Фантазёр

– Рост средний, мой примерно, лицо треугольное, щёчки слегка пухлые – с ямочками, когда улыбается, лоб высокий (вдруг шапку сняла), волосы тёмные, до плеч примерно. Куртка, джинсы. И милый курносый нос!

– Размер груди? – улыбается охранник.

– Ха-ха! Третий! – поддерживаю весельчака, давай уже, быстрее!

– Симпатичная?

– Очень! Да, главное! В руках большая сумка с фотоаппаратом.

– Ясно. А она с вами была внизу, у скамейки игроков?

– Нет, на трибуне.

– Ага. Пойдём. На трибуне она, наверное, и сидит. Мы служебные ворота закрыли.

Теперь мне понятно, почему мы потеряли друг друга. Выходы для зрителей открываются во время игр КХЛ, а сейчас только служебный проход работает. Во время тренировки охрана его закрыла, и Яна оказалась заблокированной внутри арены. Мёрзнет сейчас, наверное, и злится.

Так и есть. Смотрит на нас недобро.

– Вова! Ты же мог меня предупредить!

– Да я сам не знал! Тут всё время открыто было!

– Я устала и замёрзла!

– Яночка, ну прости. Видишь, я сразу примчался, когда тебя не нашёл! Пойдём домой.

– Больше не буду вас снимать!

– Ну не злись, прости.

3. Пробуждение

Воскресное утро. Просыпаюсь первым, бреду в туалет, потом возвращаюсь и начинаю приставать к Яне.

– Не надо, – спросонья томно тянет она и строит гримаску.

Меня такой отказ только распаляет. Нежно поглаживаю плечи, живот под грудью и вокруг пупка, рука скользит ниже и ниже.

Яна коротко вздыхает. Это даже не вздох, а короткий всхлип, толчок воздуха. И вытягивается струной.

Двигаю ладонью вверх-вниз по бёдрам. Сначала правое, потом левое.

Теперь на лице Яны блуждает смиренная улыбка, она держит меня за плечо и слегка двигается навстречу руке. Вот! Так гораздо веселее.

Наваливаюсь сверху и пытаюсь продолжать всерьёз.

– Подожди, в туалет хочу.

– Давай быстро!

Теперь можно не деликатничать, все проснулись. Яна делает заинтересованно-сосредоточенное лицо:

– Ты сверху.

– Нет! Хочу, чтобы ты сверху!

– Вова!

– Ну ладно.

Укладываемся классически, и я начинаю вытаскивать из Яны цепочку лёгких оргазмов, один за другим. Какая-то плавная медитация. Неторопливые, чуть тягучие движения. Немного быстрее, ещё, потом Яна замирает, голова запрокидывается, глаза закатываются вверх и затуманиваются. Отрывистое и лёгкое «о!», ещё и ещё раз – синхронно с моими толчками. Рукой делает жест, просит остановиться и замирает, будто прислушивается. Я заинтересованно наблюдаю и пытаюсь дотянуться до лица, поцеловать в губы. Не получается.

Потом снова и снова. Потом мне надоедает, я пытаюсь перевернуться на спину.

– Нет!

– Ну давай, один разик!

Яна соглашается, и теперь моя очередь ловить блаженство. Изогнувшись, неторопливая наездница закрывает глаза, лицо то приближается, то удаляется. А я смотрю, смотрю… Темп нарастает, судорожно переставляю руки с ягодиц на грудь и обратно. Яна уже не скачет, а бьёт меня бёдрами навылет!

Бурный оргазм сотрясает её, потом меня. Клацаю зубами, вцепился в край подушки. Пытаюсь покусать любимую. Яна подставляет руку, я осторожно впиваюсь в край ладони.

Голова падает обратно на подушку, и мы, как обезьянки пальму, обхватываем друг дружку руками и ногами.

– С добрым утром!

– С добрым утром.

4. Мышки

Жизнь во Франции понемногу налаживается.

Дети ходят в начальную школу и быстро усваивают новый язык. Забавно, что младшему французский поначалу не давался. Точнее, он ему был без надобности, ведь в группе оказались другие русские дети. Образовавшийся национальный анклав существовал автономно от иностранного окружения. Французские дети не приставучие, воспитанные. А воспитательницы покладистые и жестами всё могут объяснить.

Так длилось месяца три, пока не появились они. Карты покемонов!

