Страница 234 из 239
- Да! И в Петербурге есть она, - продолжал Каллаш, не смущаясь прозаическим настроением своего оппонента. - Помню я, еще чуть ли не с детства, одни стихи... И мне они невольно приходят на мысль, каждый раз вот в подобные ночи... Так вот и вылился в них весь этот город! Баронесса, мягко заглянул он вдруг в лицо своей соседки, - не будете ли вы почутче да поотзывчивее этого тюленя? Я сегодня - и сам не знаю - совсем в особенном настроении. Все ваша фантазия виновата: зачем кататься поехали. Спойте нам песню! У вас ведь славный контральто.
- Не до песен, мой милый граф, не расположена я сегодня, - шутливо ответила Наташа, мельком бросив исподлобья на пана Казимира какой-то многозначительный и только им обоим понятный взгляд. - Говорите лучше ваши стихи, я стану слушать.
- Стихи... Да, это, говорю вам, хорошие, больные стихи; и, должно быть, они сложились в точно такую же белую ночь... Хотите - слушайте! - согласился он и, помолчав с минуту, как бы припоминая строфы, начал задумчиво и тихо:
Да, я люблю его, громадный, гордый град,
Но не за то, за что другие;
Не здания его, не пышный блеск палат
И не граниты вековые.
Я в нем люблю... о нет! скорбящею душой
Я прозреваю в нем иное
Его страдание под ледяной корой,
Его страдание больное.
Пусть почву шаткую он заковал в гранит
И защитил ее от моря,
И пусть сурово он в самом себе таит
Волненья радости и горя,
И пусть его река к стопам его несет
И роскоши, и неги дани
На них отпечатлен тяжелый след забот,
Людского пота и страданий.
- Недурно! - равнодушно процедила сквозь зубы баронесса, следя за всеми движениями лица увлекающегося графа и в то же время исподволь да исподтишка переметываясь взглядом с паном Казимиром.
- "Недурно!" - с легкой досадой возразил ей Каллаш. - "Недурно"! Да разве это настоящее слово? Разве может быть только недурно то, что далось слезами, и болью, и желчью?.. Эх, баронесса!.. Да нет, вы послушайте!
И он снова начал декламировать, и его стихам отвечали равномерные взмахи весел, с которых звонко летели серебристые брызги, а лодка шла да шла себе далее, вдоль по течению, и приближалась уже к Николаевскому мосту.
Бодлевский оглянулся назад и незаметно мигнул Наташе.
Та слегка повернула руль и направила ход как раз под крайнюю арку моста, с которой впадает он в Благовещенскую улицу.
А граф меж тем, ничего не замечая, досказывал свое любимое стихотворение:
И пусть горят светло огни его палат,
Пусть слышны в них веселья звуки:
Обман, один обман! Они не заглушат
Безумно страшных стонов муки!
Страдания одни привык я подмечать.
В окне с богатою гардиной,
Иль в темном уголку, - везде его печать.
Страданье уровень единый!
И в те часы, когда на город гордый мой
Ложится ночь без тьмы и тени,
Когда прозрачно все - мелькает предо мной
Рой отвратительных видений.
Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо все вокруг,
Пусть все прозрачно и спокойно:
В покое том затих на время злой недуг,
И то прозрачность язвы гнойной.
- Вы кончили? - слегка, но очень грациозно зевнув, равнодушно спросила баронесса и при этом улыбнулась, чтобы немножко смаслить ему впечатление зевоты.
- Кончил! - коротко ответил граф и не без маленькой досады швырнул в воду окурок потухшей сигары.
- Чьи это стихи?
- Аполлона Григорьева.
- Vraiment, c'est joli!* - опять улыбнулась баронесса. - А вы любите, граф, маленькие сильные ощущения? - спросила она внезапно.
______________
* В самом деле, это красиво! (фр.)
- Я люблю всякие, но предпочитаю большие, крупные.
- Ну, я вам сейчас доставлю маленькое, хотя на меня оно всегда действует с некоторой силой. Вы же, кстати, настроены сегодня так поэтически; а то, что я вам покажу - cela va etre bien fantastique*.
______________
* Это будет очень фантастично (фр.).
- Что же это такое? - в свою очередь равнодушно спросил Каллаш.
- А вот сейчас увидите. Вы знаете, что в Петербурге есть подземные тоннели?
- В Петербурге? - с недоверчивым удивлением переспросил Каллаш.
- Да, в Петербурге! Целые подземные каналы, наполненные водой, и по ним свободно могут ходить лодки - я сама прогуливалась там несколько раз. Не правда ли, это пахнет чем-то новым, совсем непетербургским.
- Н-да... признаюсь, я, кроме пассажного тоннеля, не подозревал здесь никаких, - улыбнулся заинтересованный Каллаш. - Да где ж это они? Покажите, пожалуйста!
- А вот в нескольких саженях - сейчас подъедем.
Шлюпка вступила под крайний, ближайший к набережной мостовой пролет, где было уже гораздо сумрачнее, чем на реке, и тут-то, налево, в гранитной набережной разглядел Каллаш полукруглую арку, совершенно скрытую снаружи под мостовым спуском.
Там, в глубине под нею, было темно и глухо.
- Вы не боитесь? - с задирчиво вызывающей интонацией улыбнулась Наташа.
- Если прикажете, буду бояться, - отшутился граф.
- Хотите проехаться?
- С удовольствием.
- Только это ведь небезопасно: там, говорят перевозчики, очень часто скрываются невские пираты.
- В таком случае мы выдержим с ними морское сражение. Это крайне интересно!
- Интересно? - мило-кокетливо протянула баронесса. - Да вы, я вижу, совсем не трус-таки.
- Немножко нет.
- Табань, Казимир! Заворачивай в арку.
И шлюпка круто врезалась в воду канала.
Это было устье тоннеля. Проходя под Благовещенской улицей, он начинается как раз против Конногвардейского бульвара, под тем углом Крюкова канала, о-бок с которым находятся известные Пушкинские бани. Другой подземный водяной путь берет начало свое от этого же места и проходит под самым Конногвардейским бульваром, пересекая Сенатскую площадь и вливаясь, как говорят, в открытый канал внутри Адмиралтейства. Одна ветвь, довольно, впрочем, узкая, отделяется от него под углом Адмиралтейского бульвара и идет под ним параллельно фасаду здания Синода и Сената, вливаясь в Неву близ бывшего Исаакиевского моста.
Трех наших путников объяла совершенная тьма. На другом конце канала, вдали чуть-чуть светлелась только, в виде мутно-туманного пятна, выходная арка на Крюков канал. Все вокруг было тихо и глухо. Вода слегка плескалась в каменные бока подземного свода и как-то особенно мелодически падала звонкими, сбегающими каплями с поднятых и неработающих весел. Зато там, над головою, на поверхности земли - словно грохот, шум свирепой бури раздавался, словно клокотала там сильнейшая гроза. Еще за две, за три минуты, на середине реки все было так тихо и покойно, а здесь, едва ли успела шлюпка въехать под эти мрачные своды, как вдруг зарокотали глухие, но грозные и непрерывные раскаты грома, так что казалось, будто самые своды тоннеля содрогаются от этих раскатов.