Агротора. Подаренное пламя

На два дня дом погрузился в гробовую тишину. Все были тихи и печальны. Даже дети, чувствуя общее настроение, вели себя крайне послушно, хотя не понимали, почему Алевтина частенько убегает из комнаты, всхлипывая, и почему Галина больше не ворчит по каждому поводу.

Влад исчезал в лесу и появлялся только к вечеру. Ему, видно, было чуждо наше горе, и он старался как можно меньше попадаться на глаза. Но его брат так не поступал. Не знаю, что там чувствовал Матвей, но на лице его постоянно было истинное сочувствие и сопереживание.

Удивительным было то, что моя мать сблизилась с Матвеем. Он говорил ей что-то такое, отчего женщина хотя бы на время успокаивалась. В этом не было ничего романтичного, маме просто нужен был хороший собеседник.

Папа не выходил из своей комнаты. Не знаю, что он там делал — но почему-то мне казалось, что он пил.

Агния по большей части сидела на берегу реки и рисовала. Наблюдая за ней, я поняла, что руки её дрожат, и колдунья чаще выкидывала наброски в реку, чем я курила. А курила я много. Её красивое лицо ничего не выражало, но что-то в позе сестры выражало сильные душевные страдания.

Я не знала, что делать. Все мои идеи исчерпали себя. Когда я решила перепроверить демоническую книгу на чердаке, её там не оказалось. Видимо, Галина подозревала, что кто-то её нашел, и решила перепрятать. Почему я была уверена, что она не знала, кто именно нашел книгу? В этом случае старуха давно бы выдала себя, пытаясь убрать меня с дороги.

Остался один день до дня рождения Маши. Ночью я не могла заснуть, смотрела в потолок и слушала размеренное дыхание Эльвиры под боком. Агния на другой стороне кровати повернулась спиной ко мне.

Шел третий час ночи. До рассвета — каких-то шестьдесят минут. В этот миг мне пришла в голову гениальная идея. Я собралась подскочить, но в этот момент раздался шорох на другой стороне кровати, и я застыла.

Агния осторожно встала с кровати и повернула голову в мою сторону. Я притворилась, что сплю — отчего-то создавалось такое ощущение, что сестра что-то скрывала, и я намеревалась проследить за ней.

Колдунья поправила подол полупрозрачного шелкового пеньюара, запахнула коротенький халат и вышла из комнаты. Осторожно, чтобы не выдать себя, я направилась за ней.

«Господи», — наверное, впервые в жизни молилась я, — «прошу тебя, пусть она не будет заодно с Галиной!».

Агния тихонько направилась на третий этаж, оглядываясь на каждом шагу. Зачем она оглядывалась — не пойму. Со своими навыками агроторы я без труда следила за ней из темноты, и она этого не заметила.

Дыхание перехватило, когда я поняла, куда она направляется. Агния тихо прикрыла дверь, и я тихо засмеялась от облегчения, сев на ступеньку лестницы. Она зашла в комнату Влада.

Ладно, я была счастлива. Уж лучше пусть Агния тайком бегает к Владу по ночам, чем на демонические шабаши.

Я осторожно прошла по коридору и поднялась туда, где меня не будет слышно — на чердак. Плотно прикрыв дверь, тихо позвала:

— Тимофей!

Никто не ответил.

За несколько минут до ухода Агнии я вспомнила, что с тех пор, как демоническая книга побывала в моих руках, домовой не появлялся. Значит, у него есть ответы.

— Тимофей, я же не отстану.

Послышалось тихое ворчание, а затем низкорослый домовой появился из-за одной из пыльных коробок.

— Чего вам, Софья Пална? — спросил Тимофей, не поднимая на меня глаз.

— Ты ведь знаешь, да?

— Знаю что, Софья Пална?

Теперь я была уверена в своей правоте. Тимофей что-то скрывал.

— Ты знаешь о Галине?

Домовой, все так же не поднимая глаз, едва заметно кивнул.

— Почему ты ничего мне не рассказал? — спросила я.

Тимофей горько вздохнул и уныло проговорил:

— Галина Михална заколдовала меня. Я никому ничего не могу сказать, если только меня об этом не спросят. Вы спросили.

Ну вот. Теперь мой мир перевернулся окончательно. От осознания этого я не обрадовалась.

— Что она делает с Машей?

