Шоу непокорных

— Бенедикт, — говорит она. — Ты никуда не уйдешь. Ты останешься здесь, в цирке, пока не осознаешь свою ошибку. Недолго. Думаю, скоро ты будешь умолять о возвращении домой.

Я стою в дверях и смотрю на нее.

— Как это понимать?

— Пока я не решу, что с тебя довольно, цирк будет местом твоей работы. — Она разворачивается и обращается к Сабатини: — Помни, что я сказала: только за кулисами. Никаких номеров на арене, его отец будет возражать. Можешь наказывать его, если потребуется, но никаких серьезных травм.

— Да, — приторно улыбается Сабатини, — конечно, мадам.

Хотя на самом деле он уже потирает руки.

— Вы не можете заставить меня работать здесь! — кричу я им обоим. — Вы не можете заставить меня что-либо делать!

Мать смеется, на этот раз громким, холодным смехом.

— Думаю, у них найдутся способы убедить тебя, — говорит она. — Помни, как только ты захочешь вернуться домой, просто скажи, и я пришлю за тобой автомобиль. Впрочем, можешь избавить себя от душевных мук и вернуться прямо сейчас, если пожелаешь. Одно извинение, вот и все, что требуется.

— Никогда, — говорю я. — Никогда я не стану извиняться перед тобой.

Ее глаза становятся узкими как щелочки.

— Посмотрим, Бенедикт, посмотрим. Ах да, чуть не забыла сказать. Прежде чем ты начнешь работу в цирке, мне нужно кое-что показать тебе. — Она приблизилась ко мне и достала из кармана телефон. — Взгляни на это!

Она подносит к моим глазам экран телефона. Я не понимаю, что она хочет показать мне, но что бы это ни было, я не хочу это знать, поэтому закатываю глаза и отворачиваюсь.

Она подходит ко мне вплотную, и я чувствую тошнотворный запах ее духов.

— Это последние новости, — говорит она. — О твоей девушке.

Я хватаю мать за руку и притягиваю к себе.

На экране видны бегущие строчки сводки новостей:

«Кошка и двое ее сообщников этим утром в очередной раз избежали ареста, — читаю я. — Трое преступников все еще остаются на свободе. Они вооружены и очень опасны».

Они убежали! Мое сердце моментально взмывает ввысь.

Я смотрю на мать и смеюсь ей в лицо.

— Мы оставили вас в дураках! Еще раз!

Внезапно ее рука обхватывает меня за пояс и я слышу щелчок. Пытаюсь отстраниться от нее, но, увы, слишком поздно. Она уже сделала снимок.

Мать смотрит на экран.

— Отлично, — говорит она. — Радостное воссоединение семьи, запечатленное на камеру. Удивительная вещь современные телефоны. Звуком и изображением можно манипулировать, как угодно. Спасибо, Бенедикт, ты дал мне именно тот материал, который был необходим. А теперь вернемся к делу. Инспектор манежа! — зовет она Сабатини. — Можешь забирать своего новобранца!

Он достает из кармана жакета свисток и подает сигнал.

Вбегают три охранника и переводят вопрошающий взгляд с Сабатини на мою мать.

— Господа, в нашей маленькой цирковой семье пополнение! — говорит Сильвио, величественно указывая на меня обеими руками. — Отведите его в общежитие и покажите ему его новый дом!

Охранники бесцеремонно хватают меня. Я сопротивляюсь, отбрыкиваюсь, кричу, но все напрасно. Когда дверь за нами закрывается, свет гаснет. Последнее, что я вижу, — это две темные фигуры: моя мать и призрак Сильвио Сабатини. Оба смотрят мне вслед.

Хошико

Мой взгляд обращен в сторону цирка. Через два дня его огни засияют снова. Сотни людей охотно встанут в очередь, желая получить билетик на лучшее место, чтобы с замиранием сердца следить за цирковым представлением и, скрестив пальцы, молиться о чьей-то скорой неминуемой смерти.

На кого они будут смотреть? Неужели на моих друзей? Неужели те еще живы? Интересно, будет ли среди них сын бедной Рози? Какие там будут номера? Будет ли в новом цирке канат под куполом?

Пальцы ног слегка покалывает. Спина выгибается дугой. Сердце часто бьется в груди.

