Баронесса

— Поздно, — прогромыхал Грувер, а следом раздался странный звук, словно он пил мою кровь, смакуя её и причмокивая. Руку пронзила сильная боль, а тело начало сотрясаться от мелкой дрожи, усиливающейся с каждым мгновением.

— Внемли и повторяй, — искажённый голос Грувера, уже едва узнаваемый, прозвучал будто внутри моей головы, обладая такой силой внушения, что даже задумай я отказаться от своей затеи, скорее всего не смогла бы этого сделать. Грувер нараспев начал произносить заклинание, а мои губы послушно вторили ему, выговаривая заклинание, наверняка, самое сложное из тех, что я проговаривала в своей жизни. К слову, такой недолгой, но прекрасной.

Первое время я не ощущала никакой разницы, а потом поняла, что комната начинает слабо раскачиваться и немного расплываться перед глазами так, словно я погружалась в воду и сквозь неё, немного мутноватую, смотрела на предметы, терявшие свои привычные очертания. Их размазывало в серую, однообразную грязь, смешивая с окружающим пространством, и отчего-то стало невозможным дышать. Я судорожно глотала воздух, но понимала, что он не вдыхается мной, а проходит сквозь меня, дразня желанными и столь необходимыми волнами, недоступными мне. И всё тело начало казаться тяжёлым, тянущим куда-то вниз, в то время как я сама отделялась от него, не понимая, где верх, а где низ в этой мути, заполонившей всё вокруг.

— Неплохо, — прозвучал голос, идущий от меня или вернее сказать из меня, — сейчас ты будешь ощущать нас как единое целое, но едва мы пересечём границу, ты почувствуешь разницу.

— А разве мы уже не на той стороне?

— Не обязательно так кричать. Вслух, — недовольно пробурчал бес, — формируй слова мысленно, я прекрасно тебя услышу.

Вот значит как, то есть этот бес в настоящее время может копаться в моей голове?

— Нет настоящего времени около границы. Есть безвременье. И если ты будешь трепаться по пустякам, увязнешь в нём, как те бедолаги.

Сложно сказать, что я увидела, но скорее почувствовала то, о чём говорил Грувер: в серой мути местами наблюдалось странное колыхание, словно кто-то тщетно пытался выбраться из-под толстого слоя грязи, вызывая лишь её движение. Я прислушалась к своим ощущениям, явственно чувствуя бессилие и отчаяние тех, кто погребён здесь, и прониклась сожалением к беднягам.

— Прекрати немедленно, — взревел бес, — они почуют тебя и попытаются прицепиться к тебе. Облепят тебя со всех сторон, словно клещи на лоне природы, и высосут все твои силы. Двигайся к цели!

Бес был прав — странные движения участились и к своему ужасу я заметила, как их становится всё больше и больше, и они начинают устремляться в мою сторону. Я и без того не понимала и не чувствовала себя, а сейчас и вовсе застыла, понимая, что начинаю увязать в липкой субстанции. Какая ещё цель? Где она? Куда двигаться и самое главное — как? Ведь у меня нет ни рук, ни ног… И есть ли сейчас вообще я?

— ТЫЖЕХОТЕЛАВЫТАЩИТЬОТСЮДАСВОЮБЛОХАСТУЮПСИНУ! — взревел бес, комкая буквы целого предложения в одно единственное слово, послужившее для меня словно чудодейственный, хоть и слегка болезненный щелчок по носу. В моём сознании тотчас же послушно возник образ моего бесценного друга и спасителя Тявтия, направивший меня в нужном направлении. Я словно низверглась вниз с огромной высоты и от этого падения захватывало дух, заставляя окружающее марево закручиваться спиралью вокруг меня. А затем не стало ничего. Абсолютно. Просто белое пустое пространство вокруг, полнившееся тишиной.

— Отлично, — прозвучал голос беса откуда-то сбоку. В нём по-прежнему было так мало знакомых мне лягушачьих ноток, но я чувствовала всем своим существом, что это именно Грувер, и никто иной, — теперь ты можешь оглядеться вокруг и начинать искать своего пса.

— Я не вижу вокруг ничего.

— Ты просто пытаешься смотреть глазами. А сейчас у тебя нет ни глаз, ни рта, ни даже тела. Ты словно пульсирующая точка энергии и должна воспринимать всё окружающее тебя точно так же.

Легко сказать, проворчала я мысленно. Сам-то бес привычный к этому пространству или вернее вне-пространству?

