Страница 28 из 29
Не вышло.
Раздался знакомый гул – на Демьяна пикировала «стрекоза» со всадником, Бермонт увидел его бледное от страха лицо, швырнул в чудовище молот – башка раньяра разлетелась, тело отшвырнуло куда-то далеко.
– Не вышло, мой король? – проорал каким-то образом появившийся рядом Ровент. Бойцы отступали и сейчас, образовав полукруг вокруг короля, отбивали атаки инсектоидов. Стояли свист, ор, рев, рычание. – Ты вообще знаешь, как это делать?
Демьян оскалился, рявкнув на слишком говорливого линдмора, и, отвернувшись, опустился на колени лицом к порталу, зашарил руками по насту, как слепой. В руки ему ткнулись притянутые его волей две стихийные жилы – и он потянул их на себя, вверх, вставая, и вместе с ними поднимались в небеса мегатонны породы… Выше, выше, выше!
Он засипел от натуги, чувствуя, как трещат связки и мускулы. С нутряным земляным стоном вставали по обе стороны от перехода каменные стены. Огромные, как две гранитные ладони, они все росли – сто метров, двести, триста…
Из-за гор вышло солнце, на лицо Демьяна упали лучи и тут же скрылись за поднимающимися скалами. Король дрожал, стараясь не моргать, чтобы не потерять сознание. Лицу стало горячо. Он облизнулся – из носа текла кровь.
За его спиной ожесточенно сражались и умирали его люди, а он все тянул гранитные стены вверх, пока «цветок» не оказался на дне глубокой пропасти, – а затем с силой свел ладони.
Загрохотало. Каменные стены столкнулись с таким ревом, что затряслось все вокруг. Столкнулись, сдавливая «цветок» перехода, и замерли на секунду в оглушающей тишине – но по ним побежали трещины, и огромные глыбы стен начали рушиться в провал, складываясь в него, как карточный домик. Демьян, откатом брошенный в снег, засипел от разочарования и слабости, глядя за замедленным обрушением чудовищных пиков. А затем перевернулся на живот, вспорол себе ногтем запястье и, впечатав его в наст, зарычал, прижавшись щекой к снегу.
Стихийный дух откликнулся сразу – будто ждал этого приношения и будто дело было на алтаре, питающем Стену, а не далеко от него в горах. Кровь зашипела, впитываясь; ткнулись вверх, сквозь снег, острия-камни, пронзая вторую ладонь, – много сил нужно было духу, большой оплаты он требовал. Многолетний слежавшийся наст вокруг короля вдруг взорвался зеленоватой дымкой – словно кто-то огромный снизу стукнул кулаком, и поднялся вверх сияющий белый столб, обнажая камень, а дымка впиталась в тело Демьяна. То стихийный дух отдал часть своей силы в обмен на кровь.
Бермонт, шатаясь, с трудом встал на четвереньки – руки светились зеленоватым и вязли в камне как в тесте – и, чувствуя гору, как свое тело, поднял голову, глядя на лежащий выше ледник, погрузил пальцы глубже в гранит и пошевелил ими.
Гора загудела, а сияющий в свете солнца ледник вдруг пошел аккуратными трещинами, будто кто-то снизу разрезал его как торт, заревел, затрещал – и выплюнул длинный узкий «язык», который за какие-то секунды донесся до портала, врезался в поднятые Демьяном и продолжающие обрушаться скалы, а затем, обсыпав и короля, и застывших от ужаса противников снежной крошкой, потек в переход, перемалываясь и перемешиваясь с камнем и землей. Портал замигал, контуры его начали искажаться, скручиваться – и тек, и тек в него гигантский ледопад, пока тот не схлопнулся.
Ледник с ворчанием продолжал ползти вниз, в долину, переваливаясь через остатки скал и уходя вправо от бойцов. А его величество поднялся на слабых ногах, достал из воздуха молот и пошел на помощь своим.
Они укрепились у осколка скалы, вжавшись в нее спинами и отражая атаки взбесившихся раньяров и охонгов. Армейским частям был послан сигнал о помощи – но, судя по всему, остальным войскам тоже приходилось несладко. Бермонт держал щит сколько мог – но силы утекали, и пришлось отказаться от него. Боевые маги, израсходовав резерв, взяли в руки обычное оружие. Они должны были открыть Зеркала для эвакуации отряда, но не сумели из-за сильнейших стихийных возмущений после действий Демьяна. Один за другим возвращались в землю каменные охранники-варронты – их время истекало, – падали берманы охраны и линдморы, прикрывая друг друга и короля, и никому не было дела, кто тут мятежник, а кто нет.
