Страница 67 из 223
Некоторые утверждали, что содержит его все та же самая неизменная и достолюбезная генеральша, но содержит не официально, а на имя какой-то вышедшей из привлекательных лет француженки, которая, состоя налицо, заправляла делами магазина.
Не беремся опять-таки судить, насколько это достоверно, хотя и не можем не заметить, что в этом предположении заключается некоторая доля истины, если принять во внимание, во-первых, то обстоятельство, что из домашних комнат магазина была проделана дверь на вторую лестницу генеральши, не на ту, где помещался швейцар и экзоты, а на ту, которая вела во второе и уже известное читателю отделение генеральской квартиры с более индустриально-комфортабельным характером. Во-вторых, предположение о прикосновенности m-me фон Шпильце к магазину получало еще некоторую достоверность и оттого, что вышедшая из привлекательных лет француженка занимала два апартамента во второй квартире генеральши. Вероятно, особе этой было вредно часто спускаться и подыматься по лестнице, потому что некоторые заказчицы, желая переговорить о фасонах и отделках или расплатиться по счету, просили обыкновенно дежурную мастерицу проводить их к m-me Фанни.
Так поступила на сей раз и Татьяна Львовна, приехавшая в условный час с обещанной суммой. Бодлевский уже дожидался ее в отдельном кабинете. Она сполна вручила ему привезенные деньги и только нежно просила при этом не манкировать впредь их свиданиями из-за таких пустяков, как карточный проигрыш, которого в сущности и не воображал делать Бодлевский.
Бедная Диана! она любила самоотверженно, пылко и боязливо, со страхом потерять взаимность, и потому приносила даже капитальные жертвы. Такова, между прочим, всегда бывает любовь преклонных женщин. Последняя любовь пожилой красавицы и первая любовь семнадцатилетней девушки - две разительные крайности, которые однако сходятся между собою в этом пылком самоотвержении, с тою, впрочем, маленькой разницей, что там самоотвержение и жертвы моральные, а здесь они - чисто материальные и по большей части касаются "презренного, но благородного металла".
Ощупав полновесную пачку в своем боковом кармане, Бодлевский в тот же день приступил к необходимым операциям. Он нашел большую и прекрасно меблированную квартиру в Моховой улице, с двумя отдельными ходами - для себя и для баронессы, куда перебрался с нею в тот же вечер, ибо проживание в отеле Демута, где два номера обходились им шесть рублей в сутки, было весьма накладно. Деньги Шадурской пришлись теперь как нельзя более кстати: фонды их находились в столь плохом состоянии, что даже те девятьсот тридцать рублей, которые баронесса выиграла в "чет-нечет" у двух старцев на железной дороге, были уже на исходе. Теперь, с переездом на приличную, независимую квартиру да с таким кушем в запасе, можно было бы приняться за дела на широкую ногу.
На другой день Сергей Антонович Ковров привез к Бодлевскому графа Каллаша.
- Вы, господа, еще не знакомы, - так прошу познакомиться: дольщики и ассоциаторы должны быть вполне известны друг другу, - говорил Ковров, рекомендуя одного другому.
- Очень приятно, - отвечал венгерский граф, и, к удивлению Бодлевского, по-русски, - очень приятно! Я уже имел честь слышать о вас неоднократно... Ведь у вас, кажется, дело было в Париже по части фальшивых ассигнаций?
- О, нет, вы ошибаетесь, любезный граф, - возразил с приятной улыбкой Бодлевский. - Дело это не стоит ни малейшего внимания, - так себе, ничтожный подлог, да и притом же оно тотчас позабылось, так как я не пожелал присутствовать в ассизном суде.
- А предпочел отвояжировать в Россию - это так, это верно! - вклеил свое замечание Сергей Антонович.
- Вообще если у меня и случались в жизни маленькие неприятные столкновения, так это именно больше по части подлогов... Есть, знаете, у каждого свой камень преткновения, - говорил Бодлевский, не обратив большого внимания на ковровскую вклейку. - А у вас, - отнесся он с польской любезностью к графу, - если не ошибаюсь - по части векселей...
- Ошибаетесь! - бесцеремонно перебил его граф. - У меня было разное. А впрочем, я не люблю говорить об этом!
- Равно как и делать? - улыбнулся Бодлевский.
Граф пристально посмотрел ему в глаза.
- Да, равно как и делать, потому что я презираю все это, - твердо сказал он.
- Ба!.. Рисуетесь, милый граф, рисуетесь! - лукаво кивнул Бодлевский. Презирали бы, так не были бы в нашей ассоциации.
- Это две вещи совершенно разные, - скороговоркой и как бы про себя процедил граф Каллаш.
- Ну, этого я, признаюсь, не понимаю!
- Ах, друг ты мой любезный! - пожал плечами Сергей Антонович, беря обоих за руки. - Да если нам нельзя иначе! Пойми ты: ведь надо же поддерживать честь своей фамилии! Ведь он - граф Каллаш!
- А это настоящая фамилия графа? - осведомился Бодлевский.
- В настоящую минуту - настоящая, - холодно и раздельно отчеканил граф, - а что касается до прошлой, - прибавил он, - то ни вам, ни ему, ни мне самому знать ее не следует.
- А! это дело десятого рода! - почтительным склонением головы удовлетворился Бодлевский.
- Вообще, господа, мы собрались сюда не для того, чтобы экзаменоваться и хвалить личные качества друг друга, - заметил граф Каллаш. - Я по крайней мере полагал, что еду к m-sieur Карозичу для переговоров и условий по общему делу... Я полагаю, - заключил он, вставая с места, - что пора обдумать наш проект, и потому желал бы видеть баронессу фон Деринг.
- Баронесса сейчас выйдет, - предупредил Бодлевский и торопливо направился на ее половину.
По первому взгляду, казалось, и он на графа и граф на него произвели не совсем-то выгодное впечатление. Но что до личных впечатлений там, где в виду общий интерес всей ассоциации!
Через пять минут вышла баронесса - и ассоциаторы открыли совещание о предстоящем выгодном деле.
XIII
ИСПОВЕДНИК
- Вы не слыхали pere* Вильмена?
______________
* Отца (фр.).
- О, quel beau style! quelle eloquence, quelle extase!*
______________
* О, какой прекрасный язык! какое красноречие, какой экстаз! (фр.)
- Vraiment, cet homme est doue du feu sacre!*
______________
* Поистине, этот человек наделен священным огнем! (фр.)