Страница 19 из 36
— А как же вареники? — догнал их у порога печальный вопрос Эбиса.
Дед непонимающе посмотрел на шустрого квартиранта и хмуро заметил:
— Если и дальше будете девку приваживать, ищите себе другую квартиру.
— Что за глупости! — не удержался Дмитрий. — Я же вижу, что это самый обычный человек. При чём тут клубника? При чём тут болезни?
— Вижу… Вижу… — пробормотал дед Фёдор. — Видишь, как слепой сквозь гору.
И они вышли, громко хлопнув дверью.
— Хай воно пощезнэ, — донёсся до приятелей голос бабы Федирки, в котором звучал явный испуг.
Незнакомец за окном продолжал делать умоляющие жесты. Ошеломлённые медики безмолвно наблюдали за его действиями. Тут Хроник открыл рот и в волосах, которыми густо заросла нижняя часть его лица, образовалась воронка.
— Впустите, — протаранил его голос двойные стёкла.
— А то как же! Тороплюсь впустить желанного гостя, — со злостью проговорил Эбис. — Встречайте! Едет Корней с пампушками! Сейчас я его отважу физическими методами.
— Ну, зачем же? — робко запротестовал Дмитрий. — Может быть вначале попытаться объяснить ему недопустимость подобного поведения?
Не слушая товарища, Эбис погрозил Хронику кулаком. Тот немного отодвинулся от окна и в ответ повторил жест врача. Кулак незнакомца закрыл чуть ли не половину окна.
— Да… — протянул Эбис. — Физически подавлять его, наверное, не стоит. Не хочется просто руки марать.
— Впустите, — донёсся до них уже погромче голос с противным гнусавым оттенком.
Далее случилось такое, от чего приятели на некоторое время потеряли дар речи.
Хроник, топча клубнику, попятился. Затем резко захромал и дико взвыл. Он задрал штанину, которая быстро темнела, и врачи увидели, что сквозь разорванную грязную кожу торчит острый отломок кости. По грязно-белой икре торопливо сбегал извилистый ручеёк крови.
— Открытый перелом! — разом ахнули Дмитрий и Эбис.
— Вы давали клятву Гиппократа! — торжествующе воскликнул Хроник. — Обязаны впустить и помочь! Впустите!
— Конечно же. Сейчас мы вам поможем…
— Заходи, — хмуро согласился и Эбис. — И этот о клятве Гиппократа!
Незнакомец скрылся из вида — направился ко входу.
Эбис ухватил за рукав Дмитрия, шагнувшего к двери, встретить пострадавшего,
— Не торопись!
Эбис был непривычно серьёзен. Дмитрий понял, что его товарищ чем-то очень обеспокоен.
— Дима, ты никогда не читал о зомби? Нет? У нас их упырями зовут. Это не совсем умерший человек. Не полностью. То есть, он мертвец. Но двигается, дышит, говорит. Так вот: они не могут зайти в дом, пока им не разрешит сам хозяин. Для того, чтобы получить разрешение, используют любые уловки…
Дмитрий спокойно ждал продолжения рассказа, но Эбис молчал, сжимая и разжимая кулаки.
И вдруг до сознания Дмитрия дошёл смысл сказанного. Волосы у него стали дыбом. Тело, будто облитое ледяной водой, покрылось гусиной кожей.
— Не торопись помогать ему войти. Мне кажется, что он вполне может войти сам. Заметил? После того, как мы ему войти разрешили, он и хромать перестал.
— Глупости какие, — прошептали помертвевшие губы Дмитрия, и он расслабленно рухнул на табурет.
В комнате хозяев раздалась частая словесная перестрелка. Говорили одновременно дед Фёдор и его жена. Их голоса быстро увязли в гнусавом голосе вошедшего. Воцарилась тишина. И в тишине этой раздались уверенные шаги Хроника. Без сомнения, человек с открытым переломом большеберцовой кости так идти не смог бы. Руки Дмитрия впились в край табурета с такой силой, что побелели ногти. Он ожидал самого худшего.
Дверь отворялась медленно, очень медленно. И вот вошёл… самого затрапезного вида гражданин среднего возраста, среднего роста и средней комплекции. Одет он был в старый засаленный пиджак и мятые брюки с пузырями на коленях.
При появлении неизвестного, которого хозяева называли Хроником, молодые люди ощутили неопределённую тоску. От неё цепенел мозг, она сковывала движения. Всё и вся вдруг представилось скучным и бесцельным. Чувство безысходности, словно пресс, придавило их к месту.
«Хроник» остановился у входа, тяжёлым взглядом обвёл медиков и глухо проговорил:
— Здравствуйте.
