Страница 3 из 10
– Мне нравится фантазировать.
– Вот как?
– Да.
Она замолчала, молчал и он, но это не давило, напротив, казалось совершенно закономерным.
– Я должна знать что-то ещё о том, что мне предстоит? – наконец задала она вопрос. И услышала неожиданное:
– Вы будете жить в этом доме. Приходить в эту комнату, когда я вас позову. Выезжать к родным или куда вам необходимо, сможете в любое удобное для нас обоих время, предварительно согласовав это со мной через моего помощника. И есть кое-что ещё.
– Я слушаю.
– Вы можете ходить по дому и пользоваться любым его помещением, кроме двух – вход в эту комнату вам разрешён только тогда, когда я вас сюда позову. И есть ещё одна запретная территория на первом этаже, куда заходить вам запрещено под страхом смерти.
Олеся нервно улыбнулась, чего незнакомец, разумеется, видеть не мог. Он так шутит? Похоже, что нет. И гробовое молчание было тому доказательством.
– Я не слишком любопытна, – проговорила она. – У меня есть ещё один вопрос – я могу подумать?
– Можете.
Послышался шорох, затем – тихие шаги. Кажется, он собирался уйти. Она не понравилась ему? Отстранила своими сомнениями? Что-то сделала не так?
– А как я могу к вам обращаться? – спросила она, поднимаясь из кресла следом за незнакомцем.
– Мы обсудим это при следующей встрече, когда она состоится.
– Если она состоится, – поправила Олеся.
– Как вам будет угодно.
Она услышала, как мужчина берётся за ручку на двери, но не успела сказать ни слова, как он добавил:
– Подождите несколько секунд, после чего вас выведут из комнаты. До встречи.
Олеся так и застыла, не зная, что ей сделать, чтобы незнакомец остался и ответил на целый сонм вопросов, которые у неё появились, и когда дверь за ним захлопнулась, не пролив ни капли света на окружающую обстановку, ответила едва слышно:
– До встречи…
***
– Ну как она тебе?
Вадим, его многолетний помощник и друг, бесцеремонно приземлился на край рабочего стола своего «хозяина», заставляя в очередной раз поразиться тому, как легко умел перевоплощаться из строгого и холодного делового человека в того, кого так близко знал он сам – приятеля, с которым в юности можно было весело надраться, обнаружив себя утром черте где, и с которым теперь, годы спустя, мог разделить не только бутылку, но и любую проблему. Даже то больное и запретное, что держал внутри и чего не позволял касаться никому иному.
– Она… иная, – наконец ответил он Вадиму после продолжительной паузы. – Не такая, какой я себе ее представлял.
– Ты тоже оценил ее стройные ножки под далеко немонашеской юбкой? – живо полюбопытствовал Вадим.
– Не говори ерунды, – фыркнул в ответ «хозяин». – Там было темно и к тому же…
– А я тебе говорил, что это плохая идея, – встрял друг. – Такое зрелище в итоге потерял.
В ответ он лишь нарочито вздохнул, давая понять, что теряет терпение. Впрочем, Вадика – того единственного человека, который смел его перебивать – этим было не пронять.
– Такое зрелище можно купить в любом стрип-баре, – наконец отрезал «Хозяин». – Я не об этом. Просто не ожидал, что она такая…
– Привлекательная? – живо подсказал Вадик.
– Может, ты дашь мне договорить? – саркастически поинтересовался он в ответ. – Ты как мартовский кот под валерьянкой.
– Между прочим, имею право. На дворе как раз март, – беззаботно хохотнул друг. – Так что ты там говорил? Она такая?…
– …Живая, – ответил он задумчиво. – После всего, что с ней случилось, я ожидал какой-нибудь пришибленной на вид и на дух девицы. Отчаявшейся, понимаешь?
– В ее положении это было бы не мудрено. Но ты прав – она так совсем не выглядит.
Повисла пауза, полная молчаливого понимания. Он знал, о чем умолчал Вадик, а тот знал, о чем думает сейчас он. Впрочем, с Вадиком не было никакой уверенности относительно того, что тот сейчас все же не соображает в какой клуб ему бы вечером завалиться, чтобы удовлетворить свое весеннее обострение. Которое, к счастью, ничуть не сказывалось на его профессиональных навыках.
