Последнее наказание

– И еще потому что, – добавил, осмелев после слов сестры, крестьянский мальчишка, который первым задал этот вопрос старушке. – Потому что мы прислушивались у окна, когда вы с Марьюшкой были внутри, и слышали, как вы что-то шептали возле нее.

Слушая рассуждения детей, бабушка Марселла лишь загадочно улыбалась. Она могла бы легко опровергнуть каждый из доводов этих ребят, но не хотела этого делать. Много позже я узнала, что причиной этому была искренняя ее любовь к детскому воображению. Именно эту детскую способность: благодаря своей всеобъемлющей фантазии видеть намного больше того, что способен разглядеть взрослый, бабушка Марселла ценила больше всего на свете. Она пронесла ее в себе сквозь долгие года своей жизни и старалась питать ее во мне все последующие годы нашего знакомства.

– А что вы делали возле тех развалин? – спросила она после того, как дети, выжидая ее ответа, немного умолкли.

– Мы ходили посмотреть разрушенный дом старой ведьмы, – ответил кто-то из детей.

При этом каждый из нас почувствовал какую-то странную неловкость и смущение, словно мы, сами того не желая, оскорбили старушку. Но бабушка Марселла как будто и не заметила нашего смущения.

– Ведьмы? – удивленно переспросила она.

– Да, – чуть более уверено добавила старшая девочка. – Взрослые ребята говорили, что давным-давно там жила ведьма.

Тут бабушка Марселла засмеялась, и ее смех напомнил мне перезвон тысячи маленьких колокольчиков.

– Много они знают, твои ребята! – воскликнула она, все еще смеясь. – Вот фантазеры!

– Так там не жила ведьма? – удивилась я.

– Конечно, нет! – бабушка Марселла легким движением руки смахнула слезинки, выступившие от смеха у нее на глазах. – Много лет назад, когда я была заметно моложе, чем сейчас, там жил старый лесничий. Потом он умер, но ничего сверхъестественного в его смерти не было. Он был уж старик, и умер так, как и полагает умирать всем старикам. Как только это случилось, в деревне выбрали нового лесничего, который имел семью и не захотел переезжать в отдаленный дом. Новый лесничий остался жить в деревне, а дом старого лесничего так и остался пустым и никому не нужным. А когда человек покидает этот мир, то и дом его умирает вслед за ним. Вот и вся история.

Глядя на старушку, я подумала о том, что у нее удивительные глаза. Они были прекрасны, приветливы и удивительно молоды, а еще они словно светились изнутри ярко-синим лучистым светом. Я не знаю, как это произошло, но в тот день бабушка Марселла как-то сразу покорила мою душу и привязала меня к себе.

– А вы настоящая… – спохватившись, я оборвала себя на полуслове.

– Ведьма? Ты это хотела сказать? – бабушка Марселла все еще улыбалась, загадочно глядя на меня.

Я смутилась и не смогла ничего ответить. Лицо мое раскраснелось от стыда, но старушка, видя мое смущение, сказала, слегка наклонившись ко мне и пристально вглядевшись в мое лицо:

– А что бы ты хотела услышать в ответ на свой вопрос?

Сгорая от стыда, я пожала плечами и опустила взгляд на землю, что была под ногами у старушки. Действительно, а что я хотела бы услышать? Что она – настоящая ведьма? Но я никогда не желала иметь знакомства с ведьмами. Меня учили страшиться их, а бояться бабушку Марселлу мне совсем не хотелось. Скорее, мне хотелось с ней дружить. В то же время, если бы старушка сказала, что она – всего лишь обычная крестьянка, я бы тоже расстроилась, ибо мое детское воображение уже вознесло ее на пьедестал всего самого необычного из того, что довелось мне увидеть за всю свою недолгую жизнь. Видя мою искреннюю растерянность, старушка не стала меня больше мучить и сказала, обращаясь не только ко мне, но и ко всем детям, что собрались у нее во дворе:

– Некоторые не очень разбирающиеся в таких делах взрослые, и правда, называют таких, как я, ведьмами. Но мне не нравится это слово, потому что оно грубое и злое. Нет, я не ведьма. Ведьмы убивают и проклинают, а я же лечу и спасаю жизни. Это совершенно другое. Я – целительница, а не ведьма. Вот ты, – она указала на меня. – Ты когда-нибудь видела новорожденного ребенка?

Я расстроено покачала головой. В тот момент мне было так стыдно за свои нелепые вопросы, что я боялась даже говорить.

