страха, патер поднял глаза свои по направлению руки мнимого мужа и с ужасом увидел русского полицейского офицера и, за ним, городового сержанта.
- Простите! пощадите!.. Он обольстил меня! - истерически кричала между тем баронесса, не отрывая рук своих от шеи Вильмена.