Страница 12 из 19
Так вот, мы с ней трахались у меня в комнате, и я выглянул в окно. У нас на заднем дворе не было ни бассейна, ни сада – просто сорняки и грязь. Джиму стало скучно, поэтому он поехал на своем автобусе «Фольксваген» на задний двор и кружил по траве. Он увидел, что я смотрю в окно, и показал мне большой палец. Я засмеялся и тоже показал ему большой палец. Мы с девчонкой всё еще занимались сексом, поэтому она спросила: «Что ты делаешь?»
«Показываю Джиму большой палец, чтобы он знал, что у нас всё в порядке».
За это время я успел поиграть в нескольких группах. С одной из них мы распечатали листовки для первого концерта, но группа распалась еще до концерта. Некоторые группы даже до этого не доходили: обычно я просто играл с приятелями у кого-нибудь в гараже. У нас с друзьями Шейном Галлахером и Энтони Селестино была панк-рок-группа под названием Doyt. Шейн играл на гитаре, а Энтони на басу. Мы играли в стиле Husker Du, Minor Threat, Operation Ivy и особенно Descendents. Ни с одной группой у меня не было такой сильной связи, как с Descendents (и их ответвлением All), с точки зрения музыки и слов. Я обожал панк-рок, а они пели обо всём, с чем я сталкивался в жизни: о проблемах с девушками, о том, каково это, когда тебя называют неудачником. Как только я открыл для себя их музыку, она осталась со мной навсегда.
Группа была вроде как экспериментальной, и, если бы мы нашли вокалиста, у нас была бы отличная группа. Мы репетировали у меня в гараже, а потом в середине песни дверь открывалась: папа приезжал домой. Он заезжал в гараж на своем «Харлее» и опрокидывал усилитель Шейна. Никто не говорил ни слова. Папа наводил страх на всех моих друзей.
У меня была теория, что групп много не бывает, так что, когда Рэнди (тот самый, который кружил на машине по газону мэра) сказал, что им нужен барабанщик, я стал играть и с ними. Группа называлась Feeble, в честь скейтбордистского трюка «фибл грайнд»: это была крутая панк-рок-группа в Лагуна-Бич в часе езды от нас, и все ее участники были из Фонтаны.
Спустя два года с тех пор, как я окончил школу, папа выдвинул мне ультиматум. «Твои сестры могут жить здесь, – сказал он мне. – И им не нужно платить за аренду. (На самом деле они помогали ему платить за аренду, потому что они классные.) Но ты теперь мужчина, и правила изменились. Либо ты найдешь настоящую работу, где будешь работать по шестьдесят часов в неделю и платить мне за жилье, либо забирай свои барабаны и съезжай».
Я подумывал пойти в армию. Всю свою жизнь я мечтал играть, но пока ничего серьезного не получалось. Я начал думать, что папа был прав: играть в группе – просто мечта. Он всегда говорил, что армия сделает из меня мужчину: «Тебе пора повзрослеть и стать мужчиной. Нельзя оставаться маленьким мальчиком в мире мужчин». В Фонтане можно было записаться в армию в торговых центрах, прямо рядом с магазинами «Всё по 99 центов». Я зашел взять брошюру, но в ту минуту, как я туда вошел, я понял, что это не для меня. Я очень уважал папу и то, что он делал, но я хотел двигаться дальше.
Мне по-прежнему было некуда идти, так что я стал искать постоянную работу и устроился на склад «Таргет». Нужно было работать около шестидесяти пяти часов в неделю, и зарплата была приличная. Но тогда у меня не останется времени играть на барабанах. Я рассказал Ноэлю Пэрису, вокалисту группы Feeble, о своих планах: мне нужно найти работу, или мне будет негде жить, а это значит, что мне придется перестать играть, по крайней мере на какое-то время.
Ноэль ответил: «Чувак, мне кажется, ты совершаешь большую ошибку. Ты слишком талантлив, чтобы бросать сейчас. Ты мог бы спать у меня на диване. Если ничего не получится, через пару лет можешь снова попытаться получить эту дурацкую работу. Но кто знает, будет ли у тебя снова такая же хорошая возможность играть? Грустно будет через пять-шесть лет оглянуться назад и пожалеть об этом, понимая, что стоило продолжать играть».
