Страница 13 из 51
«Ах вот оно как! Это твоя работа? Этот меч ковал ты сам? Интересно».
– Пятьсот золотых марок, – сказал Карл вслух.
– Значит, мы договорились? – с видимым облегчением спросил старик.
– О чем? – удивился Карл.
– О мече.
– Нет.
– Но ты же сказал «пятьсот марок».
– Ты спросил, во что я его оцениваю. – Карл вторично обратился к Великому Мастеру на «ты», но тот этого, казалось, не замечал. – Я ответил.
– Хорошо, – отступил Игнатий. – Я спрошу по-другому. Сколько ты хочешь за его меч?
– Смотря кто меня попросит, – спокойно объяснил Карл.
– Что это значит? – Похоже, старик его просто не понял.
– Если меня попросит сам Ян, цена мечу будет серебряный пенни, но зато Ян останется жив, – улыбнулся Карл.
– А если нет? – спросил старик.
– Если попросит Анна, я запрошу за меч две тысячи королевских марок. А если ты, то пять тысяч.
– Что будет в этом случае с Яном?
– Он умрет.
– Мою просьбу ты оценил дорого, – пожаловался Игнатий. Впрочем, сожаления в его голосе Карл не услышал.
– Она того стоит, ведь ты глава клана. – Карл закурил и, встав со стула, коротко поклонился: – Приятно было познакомиться, Мастер.
Игнатий ничего не ответил, сидел, нахохлившись, и смотрел на вставшего Карла.
Карл улыбнулся старику, повернулся и пошел прочь.
Дома Карла ожидали встревоженная его долгим отсутствием Дебора, горящий камин и плотный ужин, состоявший из всего, что купила и приготовила к его приходу несостоявшаяся волшебница. А еще его ждали лежавшие на краю стола письма, доставленные днем с нарочными. Карл взял в руки два свитка, пергаментный и бумажный, посмотрел на печати и отложил в сторону.
– Я голоден, как волк после неудачной охоты, – сказал он. – Накорми меня, женщина, и ты сохранишь в целости мягкие части своего роскошного тела.
Дебора привычно покраснела и бросилась накрывать на стол. Есть действительно хотелось зверски, ведь Карл ничего не ел с прошлого вечера. Поэтому с одинаковым аппетитом он поглощал и копченых угрей, и жареную ветчину, не забывая также про вино, лук, и редиску, и конечно же про белый хлеб. Хлеб был просто роскошный, из просеянной пшеничной муки, заквашенный на пивных дрожжах, и испечен был тоже на славу. Карл с удовольствием макал хрустящие коричневато-золотистые корочки в густой красноватый мед и отправлял в рот вместе с кусочками копченого овечьего сыра. Всего этого великолепия ему с лихвой хватило бы и на ужин, и на обед, но, оказывается, Дебора, утверждавшая, что готовить не умеет, сварила и суп. Этот суп Карла приятно удивил и заставил задуматься о том, где носила нелегкая загорянку Дебору до того, как она встретилась с ним. Такой суп из говядины с перцами, помидорами и картофелем готовили только на Великой равнине, и бывавший в тех краях Карл хорошо себе представлял, как далеко от Семи Островов лежат равнины убру. Тем не менее, даже эта мысль не помешала ему вполне насладиться ароматом и вкусом горячего густого супа, хотя вовсе его и не покинула.
Уже было совсем темно, когда Карл завершил свою первую и единственную в этот день трапезу. Дебора от еды отказалась, сославшись на то, что поела перед самым его приходом, и все время, пока он ел, пропадала где-то в доме, производя неясного происхождения шум, на который, впрочем, Карл внимания не обращал. Она появлялась время от времени только затем, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь еще, и исчезала снова. Но, когда она открыла дверь в очередной раз, именно тогда, когда Карл почувствовал, что наконец сыт, он ее уже не отпустил.
– Останься, Дебора, – попросил он, и она, помедлив секунду в дверях, вошла в комнату и остановилась перед ним, опустив глаза в пол.
– Садись, – предложил он. – Выпей со мной вина. Вино-то ты еще не пила?
– Нет, – ответила Дебора и, снова помешкав секунду или две, села к столу.