И душой, и разумом я ненавижу цирк. Ненавижу все, что там было, все, что там будет, но мое тело, мое предательское тело жаждет цирковой жизни. Желает услышать крики толпы, ободряющие возгласы и безумные вопли. Жаждет привычных запахов дыма, пота и опилок. Хочет ощутить едва слышное гудение каната, вибрирующего под ногами.

Я никогда никому этого не говорила, даже Грете, даже Бену, но сны о цирке не всегда пугают меня. Это вовсе не обязательно сны о смерти, ужасе и безжалостном инспекторе манежа. Иногда мне снятся выступления. Иногда во сне я вижу, как танцую на канате под куполом цирка, прямо над головами зрителей. Парю в воздухе, взлетаю ввысь и выгибаюсь дугой. Иногда мне хочется, чтобы такой сон не заканчивался.

Я вздрагиваю. Нет, так не годится. Нехорошо так думать, когда в этой тюрьме томятся люди — запуганные, уязвимые и отчаявшиеся. Нехорошо, когда столько людей — Анатоль, Астрид и Луна, моя прекрасная Амина — мертвы.

Оставив предательские мысли по ту сторону хлипкой двери, я возвращаюсь. Комната наполнена безутешными рыданиями Рози. Я знаю, что должна поддержать ее, но не знаю как. В отличие от меня, Грета знает. Она осторожно опускает Боджо на пол и обнимает Рози своими детскими ручонками.

— Простите, — произносит Рози спустя несколько минут.

— Вам не нужно извиняться, — твердо говорит Джек. — Вы и без того живете в аду.

Рози кивает.

— Верно. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду, — отвечает она. — Я окаменела от горя, думая о Шоне, моем старшем сыне, и ужасно беспокоюсь за Феликса. Он стал таким злым, таким жестоким. — Рози переводит взгляд на Джека. — Удивительно, что он вообще вас впустил, — тихо добавляет она. — Ведь вы бывший Чистый и к тому же раньше служили в полиции. Есть две вещи, которые он ненавидит больше всего на свете, — Чистых и полицейских. — Она гладит Грету по голове. — Спасибо за объятие. Ты даже не представляешь, как мне это было нужно. Ты настоящий источник утешения и бодрости.

Рози больше не плачет, но видно, что она изо всех сил держится, чтобы не разрыдаться снова.

— Послушать меня, так в этом мире нет ничего важнее моих собственных бед! Я даже не представляю себе, через что вам троим пришлось пройти. Скажите мне, — произносит она уже чуть спокойнее. — Чем мы можем вам помочь? Что я могу сделать для вас? Если честно, вам повезло, что вы продержались так долго. Власти уже трижды побывали здесь. Проводили обыски, стучались в каждую дверь, искали вас.

Мое сердце замирает. Конечно, я знала, что нас ищут. Но полиция уже трижды заходила в этот случайно выбранный нами домишко. То, что копы не обошли стороной эту жалкую лачугу, каких много в этом огромном городе, говорит об одном: поиски ведутся очень тщательно. Как долго мы еще сможем скрываться в трущобах?

— Они вышли на наш след, — объясняет Джек. — Этим утром. Это долгая история. Другой парень, тот, что был вместе с нами, сдался полиции ради нашей свободы. Он очень храбрый, славный молодой человек.

— А-а-а, — говорит Рози. — Знаю. Бенедикт Бейнс. Он теперь стал народным героем — да и все вы тоже. Я хотела узнать, где он, но не стала вас спрашивать, на тот случай, если… ну, вы знаете, если все очень плохо.

Бенедикт Бейнс: храбрый парень, сказал Джек; герой, сказала она. Они оба правы. Бен действительно храбрец и герой.

— Любая информация, которой вы можете поделиться, — великая ценность для нас. Любые сведения о том, как все здесь работает, будут нам полезны. Смею предположить, что не все тут так же добры и отзывчивы, как вы. Скажите, кого нам стоит избегать? Какие места обходить стороной? И на кого мы можем рассчитывать, если хотим выжить?

Рози подошла к маленькому окошку и выглянула наружу.

— Что ж, — говорит она. — Хотелось бы думать, что большинство людей здесь вам помогут. Это ведь в духе Отбросов, верно? Мы должны держаться друг друга, несмотря ни на что.

От ее слов у меня стало легче на душе. Так всегда было заведено в цирке, но я думала, что здесь, на улицах, все иначе.

Внезапно Рози хмурится.