Баронесса

— Ксанелия, вы где?

Голос Дориана звучал совсем неподалёку, наверняка уже сделал всё, что хотел. Я приподнялась, опираясь на руку старика, или вернее он повис на мне, подтягивая своё иссохшее тело. Мёртвой хваткой вцепился мне в локоть и повёл к выходу, осведомляясь о моём состоянии здоровья и семейном положении. Я не знала, как отделаться от этой надоедливой мумии, но ситуацию спас Дориан, поджидавший меня с самым невозмутимым видом у двери, ведущей на выход из зала библиотеки.

— Ксанелия, вы, вероятно, опять попали в передрягу. Благодарен вам за спасение моей неуклюжей свояченицы. Вечно она вляпывается во что-то, причиняя беспокойство. Искренне приношу свои извинения!

Дориан едва ли не силой вырвал меня из цепких рук старикашки. Библиотекарь наспех закрыл помещение, активировав защитное поле, и засеменил следом, стараясь не отставать. Вот только непрошеного высушенного годами ухажера мне не хватает для полного счастья! Дориан махнул рукой, остановив проезжающий мимо экипаж, и проворно залез в него, затаскивая меня следом.

— Трогай! — крикнул он кучеру. Лошади немедленно рванули с места под свист кнута и улюлюканье кучера.

— Ксанелия, в следующий раз попробуйте импровизировать не столь… хм, сногсшибательно. Я решил, что вы и вправду навернулись с этой лестницы и едва не помчался вам на подмогу. Но меня уже опередил иной кавалер.

— Оставьте ваши упражнения в острословии на потом, граф. Я продуктивно занималась выполнением поставленной задачи, а вот вам удалось узнать то, что нам нужно?

— Разумеется, — фыркнул граф, — вы сомневаетесь в моих способностях?

— Мне огорчить вас прямо сейчас или подарить ложную надежду?

Дориан усмехнулся и постучал в стену экипажа, подавая знак кучеру остановиться. Экипаж проехал еще немного и плавно замедлил ход. Мы оказались неподалеку от центральной площади, к которой примыкал очаровательный парк, радующий глаз мягкой зеленью и россыпью бордюров с цветами. Дориан расплатился с кучером.

— Прогуляемся?

Я согласно положила руку на локоть Дориана. Наверное, издалека нас можно было принять за одну из парочек, коих в этом парке прогуливалось великое множество. Та же расслабленная неторопливая походка, обмен улыбками и заинтересованность исключительно друг другом. Но то была обманчивая видимость. Обмен фразами был ничем иным, как упражнением в колкостях, улыбки — лишь замаскированной усмешкой. Честно признаться, я бы с гораздо большим удовольствием уложила свою многострадальную, пухнущую от объема информации голову на мягкую подушечку, чем состязалась в остроумии с графом. Наверняка, это отразилось на моём лице, поскольку следующий вопрос, заданный Дорианом, был произнесен вполне серьезным тоном:

— Чего вы боитесь, Ксанелия?

Я не стала ломать голову над тем, зачем ему это понадобилось, и честно ответила.

— О, только не смейтесь. Но я до жути боюсь нашего фамильного хранителя.

— Почему же?

— В детстве я как-то залезла в библиотеку дяди, надеясь отыскать книги с картинками. Вытащила книгу с самым красивым корешком, на нем была золотым тиснением изображена птица. О, картинки внутри были. Мне попалась сразу самая, что ни на есть живописная и подробная. На ней птица выклевывала мертвецу глаза. Помню, я в испуге отбросила книгу и выбежала, наткнувшись на Лианну. Та немедленно приняла своё излюбленное обличье — женщины с птичьей головой на плечах, начала возмущённо клекотать и хищно клацать клювом. Я убегала, а она неслась за мной. В то время мне казалось, что она хочет выклевать мне глаза.

Я замолчала, глядя на голубя, клевавшего какие-то крохи неподалеку. Дориан подобрал мелкий камушек и запустил в сторону голубя. Тот испуганно вспорхнул и улетел.

— Благодаря вашей истории, теперь я тоже буду бояться, что мне выклюют глаза. Почему нельзя было рассказать, что больше всего на свете вы боитесь мышек или паучков, как все нормальные девушки?

— Мышки хорошие, и паучки тоже. А вы, Дориан, чего вы боитесь?