– Ну вот и славно, – улыбнулся Карл и, встав со своего места, принес Деборе кружку и наполнил ее вином. Девушка, сделавшая вначале движение, чтобы встать, оставалась все это время на месте, следя за ним одними глазами. Она снова была вся красная от смущения. Протянув ей кружку с вином, Карл налил себе бренди, отметив, что его «служанка» не упустила ничего из того, что он ей поручил утром, и спросил:
– Что ты там делала?
– Ты же хотел устроить баню! – почти с вызовом ответила она.
– Да, – улыбнулся Карл. – Это третья вещь, о которой я мечтал, возвращаясь домой.
– Куда? – Дебора его, кажется, не поняла, хотя, на взгляд Карла, ничего особенно замысловатого он не сказал.
– Домой, – повторил он, закуривая.
– Твой дом в Линде! – отрезала Дебора, которая, видимо, раздумала краснеть по всякому поводу.
– Давно уже нет, – покачал головой Карл. – Теперь мой дом там, где я живу сейчас. И вот этот дом – мой дом. Здесь и сейчас… И твой тоже, – добавил он после секундной паузы.
– И о чем же ты, Карл, мечтал, возвращаясь домой? – спросила Дебора, в голосе которой звучала ирония.
– О еде, естественно. – Карлу их разговор начинал нравиться. – Я ведь ничего сегодня не ел. Совсем ничего… Так вышло, – объяснил он, уловив новую волну удивления в ее прекрасных глазах.
– А еще? – спросила она, не отводя взгляда.
– Еще я думал о том, как мне хочется заняться делом… Кстати, я там накупил всякого…
– Все уже наверху, – серьезно сообщила Дебора. – Я разложила вещи, как могла. Ну просто чтобы они не испортились и не загромождали комнату.
– Спасибо, – поблагодарил девушку Карл. – Это очень хорошо. С утра займемся делом.
– Ты будешь рисовать? – В ее глазах зажегся интерес.
– Разумеется, но не сразу. – Карл наконец сделал глоток бренди. – Сначала надо будет натянуть холст на подрамники и проклеить.
– Проклеить? – Дебора была удивлена. – Я думала, что ты сразу…
– Ни в коем случае! – притворно ужаснулся Карл. – Этого никак нельзя делать.
Он отпил еще бренди, наблюдая за Деборой, которая, по всем признакам, была полна недоумения.
– Видишь ли, – сжалился над ней Карл, – писать масляными красками можно только на грунтованном холсте. Если не положить грунт, основа – в данном случае холст – впитает масло и краски быстро высохнут и пожухнут. Начнут осыпаться… Да и холст от этого портится, потому что масло – такое дело – разрушает ткань. А на грунт и краски лучше ложатся, ты понимаешь? У них лучше сцепление с холстом.
– Так ты будешь… грунтовать холст? – спросила она с интересом.
– Холсты, – поправил он. – Мы займемся подготовкой холстов прямо с утра. А вот потом, когда они будут сохнуть, я предполагаю нарисовать твой портрет. Пока на бумаге.
– Портрет?
– Чем тебе не нравится эта идея?
– Ничем, но… – Она замялась, и Карл понял, что ее беспокоит, во всяком случае, ему показалось, что понял.
– Не волнуйся, – усмехнулся он. – Для первого случая я нарисую тебя одетой, а полюбоваться на тебя без платья я смогу и в бане.
Теперь она все-таки покраснела.
– Так ты на самом деле художник? – спросила она, отводя взгляд.
– А как же иначе? – поднял брови Карл. – Я же объявил себя свободным художником.
– Ты прав, об этом я забыла, – сказала Дебора и снова посмотрела на него. – Просто мне показалось, что ты слишком воин, чтобы быть художником.
– Ах это! – улыбнулся Карл. – Ты просто мало знаешь о художниках. Художники, Дебора, тоже разные бывают. Ты когда-нибудь бывала в Цейре? – спросил он через секунду.
– Да, – осторожно ответила Дебора.
– А во дворце правителя?
– Почему ты спрашиваешь? – сразу же насторожилась она.
– В зале Ноблей, – объяснил Карл – Есть плафон…
– О да! – сказала Дебора, и ее глаза засияли. – «Война и Мор»!
– Именно так, – кивнул Карл. – Эту роспись сделал Гавриель Меч – самый знаменитый полководец прошлого столетия.
– Я не знала об этом, – виновато улыбнулась Дебора.
«Зато теперь я знаю, что ты действительно гостила в землях убру», – подумал он, доливая себе бренди.