Флеш Рояль

— Ты всегда получаешь то, что хочешь, — эхом повторила Динка.

— Именно. Я просил тебя не спешить и хорошо подумать.

Она смотрела на его холодное, чужое лицо, и обида белым саваном опускалась, кутая и пеленая в своих объятиях. Почему? Почему он не может относиться к ней так, как относились другие нормальные парни? Как тот мальчишка с первого курса, притащивший ей на день рождения огромный букет роз, он смотрел на нее, как на чудо, как на подарок, а ведь она даже имени его не знала. И другие ребята, ведь она легко понимала, что нравится по тем восторженным взглядам, которые они на нее бросали.

А здесь ничего подобного не было и в помине. «Я, моя, мне». И взгляд, как у хищника, выслеживающего добычу. Настороженный, изучающий, в лучшем случае снисходительный. Словно она вещь, уже принадлежащая ему и по какому-то досадному недоразумению не стоящая под стеклом в гостиной.

Динка очень старалась не смотреть, но глаза против воли скользили по упругим мышцам пресса, широким прокачанным плечам, крепкой шее. За эту шею она хваталась совсем недавно, когда…

Она залилась румянцем от ногтей на ногах до кончиков волос. От Домина это не ускользнуло, и он недоуменно приподнял брови. А Динке вновь стало обидно до слез, ведь все могло быть по-другому.

«Не могло. Очнись, ты в другом мире». А в этом мире иначе быть просто не может. Здесь можно либо купить, либо вынудить, либо перехитрить. Это в том, ее родном мире парни таскают девушкам цветы, смотрят влюбленными глазами и шепчут нежные слова.

Сознание шевельнулось и выдало обрывочные фрагменты недавнего прошлого, где она явно слышала жаркий бессвязный шепот, очень даже похожий на… Видимо, не совсем она была в отключке, но все равно, разобрать что-то было невозможно, мог бы и поразборчивее бормотать, хотя нет, «моя» там точно раз двадцать было. Так откуда ей знать, что он там шептал? Может, команды отдавал, нам царям к лицу только повелевать и командовать.

Ну почему бы ей не влюбиться в кого-то из тех хороших ребят, которыми кишмя кишит университет? Почему она по-настоящему не полюбила Влада, она ведь только облегченно вздохнула, когда он предложил расстаться. Можно было бы бегать на свидания, встречаться между парами, гулять по городу и целоваться до умопомрачения на набережной под липами.

Но нет, мы не ищем легких путей. Мы идем работать в казино, влюбляемся в какого-то отмороженного циника, а потом проливаем потоки слез на алтаре любви. Да, она действительно виновата, тут Горец попал в цель, не глядя.

Динка молча стала натягивать пальто и чувствовала, как злость закипает в ней, высушивая слезы. Очень кстати, плакать она сегодня была не настроена. Максим сделал движение навстречу.

— Дина, я не должен был, прости, я просто не удержался, мне нужно было отправить тебя спать…

— Не беспокойся, — она постаралась улыбнуться как можно более приветливее, — я выспалась.

— Что? — он не понял и подошел ближе, склонив голову набок. «Один-ноль, Домин!»

— Ну как же, ты был так занят собой, что у меня получилось вздремнуть, — улыбка стала еще приветливее, — жаль, что совсем недолго.

«Два-ноль, получай». До него стало доходить, и его глаза опасно потемнели.

— Думаю, тебе стоит пересмотреть свои тарифы, ты безбожно переплачиваешь своим женщинам за их услуги. Как специалист по персоналу, хочу посоветовать тебе перейти с почасовой оплаты на посекундную, ты неплохо сэкономишь…

«Три-ноль».

— Вижу, я и так отлично сэкономил, — в темных глазах таилось что-то совсем для нее нехорошее, — на тебе. Ты уж точно не соответствуешь моим тарифам, слишком зажата, девочка моя, и это при таком обилии литературы и тематических фильмов. Могу подбросить парочку, может поможет.

«Три-один».

— Я предпочитаю практические занятия, — она застегнула последнюю пуговицу, — содержательные и продолжительные. А это такое, — неопределенно махнула рукой.

«Четыре-один. Ты не выиграешь сегодня, Домин, и не пыжься».

