Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 96

— Как же не проходило? Фриде Баумен приезжала в Калининград в 1973 году! И мы с ней неоднократно ездили на бывшую Шонфлиссер Аллее, на Лютерфридхоф. Она вела себя странно. Знаете, как доктор Штраус — будто не то чтобы хотела показать место, а хотела лишь в чем-то убедиться. То говорила: «Вот тут был морг!», то про какой-то каретный сарай, из которого велись земляные работы…

— Между прочим, — говорит Авенир Петрович, — о сборе ценностей «в пользу германской победы» есть сведения и у Максимова! Вот: «После окончания войны, еще в 1945 году я был назначен главным архитектором строительства военно-отчетной выставки 3-й воздушной и 11-й гвардейской армии. Командованием был подобран комплекс зданий, в которых сейчас размещается городская больница им. Калинина на пр. Невского. Для уборки территории были привлечены немецкие женщины. Вот здесь я и познакомился с немкой, которая была женою директора авиасборочного завода. Вот что она сообщила: „Когда наше командование увидело, что русские войска могут быстро взять Кенигсберг, то было объявлено в газетах и по радио, чтобы мы, жители города, во избежание потерь своих ценностей в результате войны, организованно, без паники принесли их во двор замка и сдали на ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХРАНЕНИЕ. Наутро у ворот собралось множество народа со своими реликвиями. Кто нес их на себе, кто вез на тележках. Когда дошла очередь до меня, то приняли лишь только ОРДЕНСКОЕ СЕРЕБРО, оставшееся моей семье в наследство, и ПЯТЬ КАРТИН известных старых мастеров“. Здесь я у нее спросил, что они для гарантии дали, только расписку в получении и опись? „О нет, никаких бумаг. Они дали только Государственную ГАРАНТИЮ. Это превыше всего!“ Куда же они упрятали все эти ценности? „О, это их секретное дело, — последовал ответ. — При мне мои вещи упаковали в фанер-тару, затем в цинк-тару, которую при мне тщательно запаяли и, выкачав воздух, испытали на воду. Все делалось аккуратно, быстро и надежно“». Овсянов откладывает в сторону листки. — Фриде Баумен пишет, что ящики и вино на Лютерфридхов привозили из замка. Кенигсбергские патриоты несли свои ценности в замок, где они паковались в «фанер-тару» и «цинк-тару», а может, потом — в гробы, которые и опускались в бункер на Лютерфридхоф? Видите, тут улавливается определенная логическая связь с тем, давним сообщением из документов Максимова и вот этим, сегодняшних дней! Полагаю, что нам нужно будет как следует поискать драгоценности в гробах!

— Искать нужно! — говорю я, гляжу на часы: сегодня еще предстоит встреча с писателем Василием Захарченко. Обычно в начале лета он появляется в Калининграде, чтобы отправиться в Польшу на поиски «Янтарного обоза», о котором помалкивает, но о котором мне обещал сегодня рассказать в обмен на сведения по «шахтной» и «заморской» версиям Георга Штайна. — «ИСКАТЬ НУЖНО ВСЕ! ИСКАТЬ НУЖНО ВЕЗДЕ!» — эта фраза встречается в бумагах Штайна, так должны поступать и мы. Вот, смотрите: 50 страниц немецкого текста, перечень картин, вывезенных из Риги. Все выдающиеся мастера, европейские, мировые имена. Где все это? Вот акт о картинах, вывезенных немцами из новгородского музея: Кандинский, «Беспредметная композиция»; Кустодиев, «Портрет Кутузова»; Лентулов, «Пейзаж»; Сомов, «Пейзаж», и многие другие картины. Список сокровищ нарвского рыцарского архива, ценностей гродненского музея…

Где все это? Кто все это будет искать? Конечно, что-то кто-то, вот вроде нас или рижан, ищет, но почему государство отказалось от поиска исторических ценностей? Министерство культуры почему отринуло от себя эту работу? Почему в нашей стране нет специального поисково-координационного государственного центра? Тот же Штайн писал: «Еще множество российских церковных ценностей хранится в Европе». Он умер, и никто уже поисками их не занимается? Как же так? Надо, очень надо создать такой поисковый центр!

— Авенир Петрович, что это вы сегодня все время как-то подозрительно улыбаетесь?

— Свободен, как птица, что же мне не улыбаться? Но вы еще ничего про «Завещание» Штайна не сообщили.

— Сейчас-сейчас. Гебхардт Штайн прислал очень интересные, важные документы, вот они, своеобразное «ЗАВЕЩАНИЕ» его отца, как бы обобщающие все места, ГДЕ НАДО ПРОДОЛЖАТЬ ПОИСКИ. Это ЗАВЕЩАНИЕ Гебхардт передает нам.

— Что же с ним все-таки случилось? — спрашивает Инна Ивановна. — Убит? Неужели лишь за то, что он нашел сокровища Русской православной церкви, его убили?..





