Страница 2 из 25
Но на этот раз чудовище зашипело на меня, и замахнулось лапой, с когтями-кинжалами. Прикрыв голову руками, я присел, как будто это меня спасет. Но боли не последовало.
Треснула ткань.
По пещере рассыпались семена, прямо к моим ногам, а мешки были разорваны пополам.
- Не могу теперь, мешков нет, - бросила она, и покинула меня, быстрым шагом стремясь наружу.
Да, у нее и чувство юмора есть.
Спустя некоторое время, я понял, что мои просьбы и мольбы отпустить меня на свободу – не работают. Она либо улетала, либо фыркала, отворачиваясь.
Тогда прошлось вернуться к первоначальному плану, и я продолжил доставать ее своими нуждами.
Однако в этом пункте она была покорна. Вскоре у меня была ткань для одежды, некоторые садовые инструменты, и даже книги, хотя она не и не понимала, зачем они.
- Чтобы читать, - пояснил я, - так люди становятся умными.
На этот раз мои слова не показались ей занятными. Она сузила свои сапфировые глаза и, кажется, опять серьезно разозлилась.
- Люди не могут умными. К тому же такие детеныши как ты, - чем больше мы проводили времени вместе, тем лучше она говорила, а я понимал ее.
- Не всегда же мне быть детенышем, к тому же мне скучно в этой пещере, что еще делать? Ты не говоришь со мной, никуда не выпускаешь, за все пребывание тут, я только и сделал себе, что отходную яму.
Шуток, она, естественно, не понимала. И, похоже, даже обиделась.
А что еще было делать? Внятно на мои вопросы, зачем она притащила меня сюда, Алма не отвечала, опускать тоже не собиралась, и я делал все возможное.
Однажды, когда она очередной раз улетела (делалось это два раза – ранним утром, и поздним вечером) – я обошел эту поляну кругом, но ни одной зацепки, ни одного камня не торчало так, чтобы я мог выбраться наружу. Да и, честно сказать, сам бы я из этого леса не вышел.
Как-то ночью, когда мы уже легли спать, мне в голову пришла еще одна идея. Алмарэн периодически сбрасывала когти, как кошка, на месте которых вырастали новые. И один я нашел в пещере. Она спала рядом со мной, с каждым днем подбираясь все ближе, и полностью мне доверяла. Я примерно понимал, где у нее находится сердце. Где венка на шее. Где мягкое место на животе.
Я взял ее отвалившийся коготь. Он блестел как металл, и до сих пор оставался острым, как лезвие.
Вот, я почти вплотную к ней. Она спит, тихо дыша, ничего не подозревая. Уши не шевельнулись. Даже не вздрогнула.
Неважно как, но я смогу выбраться отсюда, если она не будет мешать. Так близко. И мне хватит сил.
Я замахнулся, поднял руку, и вот-вот готов был отпустить.
Сейчас ее кровь заполнит эту пещеру. Она погибнет и больше никогда не полетит над городом. Черные чешуи не осветит солнце. В листве не будет ее присутствия.
Давай, не тяни!
Коготь выпал из ослабших рук.
Я не смог.
Смотря на Алмарэн, не виделось ничего человеческого, ничего доброго и милого, к чему обычно стремиться человеческое сердце. Так почему так дрожат руки? Почему слезятся глаза, и тело, будто не мое?
Рыцари убивают чудовищ - как семечки щелкают. Я не смог навредить той, что похитила меня и держит в заточении.
Выкинув этот коготь подальше, я лег на теплую овчинную шкуру, которую она мне принесла.
- Ничего, - хныкая и закрывая глаза, произнес я, - когда чуть подрасту, вызову тебя на честный бой, и вернусь домой.
Я не мог знать, сколько прошло времени.
В месте, где мы жили, всегда было лето, и поэтому, спустя месяц, мне пришла идея считать дни, завязывая на одно из деревьев на поляне, кусочки ткани.
Алма внимательно наблюдала за мной, поджимая уши, или изгибая голову, лежа на теплом камне – грелась на солнце.
- Зачем? – ее голос постепенно покидал рык, и интонация все больше походила на человеческую.
- Дни считаю, - сегодня лента была уже тридцатой.
- Зачем?