— Забирает жизненную силу, — прошелестел домовой.

Я закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Сердце застучало, словно бешеное.

— О, боже мой, — выдохнула я.

Трудно было в это поверить — Галина, мудрая и разумная глава нашей семьи, стремится убить свою правнучку. Нет, я не заплакала, но сердце судорожно сжалось от боли.

Облизав вдруг пересохшие губы, я с трудом спросила:

— Как… как мне спасти Машу?

Впервые Тимофей поднял на меня глаза и недоуменно пробормотал:

— Но ведь… Агния Максимовна же…

Я догадалась, о чем говорит домовой. Опрометью сбежав по ступеням чердака, я за несколько секунд достигла своей комнаты и, совсем забыв о сладком сне Эльвиры, судорожно начала искать в куче рисунков, лежащих на подоконнике, ответ. Я и Влад… Маша в гробу… Галина передо мной…

Вот оно! Рисунок, ничем не примечательный. Но на нем изображено растение, хорошо мне знакомое. Вех. Или, если быть точнее, вех ядовитый. Одно из самых ядовитых растений. Ядовито всё растение, но особенно корневище. Вёх коварен своим приятным морковным запахом. Морковным.

Теперь все встало на свои места. Вот почему Маша бормотала слово «морковь». Галина добавляла понемногу вёха в воду, а потом давала пить Маше. Именно поэтому моя сестра медленно, но верно угасала. Нужно убрать вех.

Я как можно тише спустилась на первый этаж и, затаив дыхание, прошла мимо Галининой комнаты. Когда успешно преодолела это препятствие, то облегченно вдохнула.

Маша едва слышно дышала, и в свете луны, льющимся слабым потоком из небольшого окошка, она казалась молочно-белой. На миг мне даже почудилось, что дыхание её остановилось.

Я нашла бутылку, из которой Галина наливала воды Маше, и поднесла к носу. Как и ожидалось, присутствовал слабый морковный запах. Я вылила эту воду в угол, а затем начала искать в банках, стоящих на пыльных полках, растолченный вёх. Уж его-то я узнаю. Правда, мешало отсутствие света, но глаза мои уже привыкали к полумраку.

Вот он, вёх. Аккуратно подписанный, он скромно стоял за другими банками, ничем не привлекая к себе внимания.

Я высыпала его под кровать (чистота меня сейчас мало заботила), заменив его растолченным корнем ромашки, собранной на Иван Купало. Максимум, что от него будет — гиперактивность. Надеюсь, старуха не заметит.

Ну вот. Если Галина с утра попытается напоить Машу, то сестра проживет еще несколько дней. Я успею рассказать все семье.

Спать не хотелось. На улице светало, и я спустилась в кухню. Почти бессознательно достала чашку и налила воды из глиняного графина, стоящего на столе. Ничто не предвещало беды.

Едва глотнув воды, я выплюнула её и закашлялась. Глаза заслезились. Это была не вода — это было что-то ядовитое. Вроде кислоты. Казалось, что боль разъедает мой рот изнутри. Сердце испуганно заколотилось, и я открыла кран, надеясь, что проточная вода поможет.

— Я в тебе не сомневалась, дорогая, — послышался сзади спокойный голос Галины.

Я резко развернулась, но поздно. По голове ударило что-то тяжелое, и свет в глазах померк.

Казалось, прошли годы, прежде чем я очнулась. Голова пульсировала ноющей болью. Застонав, я с трудом пошевелилась. Сил сесть не было.

— Советую еще пару минут полежать.

Голос Галины. Равнодушный, рассудительный. Но, самое главное, не ворчливый. Было непривычно не слышать нотки недовольства в голосе старухи.

— Прежде, чем ты начнешь задавать вопросы, отвечу на самые поверхностные. Ты в моей комнате. Кричи, сколько влезет — тебя никто не услышит. Конечно, если сил хватит закричать. Все оружие, что было на тебе, я забрала, хотя оно тебе в любом случае не понадобилось бы.

Я медленно открыла глаза. Галина сидела на кровати и вполне уверенно изучала содержимое моего чемодана — её интересовало именно оружие.

— Гаррота, сюрикэны, колья, ножи, яды… — задумчиво проговорила Галина. Подняв на меня серые глаза, она с кривой улыбкой призналась: — Похоже, я тебя недооценивала.