Страница 138 из 239
Но столько же, сколько своим родством с княгиней Подхалим-Закорюковой и князем Иваном Почечуем, домовитые птицы любят хвалиться при случае и своим коротким знакомством с различными представителями ныне сияющих барских фамилий. Нужды нет, что эти представители иногда успели уже давным-давно позабыть о самом существовании какой-либо птицы и даже не вспомнят имени ее, если начать им припоминать и растолковывать, домовитые птицы все-таки хвалятся этими quasi знакомыми, и это приносит им истинное удовольствие. Если кому-нибудь случится упомянуть случайно имя какого-либо из этих современно блистающих представителей, птица никак не утерпит, чтобы не умаслить при этом лицо свое улыбкой, довольством сияющей, и не промолвить тоном, в котором будет сквозить оттенок даже некоторой приятельской фамильярности, смешанной, впрочем, с чувством подобающей почтительности: "А... Князь Илья Семенович!.. - скажет птица. - Как же, как же! Старые сослуживцы!.. Приятелями были!" или "Э, батенька, что вы мне говорите про графа Андрея!.. Уж мне ли не знать его! Однокашники! На одной скамейке сидели, вместе на кулачки дрались, вместе и посекали нас!" или наконец: "Когда я воспитывалась в Смольном, мы с княгиней Аглаей уж какие подруги были!.. Она теперь, как встретит меня, все вспоминает: а помнишь, ma chere*, кофейных? а помнишь, mon ange**, нашу maman?.. Такая, право, милочка эта княгиня Аглая!.. Все к себе зовет, да вот - никак не соберусь!" И при этом необходимо следует полный вздох умиления и довольства. И птицы счастливы, что им удалось намекнуть или приплести кстати и некстати о своем аристократическом знакомстве. Они, все без исключения, необыкновенно интересуются знать, что делается в кругу этих современно блистающих представителей, о чем они говорят, чем занимаются, кто за кого дочку выдал или сына женил, какая жена с мужем разошлась и отчего это произошло, и кто и с кем находятся в контре; и при этом обнаруживается у них полное и самое подробное знание восходящего родства и свойства этих знаменитостей и самое твердое знание всех без исключения имен и отчеств их, так что если промеж ними, например, говорится: "Князь Андреич, или графиня Дарья Савельевна", то каждый уж очень хорошо знает, о каком именно князе Владимире Андреиче и о какой графине Дарье Савельевне идет дело. И все принимают участие в этом разговоре и сердцу каждого оказываются весьма близки и князь Владимир Андреевич и графиня Дарья Савельевна; а те, между прочим, даже и не подозревают, что есть на свете совсем посторонние люди, которые так живо, com amore***, интересуются их особами и их делами. Но как тут не интересоваться, если сплетни и рассказы из высшего света составляют пищу и одну из любимейших тем домовитых птиц при каждой почти их встрече, при каждом птичьем собрании!
______________
* Милочка (фр.).
** Мой ангел (фр.).
*** С любовью (фр.).
Птицы, однако, не любят сходиться с новыми личностями. Они предпочитают вращаться в тесном и замкнутом кружке своего птичьего общества, члены коего все связаны друг с другом самою интимною привязанностью, и постороннему человеку, что называется "человеку с ветра", нет почти никакой возможности проникнуть в их заколдованный круг - разве уж кто-нибудь из доверенных птичьих членов, за строгим своим ручательством в достодолжной доброкачественности рекомендуемого субъекта, возьмется ввести его в птичье общество, и тогда уже новая личность остается на ответственности своего поручителя. Для этого надо, так сказать, пройти несколько мытарств и искусов.
- Евдокия Петровна! Савелий Никанорович! - говорит какой-нибудь член птичьего общества. - К вам в дом желает быть представленным господин Триждыотреченский. Позволите вы это?.. Он уже давно ищет этой чести.
Евдокия Петровна и Савелий Никанорович делают мину кислого и недоверчивого свойства.
- А кто такой этот Триждыотреченский? - мямлят они сквозь зубы...
- Триждыотреченский?.. Мм... Он, сколько мне кажется, очень достойный и благонамеренный человек, - замечает адвокат нововводимого члена.
- А какой чин на нем?
- Титулярный советник, в капитанском ранге.
Евдокия Петровна и Савелий Никанорович вторично делают мину отчасти кислого свойства.
- А где служит? - продолжают они.
- В N-ском департаменте столоначальником.
- Хм... А как начальство аттестует его?
- Начальство ничего... Чиновник доброкачественный.
- То-то! Нынче поди-ка поищи их доброкачественных-то! Все вольнодумство да непочтительность! - с прискорбием размышляют супруги.
- Н-да-с!.. Времена!.. Что называется tempora et mores*, как сказал философ... все "прогресс" этот! - с грустно-презрительно-снисходительной улыбкой вздыхает в ответ на это размышление адвокат господина Триждыотреченского.
______________
* Времена и нравы (фр.).
- А достаточно ли скромен он? - продолжают между тем супруги.
- О, да! Он очень скромен и почтителен.
- Не пьет ли, не дебоширствует ли, да на стороне не держит ли чего?
- Боже сохрани и избави! Как это можно!
- То-то... Нынче времена-то какие!.. А сколько лет ему?
- Ему-то? Да тридцать девятый пошел недавно.
- Только всего-то тридцать девятый еще? - восклицают с некоторым недоверием и даже с беспокойным опасением супруги. - Молодой такой человек... Не опасно ли?.. Ведь они нынче, знаете ли, какие, эти молодые-то люди! Богоотступники, красные!.. Право, я и не знала, что он такой молодой... Уж знакомить ли вам его, полно?.. Что как он красный? Ведь этак позор на весь дом наш ляжет тогда.
- Нет, уж за это ручаюсь! Уж красноты в нем нет ни малейшей!
Евдокии Петровне и Савелию Никаноровичу сорок лет казались еще молодостью. Это, впрочем, нисколько не удивительно, так как им обоим, в общей сложности, было около ста тридцати с маленьким хвостиком.
- А богобоязнен ли он? - продолжают они допрашивать с неуменьшающимися беспокойством и заботливостью.
- О, да! Богобоязнен. Четырежды в год постится.
- К старшим почтителен ли?
- Я уж докладывал, что вполне удовлетворяет.
- Ну, то-то! А не пересмешник ли он? К нам вот тоже как-то один затесался, да потом осмеял в газете.
- Ой, нет, нет!.. Боже сохрани!.. Боже сохрани и помилуй! отмахивается и крестом и пестом адвокат Триждыотреченского.