Страница 7 из 24
– Идемони, – снова сухо и зло процедил этот странный попаданец, а потом кульком упал на спину и стал дёргаться в судорогах в луже грязи.
Когда всё закончилось, я протёр рукавом лицо и ещё раз выругался. А потом подумал, что прав, наверное, Старый со своим советом научить новую команду всем премудростям. А ещё чтоб все провидцы были.
– Евгений Тимофеевич, – осторожно задал вопрос Иван, – что дальше?
Он глядел на труп и по-прежнему сжимал в руках револьвер.
Я не ответил, шагнув к дикарю. Мне важно было осмотреть пришлого. Нагнувшись, быстро снял с него маску, под которой обнаружилось совсем ещё молодое лицо худощавого чернокожего парня. Ничего примечательного, если не считать того, что негры в Сибири являлись сами по себе большой редкостью. Даже косточки в носу нет, или прочих уродств, какие можно увидеть на фотографиях в альманахе о путешествиях.
Пальцы сжали пробковую маску, украшенную зелёными и белыми перьями. Я явственно видел колдовство, творимое этим чужаком. Может, это и есть то, что я ищу все эти годы.
Пальцы быстро коснулись распоротой штанины, испачкавшись в моей крови, а потом легли на край пробки, оставив тёмные влажные отпечатки.
Ничего. А жаль.
Я положил маску назад. Заберу после осмотра тела специалистами барона. В ней явно не будет никакого научного интереса.
– Ждём, Ваня. Скоро подъедут за ним.
– Долго? – спросил Бычков.
– С полчаса, – ответил я, направившись к обшарпанной проходной завода, думая, что кирасиры так и не прибыли нам в помощь, хотя прошло уже достаточно много времени.
Через несколько шагов мир качнулся, словно громадный бильярдный шар, который легко толкнули кием. Пришлось остановиться, чтоб не упасть. В глазах на мгновение потемнело, а потом снова стало ярким, зато пропали цвета, уронив завод, стены и подбежавшего ко мне Ивана в сплошную серость, какая бывает на чёрно-белой фотографии. Боль, которую я обычно не чувствовал, ударила с десятикратной силой. Да так, что из глаз сами собой побежали слёзы.
Иван стоял и что-то пытался у меня спросить, но я его не слышал, лишь видел, как он раскрывал рот с испуганным выражением лица. Вот оно, ради чего я ждал каждого пришлого в надежде найти избавление. Моё тело не в ладах со мной же, и начнись приступ десятком минут раньше, дикарь легко расправился бы со мной. Приступы терзали меня не очень часто, но всегда оставляли после себя несколько ночей бессонницы, изматывающей похуже пытки палача.
Я тряхнул головой, чувствуя, как тупая боль чугунными шариками ударилась о стенки черепа, словно язычок в колоколе. Звуки и цвет потихоньку вернулись, а мир перестал качаться, как корабль, попавший в шторм. Остался лишь противный, медленно затухающий свист в ушах.
– Евгений Тимофеевич, с вами всё хорошо?
– Да, – ответил я, сглотнув подступившую тошноту морской болезни, и дотронулся пальцами до раны на ноге.
Боли опять не было.
Глава 3
Здоровенный детина
– Ты зачем туда полез? – зло спросил у меня Бодриков.
Он сидел на грубом табурете возле большого соснового стола, испачканного застарелой, не до конца отшкрябанной с дерева кровью, и крутил пальцами трость, упёртую пято́й в небольшую щербинку на полу. На самом столе покоился, что естественно для мертвеца, давешний дикарь маврской внешности. В покойницкой было холодно и неуютно, так что барон надел свой сюртук заморского покроя, а сверху накинул белый халат.
На другом столе стояла старенькая керосинка, бросая трясущиеся тени на плохо побеленные кирпичные стены. От дрожащего огонька вверх подымалась дурно пахнущая нефтяной гарью струйка чёрного дыма вперемешку с редкими хлопьями копоти. А вокруг этого ручейка гари витали три духа-огнёвки, часто ныряя в него, как ласточки в рой мошкары. Огнёвки сияли угольками, не освещая стол, и не бросая блики на стекло и полированный металл.
Я старался глядеть на огонь, на лицо барона, на труп, избегая взглядом стен, чувствуя при этом биение жилки в виске.
– Боялся, что уйдёт, – ответил я, опустив взор на пули, лежащие в небольшом эмалированном медицинском судне.