– Ты боишься, что она не вернётся? – наконец озвучил Вадим то, о чем они оба молчали.
Боялся ли он? Это было слишком скупое слово для описания того, что чувствовал. Один лишь Бог ведал, как ему нужна была эта женщина. Каких сил стоило выйти из комнаты прежде, чем он поддался бы неконтролируемому животному искушению удержать ее. Вцепиться пальцами в тонкое запястье, ощущая, как под его пальцами бешено бьётся ее пульс, и заставить остаться здесь. Но это были не его методы. И вовсе не того и не так он хотел от нее добиться. Тем более, что ощущал – несмотря на свою гордую позицию «мне нужно подумать», она была заинтересована. Даже если не им – то всеми этими декорациями, в которые он ее погрузил. И, в конце концов, она ведь должна была понимать – таких денег, какие будет платить ей он, она больше нигде не заработает. Тем более после того, как перед ней закрылись все двери.
Он все сделал правильно. Алчность и любопытство – те два человеческих греха, надавив на которые с огромной вероятностью можно было получить желаемое. И эта женщина не станет исключением. Он получит ее… рано или поздно. Тем или иным способом, но получит.
– Она вернётся, – сказал он уверенно. – И очень скоро.
Несмотря на выказанную в разговоре с Вадимом самоуверенность, он не был так уж убежден в том, что Олеся непременно перезвонит. И если этого не случится, то ему придется действовать как-то иначе.
Разнообразные, но неизменно беспокойные мысли роились в голове, не давая покоя ни на минуту. День мучительно долго перетекал в вечер и в какой-то момент он поймал себя на том, что безотрывно смотрит на телефон в ожидании новостей от Вадима.
Возможно, он недооценил ее. Быть может, она что-то поняла. Или почувствовала нечто, что побуждало ее бежать отсюда как можно дальше и больше не возвращаться.
Нет. Этого не может быть. Он ведь чувствовал, как между ними пробежала невидимая искра, и темнота, которую он выбрал своей помощницей, способствовала тому, чтобы чувствовать все гораздо острее. Не так, как тогда, когда видишь человека таким, каким он желает предстать внешне.
Но все это было здесь. Может статься, покинув его дом, она поразмыслила трезво и решила, что это сомнительное мероприятие ей не нужно. Он инстинктивно стиснул челюсти и, не в силах оставаться на месте, вскочил на ноги и заметался по кабинету, как раненый зверь – в клетке.
Старинные часы – тончайшая работа французского мастера, относившаяся в эпохе короля Людовика XIV – уже пробили восемь вечера, когда дверь его кабинета нетерпеливо распахнулась и, резко обернувшись, он жадным взглядом впился в лицо Вадима в ожидании новостей.
– Она придет, – не стал тот долго держать драматическую паузу и «хозяин» шумно выдохнул, позволяя сжатым челюстям наконец расслабиться.
– Я сказал, чтобы она приехала к пяти вечера, – добавил друг и он коротко кивнул ему в ответ:
– Окей.
Он стоял у задернутого шторами окна, заложив руки за спину внешне непринуждённым жестом и ждал. Все та же комната, все те же темнота и тишина, в которых каждый звук казался особенно выразительным и… чувственным.
Он не обернулся, когда в дверь негромко постучали и следом распахнули, не обернулся и тогда, когда она спросила:
– Можно?
Он чутко уловил в ее голосе волнение, которое она, совершенно очевидно, пыталась скрыть под уверенным тоном.
– Проходите, – откликнулся коротко и когда услышал, как она, прикрыв за собой дверь, сделала пару шагов вперёд, добавил:
– Садитесь. Кресло там же, где и вчера.
Скрипнула дорогая кожа обивки, когда она опустилась на сиденье. Он не торопился начинать разговор, давая ей возможность привыкнуть к темноте и своему присутствию. Она тоже не нарушала безмолвия, словно ждала от него каких-то приказаний.