– Человек, который хоть раз в жизни принимал роды или видел новорожденного, не сможет проклясть или убить никого. Ни животного, ни человека.

– Почему? – осторожно спросила я.

– Потому что все мы желаем жить, – старушка улыбнулась, желая подбодрить меня. – И это желание пылает в нас столь сильным огнем, что невозможно найти в себе силы погасить его. С возрастом, конечно, мы учимся скрывать этот огонь и даже гасить его внутри себя. Именно поэтому я и заговорила с вами о новорожденных, так как у них этот огонь особенно силен. У них он настоящий. Никогда не забывайте про этот огонь. Дайте ему волю, и он изменит всю вашу жизнь.

Сказав последние слова, она легонько ткнула меня в грудь и внимательно, будто сомневаясь в том, поняла ли я ее, посмотрела в мои глаза. Мне показалось, что она читает мои мысли, но я и сама толком не знала, о чем думаю. Мне было и страшно, и любопытно, и еще стыдно от того, что мне было и страшно, и любопытно. Деревенские ребята, кажется, тоже разделяли мои чувства, так как все они притихли и замерли, слушая слова старушки. Каждый из них думал о своем, чувствуя внутри себя безудержный детский огонь стремления к жизни.

Глава 3

С тех пор я часто навещала бабушку Марселлу. Временами деревенские ребята приходили вместе со мной, но чаще я заглядывала к ней одна, так как моим крестьянским друзьям родители строго запрещали разговаривать с женщиной, которую все в деревне называли ведьмой. Моя мама тоже не находила особой радости в нашем знакомстве, но я, будучи единственным и горячо любимым ребенком, смогла внушить ей то, что в моем общении с этой старушкой нет и не может быть ничего плохого. К тому же весть о том, что бабушка Марселла по-настоящему спасла мне жизнь, заметно смягчила маму и улучшила ее мнение о ней.

Мне очень нравилось общаться с бабушкой Марселлой. Я любила слушать истории о ее молодости и о тех временах, когда ее самой еще не было на этом свете. Необразованная, в том смысле этого слова, в котором меня с раннего детства учили его понимать, она знала бессчетное множество легенд и сказаний. Иногда мне даже казалось, что бабушка Марселла знает ответы на любые вопросы, какие только могли бы возникнуть в моей голове. Как-то я сказала ей о том, что считаю ее самой умной женщиной из всех тех, кого я знаю, но старушка на мое замечание засмеялась своим искристым смехом и сказала, что она совсем не умна, и многое знает не оттого, что ученая, а потому что пожила много и видела всякое. Тогда, будучи еще совсем ребенком, я не вполне поняла то, что она имела в виду, и решила, что старушка просто ко всем прочим своим заслугам еще и обладает невероятной скромностью.

Помню, что в первый раз, приходя к ней в одиночестве, я испытывала неописуемый страх при мысли о том, что мне нужно будет подойти одной так близко к лесу. Мне казалось невероятно жутким жить в одиночку столь близко к диким лесным животным, и я, конечно же, сказала об этом бабушке Марселле, но в ответ она сначала снова засмеялась, а потом, вдруг неожиданно посерьезнев, сказала с какой-то непонятной для меня глубокой душевной скорбью:

– Люди бывают куда как пострашнее зверей.

Отчего-то эти слова врезались в мою память, хотя и помню, что в тот момент, я готова была с ней не согласиться. Люди, что окружали меня в детстве, всегда были очень добры, в то время как от диких животных, как мне казалось, можно было ожидать, чего угодно.

Узнав про этот лесной страх, бабушка Марселла решила помочь мне с ним справиться, и поэтому стала водить меня в лес, учила говорить с ним и слышать его песню. Она показала мне тайные тропы, проходящие через самые глухие чащи, и маленькие, никому неизвестные озера, окруженные плотными кольцами труднопроходимых зарослей. Никогда не забуду эти волшебные часы, проведенные наедине со старушкой глубоко в лесной чаще. Благодаря бабушке Марселле, я очень быстро перестала бояться леса и животных, которые обитали в нем. Удивительно, что и они совсем не боялись меня и никогда не пытались выражать агрессию. Многие из них смело подходили к бабушке Марселле и брали еду из ее рук. Вскоре и я смогла подкармливать оленей и даже гладить шустрых кроликов, в обилии обитавших в нашем лесу. Тогда же я узнала, что старушка лечила не только людей, но и животных, если в том была необходимость.