— Разумеется, — немедленно прозвучал ответ, — но пошевеливайся. Времени, отпущенного тебе, не так уж много. Ты можешь даже не чувствовать ничего подозрительного, а потом обнаружишь, что таешь, как кучка снега на весеннем солнце.

— Потрясающе поэтичное сравнение, — выдохнула я, — однако после таяния снега остаётся лишь лужица грязной талой воды, а мне не хочется ею быть. Совсем.

— Верно, — хмыкнул бес, — уже лучше.

Странным образом, но его слова подтолкнули меня и придали образность всему тому, что было и чего не было вокруг. Я начала ощущать какие-то странные потоки и мельтешение вокруг себя, с удивлением ощущая, что все они отличаются друг от друга. Одни словно мягко касались и скользили дальше, другие едва задевали словно тёплые струи воздуха, третьи настойчиво звенели и причиняли некий дискомфорт, заставляя трепетать. Я понятия не имела, как ориентироваться в этом многообразии, но чувствовала, что должна отыскать нечто созвучное и близкое себе, пытаясь узнать вибрации Тявтия. А ещё я начала чувствовать рядом с собой нечто очень энергичное и чуждое, отчего-то расплывавшееся в стороны хищным красным пятном, узнавая в этом нечто Грувера, поражаясь насколько ничтожной кажусь по сравнению с ним.

— Так и есть, так и будет, если зациклишься на этой мысли. Не трать силы, ищи его. Чем сильнее узы, связывающие вас, тем проще тебе будет найти его.

— А если он не успел проникнуться ко мне, — внезапно засомневалась я.

— Меньше слов — больше дела! — пятно всколыхнулось и увеличилось в размерах, — и пошевеливайся. Ты истончаешься…

Вот спасибо, обнадёжил. Истончаться, уменьшаться и вообще как-то терять часть себя мне не хотелось. Всё же я баронесса Ксанелия Веймар и хороша же я буду, если явлюсь на свою собственную свадьбу половинчатой или даже меньше того… Бррр… Жуткое зрелище предстало перед моими глазами и я начала усиленно проецировать образ Тявтия, словно призывая его к себе, с удивлением обнаруживая, будто меня тянет куда-то прочь.

— Тебе повезло, — хмыкнул бес, — просто плыви по течению и хватай эту безродную дворнягу, что есть сил!

Всё же ощущения в этом месте были довольно странными. Но пока я не обнаружила ничего ужасающего, того, о чём так любили рассказывать преподаватели или стращать в целом, говоря о Потустороннем. Конечно, были неприятные моменты, но их было не так уж много. Пустяки… Я притягивалась и притягивала зовущую меня волну, обнаруживая знакомые вибрации, приятно отзывающиеся внутри меня, если только уместно будет так выразиться. И, добравшись до мерцающего источника этих волн, с блаженством погрузилась в его согревающие колебания, испытывая восторг и понимая, что обнаружила искомое.

— Хватит телячьих нежностей, хватай его и прочь! Теперь самое сложное — нужно убраться отсюда как можно скорее!

Голос Грувера заставил меня оторваться от созерцания и блаженного пребывания в неге.

— Скорее к границе, — взметнулось красноватое облако, и я устремилась вслед за ним, слыша какие-то странные лязгающие, скрежещущие звуки позади и сверху, и по обе стороны себя. Меня словно начали колоть тысячи тысяч маленьких иголочек и тянуть назад.

— Быстрее, — упорно тянул меня вперед бес, — не давай этим тварям налипнуть на тебя, иначе они выпьют тебя досуха, стремясь, словно паразиты, получить бесплатный проход в мир живых!

Легко сказать, но сложно сделать! Я словно замедлялась с каждым мгновением, хоть и чувствуя, что граница уже близка, но понимая, что едва ли смогу дотянуть до неё.

— Пёсика сожрут тоже, — услужливо подсказал мне Грувер, — ты уже отдала ему часть себя. Ох и знатная выйдет пирушка… ЕСЛИТЫНЕПОТОРОПИШЬСЯ!

Бес опять начал комкать слова в одно целое и начал окружать меня плотным маревом, то ли пытаясь защитить от мерзких бестелесных тварей, впившихся в меня, то ли пробуя меня на вкус, потому что его касания были болезненны и отзывались странной слабостью. Ну уж нет, возмутилась я! Становиться чьим-нибудь обедом или лёгкой закуской я не собираюсь! Злость придала мне сил и я рванула, что было мочи, прорывая насквозь пелену так стремительно, что белое ничто потусторонья и серая хмарь около границы слились воедино.