Я обернулся к ней, как раз когда она снова склонил голову в вопросе.
- Знать сколько я провел. Сколько месяцев, лет. Считать свой примерный возраст.
- Вам, людям, важен свой возраст?
- Конечно, - я подошел ближе к Алме и сел на тот же камень, рядом, смотря на блеск зелени, там, наверху, - мы же не вечно живем. Ведь когда-то я умру.
«И ты снова останешься одна», - промелькнуло в моей голове, но я умолчал. О да, теперь я не хочу ранить чувства чудовища. Докатился.
- Как тебя зовут? - ни с того, ни с сего решила узнать она, спустя столько времени.
И тут я понял, что не помню. Может, если бы кто-то позвал меня, я бы откликнулся. Но сейчас… Черт, как я мог забыть!
- Не помню, Алма, честное слово.
Она вильнула хвостом и поднялась, расправляя крылья. Солнце клонилось к горизонту. Пришло ее время.
- В тот день, ты назвал меня – Алма-Рэн. Так пусть, я буду звать тебя Рэн. Человеческим именем, раз ты человек, и раз ты смертен.
В этот вечер я не совсем понял ее слова, она вообще часто загадочно говорила, то ли думая о чем-то своем, то ли не до конца понимала смысл человеческой речи и слов. Но мое новое имя мне нравилось. А еще нравилось, что она начала говорить со мной.
Это случилось примерно через сто ленточек.
Утром, как всегда наблюдая, как я завязываю свой день, она улетела, и должна была вернуться с едой для меня. Но этого не произошло.
Чтобы как-то измерять время, я изловчился и сделал солнечные часы. Воткнул палку в землю, как было написано в одной книге о путешественнике, и каждый день следил, когда она улетала и возвращалась. Это было тяжело, потому что летала Алма либо очень рано, когда солнца не было, либо наоборот поздно. Но периодически, часто из-за меня, она задерживалась и уходила позже. Тогда-то я и выяснял, сколько длиться ее странствие. Около одного - двух часов.
Когда наступил полдень, я забил тревогу.
Она не вернулась.
Я испугался, наверное, впервые за время, что я тут.
Не из-за того, что я останусь без еды, или нужных вещей. Из-за того, что вечное правило – Алма обязательно возвращается – было нарушено.
Заставить себя подождать еще пару часов - было невыносимо. Я то и дело подскакивал, чтение не лезло мне в голову, все валилось их рук.
И через два часа я начал искать выход отсюда.
Надо найти ее.
Сколько бы кругов я не сделал, выступов не образовывалось, и земля не становилась менее пологой.
Думай Рэн! Думай!
На северной части этой стены, метрах в двух торчат корень какого-то дерева, причем весьма крепкий по виду. Но даже если бы я хотел, я не дотянулся до него со своим ростом.
В принципе, можно встать на что-то, и схватившись за него, а потом за другой корень.
Из того, что смогло бы служить мне ступенями – были только книги.
Как бы я их не любил, в тот момент я нисколько не оплакивал эту жертву.
Я кипами вынес их, и начал думать, как их поставить. Конструкция выходила не самой внушительной, и упал я раза три. Дело в том, что финальным звеном была кастрюля, в которой я варил себе супы.
И в очередной раз, когда я уже расшиб себе лоб, и поцарапал руку, мне удалось с разбегу забраться на книги, потом оттолкнуться от кастрюли и… схватиться одной рукой за этот корень. Еле-еле я хватился второй, подтянулся, и более-менее устойчиво закрепился на этом корне. До второго было дотянуться проще.
Если бы я порядком не вымотался, то преодолел это препятствие быстрее, но пот заливал глаза, а от страха снова свалиться дрожали руки.
Набравшись смелости, я подался вперед, и схватился за следующий корень, и, еще раз подтянувшись, закрепился на нем. Встав, я оказался на голову выше уровня земли, и наконец, увидел те травы, которые мелькали, когда я был внизу.
Вот уж не думал, что чтение поможет мне именно таким образом.
Последнее усилие и я на воле.
Вот он, ветер! Как давно я не ощущал всем телом. Стало даже холодно. Шелест травы, трепетание листьев. Вот почему я скучал. По тому, что у земли нет края.
Но… что-то было не так. В том, что окружало меня.