Мелькнула мысль, как будет стыдно перед Пол, если он снова умрет. Мелькнула – и пропала, вытесненная свистящим жаром битвы. Демьян в очередной раз встретил налетевшего раньяра ударом молота и покачнулся – в глазах потемнело. Слишком много сил отдал. Не упасть бы.
Его кто-то подхватил, помог опереться спиной о скалу. Ровент. Черты помощника расплывались, как и всё вокруг. Нападающие охонги и планирующие сверху раньяры казались черными пятнами, и Демьян закрыл глаза, чтобы прийти в себя, – сейчас ему было проще ориентироваться по звукам и запахам. От окружающих берманов несло порохом, животным потом, кровью и адреналином. От инсектоидов – муравьиной кислотой и страхом их наездников.
– Наши идут, мой король, – раздался рычащий голос Ровента. – Недолго продержаться… – линдмор выругался, судя по звукам, прыгнул куда-то в сторону. Совсем рядом раздался гул крыльев, животный визг, звук вспарываемой плоти, заглушаемый криками защитников короля и звуками автоматных очередей. Демьян, покачнувшись, открыл глаза. В нескольких шагах от него опустившийся раньяр трепал одного из охранников, обернувшегося медведем, – бок был уже разворочен, и красная кровь лилась на и так пропитанный ею снег. Позади к защитникам, качаясь на тонких лапах и проваливаясь в снег, подбирались охонги – может, десяток шагов был до них или два. Берман визжал от боли и ярости, пытаясь выворачиваться из страшных челюстей, драться, и без толку царапал лапами по хитину. Глаза его уже закатывались – и Демьян, сглотнув слюну с кровью, оттолкнулся от скалы и под предупреждающий крик Ровента прыгнул к чудовищу, впечатывая меж огромных фасеточных глаз молот. Отвернулся от издохшей «стрекозы» – и тут же засипел от боли, задергался, вцепившись в лапу охонга, пронзившего его грудь. Из последних сил получилось рвануть вперед, прижимая инсектоида к скале, вибрирующе и гортанно отдать приказ своей стихии – камень поглотил охонга до половины и снова застыл, дробя его панцирь и внутренности.
Демьян выронил молот, застонал, выворачивая и выламывая из себя лапу мертвого чудовища. Глаза застило кровавым туманом, на губах запузырилась пена, ударило в голову яростью от запаха собственной крови. В груди остался осколок лапы-лезвия – а Бермонт, почерневший, с безумным взглядом, развернулся, разрывая на себе начавшую вдруг мешать одежду. По телу его пробегала дрожь, и он зарычал в сторону нападающего на него очередного охонга – всадника уже подстрелили, и он болтался, свесившись с седла, а пули сухо стучали по хитину и влажно вонзались в человеческую плоть. Демьян схватил инсектоида за морду, голыми руками раздирая пополам, а затем, видя только черные пятна сквозь кровавый туман, метнулся вперед, к следующему, недовольно и легко отшвырнув бросившихся ему наперерез охранников.
– Отец милосердный! – закричал с отчаянием Ровент. – Берсеркер!
– Не лезьте ему под лапы! – заорал еще один из линдморов. – Он сейчас не разбирает своих и чужих!
Его величество с торчащим из груди осколком остервенело рвал на части инсектоидов – он был уже весь окровавлен, покрыт множеством порезов, но неумолимо несся вперед, на очередную жертву, с рычанием рвал ее, тряс содрогающимися огромными останками над головой и бросал их в стороны.
– Как его остановить?
– Никак! Берсеркер у Бермонтов просыпается от тяжелых ран! Не остановится, пока не упадет замертво!
– Надо! Надо остановить!
Демьян слышал эти крики, но не понимал их – в голове гудело, и он, отбросив оторванную у охонга лапу, харкнул кровью на наст и огляделся, дрожа, скалясь и бросаясь в разные стороны, выбирая новую добычу. Враги в страхе отступали – но к королю приближался огромный тха-охонг: такой же появился у Василины на дне рождения. Всадник на спине его отдавал приказы, прячась от выстрелов за хитиновыми выростами, – а тха-охонг, похожий на гигантского муравья, скрещенного с богомолом, верещал и качал башкой размером с автомобиль. Вот он поднялся во весь рост, заслонив солнце и дергая лапами. Демьян зарычал, бросаясь вперед, – чудовище на мгновение застыло, озадаченное таким поведением, когда ему в бок врезался снаряд, разворотивший хитин и взрывной волной отбросивший Бермонта назад, – а затем еще один и еще, и гигантская уже мертвая туша начала медленно заваливаться на короля.