Хозяева даже не нашли в себе силы ответить.
— Предложили бы гостю сесть.
Дмитрий заставил себя встать с единственного в комнате табурета и пересел на возмущённо взвизгнувшую кровать.
— Простите за подобный modus operandi[2],— без интонаций сказал незнакомец. — Но я предвидел, что иначе меня бы не впустили. Id est[3], я знаю, что современные лекари исповедуют всякие випашьяны. Имею в виду то, что именуется сейчас гуманизмом. Уверен был: вы не могли отказать в помощи больному. Потому использовал этот фактор.
Дмитрий с трудом кивнул, точнее — уронил голову, и спросил, едва шевеля языком:
— Как ваша нога?
— Нога? — невнимательно переспросил «Хроник». — Разумеется, в порядке.
— Тогда зачем вы здесь? — Эбис, как и Дмитрий, был поражён необычными речами, но всё ещё храбрился. — Кто вы такой?!
— Зачем я здесь? Да вот ради него, — и пришелец кивнул в сторону Дмитрия. — Он меня пока что не знает. Но, как говаривали когда-то, мы обёрнуты шкурой одного барана. А зовут меня Хронос. Местные невежды переименовали меня в Хроника. Но вам-то, надеюсь, имя моё о чём-то говорит?
Абсурдность происходящего, какой-то загробный голос Хроноса, резкое несоответствие его манеры говорить и внешнего вида, вышибли у Дмитрия ощущение реальности. Вот привычная комнатушка, вот грязновато-белые стены с отваливающейся побелкой, вот давно не крашенный пол с выкрашивающейся шпатлёвкой. И тут же — Хронос с его безумными речами. Так, наверное, сходят с ума.
Хронос не сводил с Дмитрия немигающий взгляд своих раскосых с узким зрачком глаз.
— Нет, вы не сошли с ума, Дмитрий Маркович. Не волнуйтесь, ибо всё суета сует. Всё — дхарма! Я у вас, ибо здесь и в это время сошлись appearance and reality[4], мгновение и вечность. Ab aeterno[5]! Поверьте, очень скучно жить вечно. Впрочем, говорить с человеком о вечности, всё равно, что с медузой о прыжках в высоту…
— Что вам угодно? — услышал Дмитрий самого себя.
— Мне угодно, — зазвучал гипнотический голос, — сообщить вам, что девушка, которая приходила к вам, как уже сообщил ваш приятель, значительно отличается от созданного вами идеального образа. В этом мире она падшая женщина. Я имею в виду её современную ипостась. Если вы попытаетесь искать её расположения, это приведёт и вас, и её к ужасным последствиям. Ведь за ней всегда следую я. Нет, это не любовь. Это… результат единства противоположного. Свет и тень. Добро и зло. Звуки и тишина. Вы должны отказаться от неё. Этим вы избавите её от множества неприятностей. Согласны? Не сомневаюсь, что вы согласитесь. Доводы мои неопровержимы.
У Дмитрия не было сил сопротивляться. Он физически ощущал, как звуки ненавистного голоса вырывают из груди сердце, разрушают мозг. Он готов был согласиться на всё, лишь бы побыстрее закончилась мука.
— Да, — прошептал он. — Я согласен.
— Говорите конкретно. Согласны ли вы отказаться от попыток сблизиться с нею?
— Да, да, да! — ответил Дмитрий с лицом, искажённым от муки. Смысл вопроса уже с трудом доходил до его сознания.
Мерцала где-то на периферии мозга спасительная мысль, что главное сейчас — согласиться. Потом видно будет. Главное — прекратить пытку. Прекратить как можно скорее!
Хронос некоторое время молча смотрел на Дмитрия. Хотя лицо его не изменило выражения, Дмитрию показалось, что гость улыбается.
— Я не напрасно — Хронос, — сказал он, наконец. — Я — олицетворение и властелин времени. Но даже я не в силах обратить вспять поток его. Время необратимо. Что свершилось, того изменить нельзя. Знаете, что такое Стрела времени? Знаете… И то, что вы пообещали в моём присутствии, невозможно ни изменить, ни исправить. Обратного хода нет.
Он встал.
— Прощайте. Ухожу в своё жилище — осколок прошлых времён и вселенных. Напоследок ещё раз предостерегаю вас от попыток нарушить обещание. Тогда к вам снова приду я. А в моём присутствии энтропия возрастает стремительно. Субъективно вы ощущаете это, как возникновение крайне тягостного самочувствия. В моём присутствии за секунду вы старитесь на месяц. Говорю не до свидания, но — прощайте.