Ктулху Питерский

Причем Вовка не раз размышлял о том, что до «всего этого» бабушка его одного и во двор-то выпускала неохотно, а сейчас он и в школу ходит за три квартала, и по городу гуляет, а она только вздыхает, но не требует, чтобы он сразу шел домой. Иногда ему казалось, что общая, большая опасность сделала ее не такой чуткой по отношению к его мелким опасностям.

Конечно, в городе было неспокойно. Но очень по-разному: на окраинах орудовали настоящие банды, там военные держали осаду вокруг ТЭЦ и очистных. Но чем ближе к центру, тем сильнее была власть военных, и здесь, в сердце города, можно было ходить без опаски.

У офицеров был негласный приказ — в случае, если преступление очевидно, не арестовывать преступников, а расстреливать на месте. Раз пять или шесть за последние полтора месяца Вовка слышал выстрелы.

Еще ходили слухи, что Штука словно бы контролирует количество военных рядом с собой. То есть если вдруг их станет слишком много, то часть умрет. Во всяком случае, ничем иным внятно объяснить то, что Эрмитаж был не в плотном кольце крейсеров, танков и пушек, никто не мог.

Тем временем неожиданно потеплело, и снег стал не мелким и колючим, а влажным и пушистым, да еще начало мести так, что в нескольких шагах впереди ничего не было видно.

Однажды из круговерти на них вышел военный патруль — судя по бушлатам, моряки, но Вовка с Мишкой успели прижаться к стене, и их не заметили.

Свернули с Мойки на Невский, а вскоре добрались и до арки Главного штаба. Громадные литые ворота поначалу показались закрытыми, но на самом деле в них была щель, протиснуться в которую удалось без труда — только мявкнул возмущенно котенок, про которого на мгновение забыл Вовка.

— Солдат нет, — тихо сказал Мишка.

— Вон стоят, — тут же заметил Вовка.

И действительно — у стены стояли двое и переговаривались. Прижавшись к противоположной стене, мальчишки тихо и осторожно добрались до выхода из арки на Дворцовую площадь.

— А ведь их под трибунал отдадут, — прошептал Вовка.

— Да никто не узнает, — ответил Мишка.

Дальше идти было по-настоящему страшно. Сквозь мрак снеговерти едва проступали очертания Александрийского столпа, а сам Зимний не был даже виден.

— Может, здесь оставим? — тихо спросил Мишка.

В этот момент стало ясно, что затея была нестоящей. Какой смысл спасать котенка от крыс, чтобы оставить его замерзать на Дворцовой?

Он уже был готов предложить отступление — вместе с котенком, конечно же, — когда сзади раздалось неуверенное:

— Эй! Кто здесь?

Это были солдаты. Не видящие ничего сквозь метель, но вооруженные. И Мишка рванул, но не вглубь арки, и не вдоль Штаба, а напрямую к Зимнему.

Вовке ничего не оставалось, только бежать за ним. Как говорится — сам погибай, а товарища не бросай! Тем более что без него Вовка бы и сам оказался в одиночестве.

С Александровой колонной они разминулись. Вовка бы никогда не поверил, что такое возможно, но они как-то пробежали мимо, не заметив ее, и пока он еще пыхтел, ожидая вот-вот увидеть ее на пути, вдруг едва не расшибся о ворота Эрмитажа.

— Иди сюда! — Вовка не сразу понял, откуда его зовут, а потом осознал. Мишка уже там, внутри, зашел в ворота, где в любой момент может вытянуть к нему щупальце и схватить та самая Штука!

Он помотал головой. Им с котенком было хорошо и снаружи, хотя здесь мело.

— Я туда не пойду, — сказал он уверенно.

И в этот момент неведомой силой его повлекло вперед. Ноги пошли сами, а за пазухой беспокойно заворочался, царапаясь, котенок.

Внутри было тепло и сыро. Повсюду на стенах висели «сопли» слизи, под ногами хлюпало и почему-то хрустело. Вовка попытался сопротивляться, но ноги не слушались, а вели его вглубь.

— Извини, — сказал виноватым тоном Мишка где-то впереди.

И от этого «извини» на сердце у Вовки стало тепло. Потому что друг не орал, не плакал, не жалел себя, а в первую очередь чувствовал вину перед ним.

