Страница 25 из 39
— Ага.
— Если не секрет, что именно?
Я криво усмехнулась и пожала плечами:
— Откуда ж я знаю? Но это должно быть здесь, наверху.
Соня… Не бросай меня… Наверху… Она… Морковь и книга… Морковь и книга…
— «Это»?
Я открыла одну из коробок и стала в ней рыться. Обычные безделушки, хранящиеся на большинстве чердаков — елочные игрушки, гирлянды, детские вещи и прочий хлам.
— Где-то я слышала, что безумцы гораздо умнее обычных людей, — пробормотала я. — Надеюсь, бред тоже относится к разряду безумия.
— Соня, о чем ты говоришь? — не выдержал Матвей.
— Я иду искать — кто не спрятался, я не виноват! — громко воскликнул внизу Глеб.
У меня в голове вновь прозвучали слова Маши. Наверху — безусловно, на чердаке. Морковь — маловероятно. Книга — это уже зацепка.
Я прошлась по чердаку и глубоко вздохнула. Ничего нет. Может, я просто параноик? Мол, слишком много раз меня били по голове или что-то вроде этого.
— Как же тут пыльно, — проворчала я, вытирая ладони о джинсы. Ну да, я и чистоплотность — разные вещи.
— Не совсем, — задумчиво проговорил Матвей.
Я остановилась и глянула на него:
— Прости, что?
Вишневецкий не посмотрел на меня. Он указал пальцем на пол:
— Глянь, некоторое пространство протоптано, и явно не тобой.
Я внимательно пригляделась к полу. А ведь правда, было такое чистое пространство от двери и как раз до того места, где я стояла. Словно ходили тут часто.
— Ты гений, — пробормотала я и отступила. Послышалось хмыканье Матвея. Сев на корточки, я провела рукой по полу. Одна дощечка явно было не прибита гвоздем. Как можно тише вытащив её, я засунула руку в щель и ощутила поверхность, похожую на кожу.
— Тут даже паутины нет, — заметила я и достала эту вещь.
Это была старинная книга, обернутая черной кожей. На ней не было ни надписей, ни рисунков, и я бездумно открыла её. Я забыла обо всем на свете.
***
Василиск встал прямо передо мной, я чувствовала его омерзительное дыхание на своем лице. Затем тычок в щеку, ощущение, как будто клюнул петух. Несмотря на очевидно петушиный клюв, по челюсти влажным следом прошелся длинный раздвоенный язык, очевидно, змеиный.
***
Я в это время забилась в самый дальний угол склепа и спрятала лицо за всклокоченными грязными волосами. Стыдно, страшно, больно. Сквозь темные пряди видела, как медленно подступают ко мне они. Спасители… наверное.
***
Я зарычала и, оказавшись рядом с Агнией, схватила ту за шею, тем самым поднимая голову. Судя по выражению её лица, она увидела саму смерть. Телефон её давно упал на асфальт.
— Не смей отводить глаза! — прошипела я, сжимая рукой оказавшуюся такой хрупкой шейку. Пульс бился соблазнительно быстро. Агния испуганно взглянула на меня. — Будь готова, сестра. Я пришла, и я выполню свое обещание. Считай, твой мир уже уничтожен.
Все боги мира мне в свидетели, злость и обида обострили жажду, и впиться внезапно вытянувшимися клыками в шею родственницы оказалось упоительно сладко. Девушка не сопротивлялась, нет. Её руки безвольно повисли, а с губ сорвался всхлип и… слабое «Прости».
***
— Из-за преступной связи с демоном ты будешь приговорена тайно, — начал Бобровский, прикоснувшись острым кончиком к коже, под которой билось сердце. — София Стрельцова, за… сокрытие демона от закона и прочие преступления ты приговариваешься к смертной казни.
Острие чуть надавило, и я зажмурилась, пряча слезы. Оказалось, я не хотела умирать. Забавно, потому что еще час назад готова была жизнь отдать в этой борьбе.
Боль пронзила грудь, и капелька крови сбежала вниз… В голове мелькнула мысль о самом дорогом мне человеке и…
— Соня?! Соня!
Это Матвей обеспокоенно звал меня, тряся за плечи. Увидев, что я очнулась, он с облегчением выдохнул и обхватил мое лицо руками.
— Что с тобой случилось?