Смятые кусочки свинца раньше принадлежали мне, и именно ими был застрелен дикарь. К слову сказать, пляшущие тени создавали впечатление, что покойник легонько ёжился от холода и вот-вот встанет и пойдёт, но зашитые грубой ниткой разрезы на теле говорили об обратном.
– Мда-а-а, – барон едва заметно покачал головой, размышляя, как меня пытать дальше. Он перевёл взгляд на мертвеца, снова вздохнул и тихо заговорил, видимо, размышляя вслух, – Первый раз такого вижу. Уникальнейший экземпляр. А его тут же убили.
Он ещё раз вздохнул, казалось, печальнее прежнего, и посмотрел на меня.
– Сколько раз тебе попадались пришлые в этом городе?
– Одиннадцать, – неуверенно произнёс я, а потом уточнил. – Пять пробоев.
– За семь месяцев, – произнёс Бодриков, ткнув тростью мне в грудь. Не сильно ткнул, но синяк наверняка останется. – Из них два пещерных человека, которые обгадились при виде кирасиров, старуха-кочевница с маленьким ребёнком на руках и мавр, его ты сам спровоцировал.
– А эти террористы? Они несколько человек убили, – парировал я.
– Эти изуверы – довольно редкий случай даже в масштабе империи. Хуже только та бойня под Петергофом, где ты стал непонятным выродком, – повысил голос барон. – Всё, забудь, что ты старший группы захвата! – чётко разделяя каждое слово, произнёс Бодриков, стукая тростью в пол при каждом слоге. – Ты руководитель маленького отдела в маленьком городе.
– А что я должен был делать? Ждать, покуда он кого-нибудь убьёт? – переспросил я, прикоснувшись ладонью к животу.
Именно там меня чуть не убили по-настоящему. И именно там я получил второй шанс на жизнь.
– Дурак! – вспылил барон. – Я опросил свидетелей. Он замёрз, он был испуган. Просто нужно было стоять в сторонке, дождаться полиции, а потом уже взять на измор. Думать надо было, а не стрелять.
Я не знал, что ответить. Барон вроде бы везде и всюду оказывался прав. Я молчал, а Бодриков в который раз тоскливо вздохнул и снова начал причитать вслух.
– Где тот рассудительный и здравомыслящий Евгений Тимофеевич Тернский, которого я знал раньше?
– Нет его, – огрызнулся я, не поднимая голову, так как очень не любил обсуждать эту тему. – Умер.
– Да уж. Лучше бы совсем умер, чем стал таким сорвиголовой.
– Он и так насовсем умер.
Барон опять сжал губы и потянулся за листком писчей бумаги, лежащим возле него на специальном столике, а немного поехавший табурет противно скрипнул об пол. Он словно специально пропустил мимо ушей высказывание о смерти прежнего Тернского.
– Город маленький. Всего шестьдесят тысяч душ. Поэтому о расширении штата речи быть не может. Приветливая дама, фельдшер, провидец, три смены операторов машины поиска пробоев, связистка на дневной рабочий день. Группа поддержки, караул и наряд выделяется от пехотного полка на постоянной основе. Обслугу сам нанимаешь. Точка.
Мы замолчали. Каждый обдумывал своё.
Я же решал, что делать дальше. Ведь налицо было уже два опасных проникновения. И пусть барон говорит, что этого дикаря я сам сподвиг на стрельбу, но что-то подсказывало, он и без меня бы начал убивать. Да, если не брать в расчёт тех террористов, ранее были только мирные потеряшки, как называли пришлых, которых самих приходилось отпаивать чаем, кормить и устраивать в пансионаты. Но для уездного города слишком много трупов за эту неделю. И среди них были мои люди. Не какие-то там, а мои.
Я вздохнул. Да, этот мир мне не совсем родной, но я за эти три года начал привыкать к такому половинчатому бытию, составил новую карьеру, приобрёл новых друзей, а ведь мог кончить как некоторые – в психушке. Я был очень признателен барону, и стараюсь его не разочаровывать. Он это знал и пользовался сим моментом без зазрения совести, хитрый пройдоха.
В коридоре послышались звонкие шаги и скрип новеньких подкованных сапог, а через несколько мгновений в дверь осторожно вошёл, придерживая полагающуюся ему по должности шашку, городовой в чине старшего унтер-офицера в мокрой шинели и грязных сапогах. Полицейский окинул взглядом помещение и остановился на бароне, который молча и хмуро наблюдал за вошедшим. А из-за спины полицейского выглянул худощавый холеный адъютант начальника. Он брезгливо морщился, глядя на стол с телом. Впрочем, не он один.