— Да ладно, — благородно ответил Вовка. — Все по плану, считай. Котенка подарим — и сразу домой.

Но он не верил в это. Наконец впереди замерцал гнилушечный свет, а потом они вышли из коридора — и оказались в громадном зале. Здесь было светло, свет исходил прямо от стен. А стены были похожи на свежее рыбье мясо — белесые, влажные и вроде как живые.

Ноги дальше не шли, а значит, хозяин был где-то здесь. Ну или спрятался. Может, Штука считала, что они ей какую-нибудь бомбу принесли?

— Ну, это, в общем… — неуверенно начал Вовка.

Мишка тем временем потер глаза — зрение у него садилось, и Вовка все ждал, когда Мишка наконец пойдет и купит себе очки или контактные линзы, но друг уверял, что видит он хорошо, просто глаза устают — и решительно вышел в центр зала.

— Мы поздравляем тебя с наступающим Новым годом! — сказал он громко и четко. — И от лица всего Санкт-Петербурга хотим вручить тебе подарок!

Тон Вовка узнал: так на линейках выступала директриса в школе. И еще так иногда говорил диктор на радио, когда сообщал особенно радостные известия. После этого обычно — и в школе, и в жизни — становилось намного хуже. Поэтому Вовка на месте Штуки не сильно бы им доверял.

Но тем не менее он полез за пазуху и вытащил оттуда, отрывая коготки от своей рубашки — эх, попадет потом от бабушки! — Сэма. Котенок верещал не переставая.

Стены начали светиться ярче, а затем у одной из них образовался клубок щупалец, и Вовка неожиданно понял: рыбье мясо — это и есть Штука. Расползлась по стенам и отдыхает. Или размышляет. А может, это ее парадная форма для приема гостей.

Клубок тем временем перелез на пол, но к мальчишкам не двинулся, а начал расти вверх, и через несколько мгновений Вовка вдруг понял, что это такая елка: только не из веток и ствола, а из щупалец.

Котенок затих, а Мишка вдруг сказал:

— Да, и еще игрушки.

И тут же на ветках-щупальцах, неожиданно позеленевших, образовались разные фигурки. Черные и синие непрозрачные шарики, морские звезды, морские коньки, раскрытые раковины с жемчужинами. А пара веток-щупалец, направленных к Вовке, потихоньку поднялись вверх.

Намеков Вовка не понимал принципиально. Бабушка ему однажды сказала, что мужчины их не понимают. И теперь, если он не хотел, то мог очень долго не понимать, даже когда это уже и не намек был.

Но здесь не прокатило: ноги шагнули вперед сами. Вовка сделал вид, что сообразил, чего от него хотят, и дальше прошел сам, в конце положив Сэма прямо под щупальцевую елку.

При этом он пожелал котенку, чтобы тот был, как его знаменитый тезка, по-настоящему непотопляемым. Потому что имя зверенышу дал Вовка, и дал он его не просто так, а в честь другого кота, про которого читал в книжке.

Котенок, к удивлению Вовки, спокойно уселся и принялся вылизывать лапы. Одно из елочных щупалец осторожно его погладило — против шерсти, — на что Сэм зашипел, а другое сразу после этого погладило по шерсти, что Сэм благосклонно проигнорировал.

А потом от стены отделился еще один клубок, упал на пол, и из него сформировался гигантский, выше двух метров, человек. Ну то есть, Вовка вначале подумал, что человек. Потому что вместо ног у него было штук пятнадцать щупалец, да и сам он состоял из них, но потом они как-то слегка пригладились, что ли, и окрасились в разные цвета — и вот это был уже не клубок щупалец, а нечто похожее на Деда Мороза.

Длинный синий халат, синий же колпак, бородатое розовощекое лицо с закрытыми глазами — Вовке очень не хотелось, чтобы глаза открылись. Серая борода из тонких, но все же щупалец. Горбатый зловещий нос. Черные перчатки, больше похожие на боксерские.

Посох. И — за спиной — словно пришитый к халату мешок. Это ужасное подобие Деда Мороза сделало несколько шагов к Мишке, а потом дотронулось до него посохом. И в этот момент Вовка с ужасом понял, что у его друга прямо под руками с обоих боков появилось по длинному щупальцу.

— Нет, нет, не надо! — заорал он, когда «Дед Мороз» направился к нему. — Нет!