Вот тут-то и возникла острая необходимость коммуникации с иноплеменными сверстниками.

– Эскё жо пё эшанже тэ кярт?[6]

И пошло-поехало. Языковой барьер был опрокинут, словарный запас стремительно наращивался. Лично я убедился, что за полгода погружения в языковую среду любой ребёнок гарантированно новый язык освоит. И будет общаться на нём, как на родном.

Слава покемонам!

Франция, и особенно Французская Ривьера, с точки зрения туриста или рантье – страна очень комфортная. Вкусно кормят, хорошие вина, спортивная активность, развитая культурная программа, большая русская диаспора, климат отличный. Живи да радуйся!

Утром просыпаешься, неторопливо идёшь в булан-жери. Там вежливо здороваешься с продавщицами, а они тебе улыбаются. Покупаешь свежие круассаны, багет и обратно топаешь, завтракать. Багет с хрустящей корочкой, абрикосовый конфитюр, кофе. Потом на балконе с сигареткой посмотришь на джеты, прибывающие в аэропорт. Птички поют, вдали море блестит. Красота!

Да, некоторые хлопоты приносит французская бюрократия. Она временами заставляет добрым словом вспоминать отечественные госуслуги. А чековые книжки! Я думал, что они только в кинофильмах сохранились, а во Франции это норма жизни. Вообще подобных анахронизмов много встречалось, но они воспринимались эдакими милыми национальными особенностями. Французы до сих пор бумажные письма пишут и почтовые ящики проверяют!

На Кот д’Азюр живут размеренной жизнью и не любят, когда правила меняются. Но людей везде одолевают разные заботы, и, если присмотреться, живут они вовсе не беспечно.

В велосипедном магазине, куда я регулярно заглядывал то прикупить что-нибудь, то на техосмотр, мне раскрывались новые грани Франции. С хозяином, Виктором, мы общались на англо-итальянской смеси. Он рассказывал о хлопотах бизнеса, о том, что налоги давят, его помощник требует повышения зарплаты, клиенты прижимисты и чересчур экономны, новые велосипеды покупают нечасто. А вот был как-то один русский клиент, так он купил сразу четыре велосипеда! Не из таких ли русских я сам буду? Я со смехом отвечал, что нет, моя фамилия – не Абрамович.

Наш домоуправ, глава «синдик», старенький, но бодрый месье Роже, часто озадачивал местными реалиями. Скажем, сдохла в подвале крыса. Я её обнаружил по запаху в углу парковочного места, за трубой канализации. Ну крыса и крыса, бывает. Засунул трупик в пакет и собрался выбросить в мусорку. Так ведь нет! Месье Роже в этот момент обновлял ловушки с отравой для грызунов и подошёл ко мне поздороваться. А я легкомысленно взял, да и поздравил его с успехами в борьбе с вредителями и продемонстрировал пакет – вот, отрава работает!

Напрасно я это сделал. Месье в лице изменился и стал мне объяснять, что крысу никак нельзя в помойку просто так отправить! Её нужно сдать санитарным властям. Почему? Он что-то говорил, но я его не понял. Мой французский слишком примитивен.

Таких бытовых моментов, отличных от российских, во Франции множество. Вроде бы мелочи, а дискомфортно. Например, в субботу утром просыпаюсь от бодрой работы электроперфоратора. По звуку нахожу соседа-идиота, стучу в дверь и довольно грубо с ним разговариваю. Точнее, кричу и жестикулирую, от волнения позабыв половину английских слов. А на французском ругаться я вообще не умею. Сосед орёт в ответ, чем меня очень удивляет. Где его раскаяние и чувство вины? В девять утра в субботу взять в руки дрель! Как потом выяснилось, действительно, можно утром в выходные сверлить и шуметь. Странно это.

Но окончательный удар по глянцевой розовой картинке Дюсе Франсе наносят мышки. Ле петит сури[7]. Да, такие крохотные, серые, безобидные, на первый взгляд, зверьки.

Когда мы заселялись в апартаменты, я обратил внимание на странный и смутно знакомый «дачный» запах. Наверное, это застоявшийся воздух помещения, в котором долго никто не жил и не проветривал. Да и растительность тут цветёт экзотическая, мало ли – подумал я и успокоился. Напрасно.

6

Es-ce-que je peux échanger tes cartes (фр.) – Могу ли я обменяться с тобой картами?

7

Les petites souris (фр.) – маленькие мышки.