Он прошел мимо нее, задев плечом и даже не подумав обойти, словно ее здесь и не было. Выдвинул ящик комода, достал пачку стодолларовых купюр, вынул несколько бумажек и, спрятав остальные деньги в ящик, швырнул их на комод.

— Возьми как компенсацию за доставленные неудобства, — и слова тоже швырнул прямо ей в лицо, — за остальное платить нечего. И убирайся из моего дома.

«Четыре-десять»…

Динка молча прошла в прихожую и начала зашнуровывать ботинки. Внутри холодело от ярости. Она думала, что Домин ушел, но когда поднялась, увидела прямо над собой прищуренные глаза и наглое лицо. Очень жаль, что она не догадалась тогда записать цветистые выражения ее рыжего дебютанта — Шахматиста, так кажется его назвал Максим — было бы чем сейчас поделиться с Доминым.

Они стояли друг напротив друга, и Динке казалось, она даже видит, как искрит между ними, как мощными вспышками высекаются разряды от сталкивающихся взглядов и невысказанных слов. Да, если бы придумать, как к ним подключить генераторы, то можно было бы целый месяц спокойно освещать весь город. А может, даже хватило бы на следующий отопительный сезон.

— Твои друзья какие-то жлобы, Домин, — она постаралась хоть немного выплеснуть свою злость на Макса, несмотря на риск остаться без головы, — у тебя в доме ни одной вазы. Могли бы подарить на день рождения. Мне даже бросить в тебя нечем.

— Слушай, возьми деньги, — невозможный, пренебрежительный тон, — купи себе нормальные шмотки, а то одеваешься как беспризорница.

Динка выдержала взгляд, затем развернулась и пошла в дом.

— Куда в обуви?

— Помоешь пол, не рассыпешься.

Она подошла к комоду, открыла ящик, аккуратно ссыпала туда брошенные Максом купюры и достала пачку.

— Эй, ты не обнаглела?

Но Динка не обращала внимание, стянула с обоих краев резинки, надела на руку и бросила деньги назад. С тихим шелестом они веером легли на дно ящика. Она прошла мимо Домина, а затем на секунду задержалась возле него и сказала:

— Везет тебе, Домин. Ты точно знаешь, как сделать себя счастливым.

И закрыла за собой дверь.

***

Если бы перед Максимом поставили задачу все изгадить как можно сильнее, он вряд ли бы справился лучше. Ни одно из сказанных слов он не собирался говорить Дине, но они лились из него бесконечным потоком, смывая призрачные надежды на самый худой мир. Да, Дина выводила его из себя и распаляла, мало того, делала это осознанно, и Домин прекрасно это понимал. Однако, он в самом деле был неправ и повел себя как последняя сволочь, и осознание этого еще больше отравляло его действительность.

Дина была права, у него даже нечего разбить, а ему очень хотелось запустить чем-то тяжелым о стену, ваза, кстати бы подошла. Остается лишь собственная голова, но вряд ли если он станет биться ею о стенку, это как-то поможет исправить ситуацию.

Стоило Дине уйти, как все чувства испарились, и он стоял столбом посреди комнаты, словно остановившийся механизм, которому отключили питание.

Домин надел свитер, взял сигареты с зажигалкой и вышел на крыльцо. И увидел Дину. Она сидела на скамейке у него во дворе и пыталась заплести косу. Он закурил, а затем прислонился к перилам и смотрел, как дрожат и путаются длинные пальцы и снова чувствовал себя злодеем. А ведь он почти завязал с куревом, Максим потушил сигарету и подошел к девушке.

— Дина, пойдем в дом, — он протянул руку, но тут же убрал, увидев как она вскинулась, и ему на миг даже показалось, что среди тонких пальцев мелькнули острые коготки. — Мы оба наговорили много лишнего. Давай сейчас вернемся, ты поднимешься наверх в гостевую спальню, а утром мы спокойно поговорим.

— Подержи, пожалуйста, — она повернулась к нему спиной и протянула одну косу. Максим послушно взял косу в руки, тяжелая, но ему больше нравится, когда они распущенные, совсем недавно он зарывался в них рукой и… Что же он наделал, придурок?

Дина что-то там плела, скручивала, забрала у него косу, бросив «спасибо», а затем поднялась и покрутила головой.