Я недовольно отодвинулась от его рук и обхватила себя руками. Затем посмотрела на испуганное лицо Матвея, на книгу, лежащую недалеко, и истерически хихикнула:
— Скажи, а я ведь очнулась только тогда, когда ты откинул книгу?
Вишневецкий обескуражено кивнул. Судорожно вдохнув, я попыталась заглушить рвущуюся наружу истерику.
— Может, объяснишь, что это был за припадок? — спросил Матвей.
Забавно, за последние несколько дней он видел меня без сознания или раненую больше, чем кто-либо за последние десять лет!
— Ударь меня, — проговорила я.
— Что?!
— Ударь!
Раздался звук пощечины. Боль отрезвила меня и позволила мыслить более ясно. Собравшись с мыслями, я проговорила:
— Это черная книга. В ней заключены заклинания, призывающие какого-то демона.
Вампир был по-настоящему поражен:
— Невозможно… Демонические книги давно утеряны.
— Как видишь — не все, — отрезала я. — Во-первых, она сделала из человеческой кожи.
Матвей подозрительно покосился на книгу, и осознание вкупе с отвращением появилось в его глазах. А я-то думала, вампиры небрезгливы в этом плане.
— Во-вторых, её открывать могут лишь те, кто поистине на стороне зла, — я усмехнулась: — Вообще-то, думалось мне, что я, если не на стороне зла, то довольно близка к этому, а оказалось, что нет. Раз книга мне не открылась мне.
Я медленно взяла фолиант в руки. Так как открывать его не собиралась, а всего лишь положить на место, то кровавые видения не появились. Я с облегчением выдохнула и быстро вернула вещь на место.
Едва дощечка была возвращена на место, дверь открылась, и Глеб победно воскликнул:
— Нашел!
— Окей, парень, ты молодец, — улыбнулся Матвей. Он был совершенно спокоен, что значило только одно — вампир прекрасный актер. Глеб умчался вниз, искать других, и мы вновь остались наедине.
— И как эта книга оказалась здесь? — спросил Матвей.
— А ты как думаешь? — устало произнесла я.
— Галина?.. — шепотом спросил вампир. Я приложила палец к губам, и тихо произнесла:
— Не говори никому. Даже Владу. Мне нужны доказательства для того, чтобы разоблачить её. И убить.
Матвей приподнял брови в изумлении:
— Ты собираешься убить свою прабабку?
— Я собираюсь убить слугу демона, — жестко отрезала я, хотя на душе кошки скребли. — Практическая демонология запрещена законом, и её использование карается незамедлительной казнью.
Вишневецкий покачал головой:
— Мы знакомы с тобой без малого три дня, а ты уже тысячу раз удивила меня.
— Даже знать не хочу, комплимент это или оскорбление, — с кривой ухмылкой ответила я и направилась прочь из чердака.
Я не сказала Матвею главного. То, что я запомнила с уроков теоретической демонологии в Академии. Если книгу откроет тот, кто полностью принадлежит добру, он умрет мгновенно. Прикоснуться к книге, но не открыть её и выжить может только человек, достаточно близкий к стороне зла. Однако я никогда не слышала, чтобы у кого-то при соприкосновении с темным артефактом были видения.
Весь день я пыталась свыкнуться с мыслью, что моя прабабка — слуга демона. Многое еще зависело от того, заклинание призыва какого демона хранится в этой книге. Это может быть какой-нибудь низший демон с самыми слабыми способностями, а может… А может это сам Князь.
За ужином я была замкнута и молчалива. Агния пыталась разговорить меня, но безуспешно. В конце концов, она оставила эти попытки и начала флиртовать с обоими Вишневецкими. Через десять минут этой бессмысленной болтовни я извинилась и вышла из дома. На улице начинало темнеть.
Сев на скамейку около дома, я вытащила сигарету и зажгла её с помощью своей магии, а затем глубоко затянулась. Я нервничала, хотя казалось, что давно забыла это чувство. Всегда собранная, готовая к атаке агротора Соня словно исчезла, а на её месте появился растерянный подросток.
Днем я посмотрела на рисунок Агнии иначе. Перед Машей стояли две фигуры — Галина и Смерть с косой. Я считала, что именно Галина защищает мою сестру от смерти — оказалось совсем наоборот. Тут же в голову мне пришла мысль — ведь другой рисунок Агнии так же изображал Галину и Смерть — только не перед Машей, а передо мной, только я лежала на кровати, а не в гробу.