— Боюсь умереть от жажды. Мачеха меня не особо любила, мой старик притащил меня в дом только для того, чтобы позлить её, не особо заботясь о том, каково мне приходится. Меня наказывали за любую провинность, даже за ту, в которой я не был повинен. А излюбленным ее наказанием было запереть меня в комнате на пару дней, кормить пересоленной пищей и не давать пить.

— Какая кошмарная, слабовольная женщина. Не иметь смелости высказать своему мужу в глаза всё, что она о нем думает, а срывать зло на мальчишке!

Дориан же весело присвистнул:

— Выше нос, Ксанелия! Пока мы обменивались милыми детскими воспоминаниями, мне в голову пришел умопомрачительный план. И самое приятное, что в процессе его выполнения нам не грозит быть высушенными или заклеванными до смерти.

Глава 8

Умопомрачительный план пришёл в его голову, видите ли! Уже вижу, как вляпываюсь в очередное глупое происшествие по его милости… Мысли были мрачнее некуда, а Дориан не разделял моего скептического отношения. В гостиничном номере он всё время насвистывал мелодии, чем раздражал меня очень сильно, хоть и не фальшивил, а выводил мелодии верно.

— Прекратите уже в конце концов! — не выдержала я, высовывая голову из-под подушки, которая должна была меня спасти от этих звуков, но не смогла оправдать возложенных на неё надежд.

— Я заметил, что вы поразительно равнодушны к музицированию… Наверняка, причина кроется в отсутствии у вас музыкального слуха.

Дориан ловко поймал подушку, запущенную в него, положил её на стул и уселся сверху.

— На этой подушке только что лежала моя голова, — возмутилась я, — а сейчас на ней покоится ваша задница!

Не пристало особе моего положения выражаться подобными словами, но рядом с этим нахалом от моего самообладания и воспитания не оставалось и следа.

— Чего вы так возмущаетесь? Иногда мне кажется, что моя задница сообразительнее вашей прелестной головушки. Ладно, хватит протирать штаны просто так, пора протирать их на благо общего дела.

Сейчас? Сумерки за окном стремительно сгущались… Я покосилась на графа, который сидел на стуле с закрытыми глазами. Он был сосредоточен. Сейчас, когда на лице не виднелась раздражающая самодовольная ухмылка, он казался мне даже приятным мужчиной. Возможно, если бы он не поставил целью всей своей жизни выводить меня из себя, он бы мне даже понравился. Немного. Но всё же с моим красавцем Анистинианом ему не тягаться… Лицо расплылось в довольной улыбке от одной только мысли о женихе, находящимся где-то далеко. Поскорее бы оказаться рядом с ним!

Дориан тем временем положил на колени руки ладонями вверх, губы его слегка двигались, беззвучно нашёптывая что-то. На ладони замерцало легкое свечение, принявшее форму куска теста телесного цвета. Продолжая произносить заклинания, он поднес ладони к лицу, начав размазывать студенистую массу по лицу. Под влиянием магии масса начала изменять форму. Со стороны это выглядело так, будто кто-то невидимый поверх лица Дориана начал вылепливать новое. Менялся цвет кожи, форма скул и носа. Через несколько долгих минут передо мной сидел незнакомец с широким, скуластым лицом, русыми волосами и приметным шрамом на левой щеке. Даже цвет глаз изменился с ярко-зеленого на водянисто-голубой. Я подавила тихий вздох зависти. Я знала, как изготовить личину, но только теоретически. На практике моих способностей хватало лишь для того, чтобы сотворить основу будущей личины в очень малых количествах, которой едва бы хватило на изменение формы глаз или губ. Дориан же владел этим искусством очень хорошо.

— У вас нос плывёт, — заметила я.

— Всегда с ним что-то не так, — недовольно ответил Дориан и подправил форму носа.

— Теперь ваша очередь. Предлагать сотворить личину вам самой, думаю, не имеет смысла, потому сидите, не шевелясь.

Я послушно села и закрыла глаза, ощутив прикосновение потока сил к лицу. Было немного непривычно ощущать, как нечто бесплотное слоями ложится на лицо, изменяя его. Ужасно хотелось почесать кончик носа и посмотреть, что за лицо состряпал мне Дориан. Зная его дурной нрав, я приготовилась к худшему. И одного бегло брошенного взгляда в зеркало хватило, чтобы понять, мои опасения не были напрасными. Из отражения в зеркале на меня смотрела девушка с полным, рябым лицом. Светло-карие, глубоко посаженные глаза взирали недоуменно. Под широким носом толстые губы кривились в недовольной усмешке.