Он был прав. Я сказал: «Папа, ты просил съехать, и я съезжаю». Я погрузил барабаны в пикап и переехал в Лагуна-Бич.
Ты тот, кем выбираешь быть. Будь тем, кем, как тебе говорят, ты быть не можешь.
4. Лучший друг на одну ночь
Я переехал к Ноэлю с барабанной установкой и спальным мешком. Он любезно предоставлял мне свой диван – или пол, в зависимости от того, ночевал ли у него еще кто-нибудь. Утром я сворачивал спальный мешок и убирал в угол. Мы жили в однокомнатной квартире на трассе 1, которая проходит вдоль тихоокеанского побережья, рядом с рестораном «Роял Тай».
Ноэль нашел мне работу мусорщика в Лагуна-Бич. Работа была классная – у меня была униформа из рубашки «Дикис» на пуговицах и брюк «Дикис». Я и сам одевался примерно так же, так что чувствовал себя очень комфортно. В первую неделю работы на мусорном баке возле бара я нашел стодолларовую купюру. Должно быть, кто-то подумал, что у него в кармане просто смятая бумажка, и выбросил ее – я был в восторге.
Весь отдел был классный. Все ребята из Feeble работали мусорщиками, и мы здорово веселились. Чего только мы не творили. Мы придумали, как сделать так, чтобы на большом грузовике жидкость стеклоочистителя разбрызгивалась не на стекло, а в сторону – большой струей. Мы катались по пляжу и брызгались в людей, которые ходили по песку. Целыми днями мы тусовались вместе или болтали по телефону, обсуждая, что будем делать дальше. Иногда мы ходили в «Кинко», когда были на дежурстве, чтобы сделать листовки для следующего концерта. Мы давали концерты в местных барах – «Хеннесси» и «Сэндпайпер» – прямо в униформе мусорщиков. Мы гордились тем, что мы мусорщики, и мы были местными звездами – во всяком случае, в компании друзей.
Я вырос в Фонтане, и единственное, чего я хотел от жизни, – свалить из Фонтаны к чертям. Сразу после школы я пошел в художественную школу в Лагуне и нашел работу в городе. Моей целью было устроить всех своих друзей из Фонтаны на работу, чтобы они тоже могли свалить.
В то время я был сосредоточен на живописи, поэтому музыкальная группа была скорее развлечением. Но благодаря Трэвису у нас появилось ощущение, что мы настоящая группа. Он поднял наш уровень, и мы стали чувствовать себя гораздо увереннее на концертах, потому что на самом деле стали хорошо звучать. Это была радикальная перемена.
Барабанщики приходили на наши концерты, только чтобы посмотреть на Трэвиса. Им было плевать на группу – они просто сидели и смотрели, как он играет. Много раз мне тоже хотелось повернуться к залу спиной и смотреть на него – он был неудержим.
А еще его обожали девушки. Мы все думали: «Какого черта?» Он был такой маленький и тощий, но красотки на него просто вешались. Это было невероятно: девушки стучали в окно нашей крошечной студии на побережье среди ночи или сидели в машинах на парковке, надеясь, что он скоро проснется. С тех пор я ничего подобного не видел.
Когда Трэвис стал играть с нами, у нас изменился стиль. Очевидно, что он талантливый барабанщик, но, кроме того, он очень хорош в аранжировке. У него всегда было целостное представление о том, как должна звучать песня: вот здесь гитара будет громче, вот здесь Рэнди сыграет соло. И он научил меня играть на басу. Я и раньше играл на гитаре, но это совсем другое. Мы репетировали каждый день и давали концерты три-четыре раза в неделю. Для группы без контракта мы довольно много работали.
Как-то вечером мы играли в клубе в Риверсайде, и у нас была суровая аудитория. Один из наших друзей ввязался в драку с одним из вышибал, и те начали его дубасить. А потом началась настоящая драка: люди бросали столы, били друг друга стульями, кого-то вышвыривали на улицу. Я посмотрел на Трэвиса: он бросался палочками в вышибал, при этом не переставая играть. Он бросал палочку, потом брал запасную из небольшого мешочка сбоку установки и продолжал.