— Этот вопрос я несколько раз задавал Гебхардту. Вместе с «Завещанием» пришел и его ответ о последних днях Георга Штайна. Вот что пишет Гебхардт, все я читать не буду, только суть: «Неудача с церковными сокровищами потрясла отца, нет, он не хотел никакой сверхприбыли, а лишь компенсации своих усилий, только лишь… Он замкнулся, стал пить, увлекся изучением ритуальных самоубийств, которые были у пруссов… Потом, как бы встрепенувшись, брал себя в руки, пытался что-то поправить в хозяйстве, вновь возвращался к поискам янтарных сокровищ, ездил, звонил, ночами писал, отправлял запросы, говорил о каком-то своем „ЗАВЕЩАНИИ“, которое, если он сам не найдет янтарь, поможет другим людям в поиске сокровищ. Его мучило то, что он не может точно вспомнить, у какой же именно деревни отрядом, в котором он служил, были обнаружены машины с янтарем? И без конца повторял: „ХАЙЛИГЕНКРОЙЦ, ХАЙЛИГЕНКРОЙЦ!“ После смерти отца мы в его бумагах нашли одну ритуальную формулу, написанную на старом латинском языке на самодельной бумаге проколами иглы. Пастор евангелической церкви перевел ее на немецкий; звучит фраза странно, но очень совпадает с понятием „ХАЙЛИГЕНКРОЙЦ“ — „Святой крест“.

А дела наши шли все хуже. Отец вдобавок что-то не так подписал. Наша мать болела уже многие годы, все больше теряла надежду, что мы выпутаемся из сложившейся ситуации… Проведение новых ревизий порождало все больший страх, отец все больше отдалялся от семьи, ушел в свои исследования. Ухудшились семейные дела, дня не проходило без ссор, скандалов и налоговых предписаний. 3 августа 1983 года наша мама покончила с собой. Весной этого года возникло налоговое требование в сумме около 200 000 марок… В связи с тем, что в ближайшее время предстояла продажа с молотка дома, отец выехал к своим друзьям в Швейцарию и Баварию… В конце августа ему предписывалось лечение в психиатрической клинике, однако за несколько дней до этого, в лесу, близ Нюрнберга, он покончил с собой…» Вот такой печальный финал.

Тягостное молчание. Шум ветра за окном.

— Итак, вот труд Георга Штайна «О ВЕРОЯТНЫХ МЕСТАХ ЗАХОРОНЕНИЯ ЦЕННОСТЕЙ КУЛЬТУРЫ, ПОХИЩЕННЫХ ФАШИСТАМИ», — спустя некоторое время продолжал я. — Это тщательно проработанный научный труд, думаю, почти все, что содержится в тысячах документов архива, представлено здесь, на этих 20 страницах текста и карт. Эти документы, судя из приложенной копии письма, были предназначены для некоего исторического музея, видимо, для московского. Отправлено ли все это туда? И вместе с тем этот труд его был, видимо, подготовлен не в последние годы жизни… Однако: «В основу этой работы мной были положены сведения из сохранившихся планов ЭВАКУАЦИИ КОЛЛЕКЦИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВА В СЛУЧАЕ УГРОЗЫ ОККУПАЦИИ ПРОТИВНИКОМ ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ. Эти планы были разработаны после первой мировой войны с учетом опыта, полученного при оккупации русскими войсками части территории Пруссии в 1914 году, и переработаны в 1938 году. В этих планах предусматривалась ЭВАКУАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ КУЛЬТУРЫ В ПОМЕЩИЧЬИ УСАДЬБЫ, РОДОВЫЕ ПОМЕСТЬЯ, ДОМА ПАСТОРОВ, СВОДЧАТЫЕ ПОДЗЕМНЫЕ И НАЗЕМНЫЕ СКЛЕПЫ, ЧАСОВНИ, ЦЕРКВИ И ЗАМКИ. В качестве этих МЕСТ ЗАХОРОНЕНИЯ предусматривалось около 90 населенных пунктов и объектов на всей западной территории Восточной Пруссии».

— Имения Эриха Коха просматриваются в этом документе? — спрашивает Овсянов, взглянув на часы. Стучит по стеклу пальцем. Я понимаю, о чем он: через полчаса мы должны быть в подвалах бывших пивных заводов «Понартер». — Что там есть у Георга Штайна?

— Именно с имений Коха и начинается перечень главных, обязательных, как у него тут помечено, «несомненно перспективных» мест поиска ценностей. Вот: «СООБЩЕНИЕ ПО ВАЖНЕЙШИМ ВОПРОСАМ». Карта 1288 Кенигсберга. И текст: «Имение гауляйтера Коха. Краткая справка. Имение было приобретено и перестроено в 1937–1938 годах, в 1940 году было дополнительно приобретено имение „ВАЛЬДГАРТЕН“, а в 1944 году — „ШАРЛОТТЕНБУРГ“, на карте показано штриховкой желтого цвета».