Страница 3 из 7
Угу. Гарри Поттер доморощенный. Ладно, как говорила Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». Сперва надо решить насущные вопросы.
– Ника, ты ела?
– Конечно, мамочка! А вот Баюн…
– Кто? – не поняла я, встав с постели и размышляя над дилеммой: то ли снова в обморок упасть, то ли съесть что-нибудь.
– Кот, мам.
– Его Баюном зовут? – желудок сам подсказал правильный ответ.
– Нет, тёть Юля его Васькой зовет, но, мам, это ж не солидно!
Правильно, поделом мне, горе-матери. Буду меньше ребенка умным словам учить и прекращу о жизни с ней разговоры вести…
– Ника, убирай свои рисунки. Давай ужинать.
Шар продолжал висеть над столом и прилежно освещать комнату, пока мы с дочерью разбирали сумки и готовились к ужину.
– Мам, – позвал ребенок, наколов на вилку кусок ветчины, – у тебя глаза другие стали. И волосы.
Устав удивляться, я сначала прожевала кусок сыра и только потом уточнила:
– Что значит «другие»?
– Ну… – протянула Ника, запивая еду соком, – цвет другой… Глаза – зелёные, волосы – белые, как у блондинки.
Прощайте, каштановые пряди и синие глаза. Зеленоглазая блондинистая ведьма? А что, звучит. Как раз для какого-нибудь фильма ужасов со мной в главной роли. Смотреть на себя в зеркало я не хотела: хватит на сегодня потрясений. Хорошо хоть внешность дочери осталась прежней. Её большие карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, и вечно взлохмаченную темную шевелюру в толпе точно не потеряешь.
Спали мы вдвоем на единственной в доме кровати. У родителей в деревне ночевки тоже были без удобств, так что обе мы к такому сну привыкли.
Ночью мне снились шестиногая Глашка и уставший от жизни телёнок, а ещё Бурёнка, медленно цедившая мою настойку.
Разбудил меня непонятный скрежет. Сначала, спросонок, я решила было, что кто-то пытается просверлить в окне отверстие, затем, помотав головой и придя в себя, догадалась, что звук идет от двери. Встав, я на цыпочках, чтобы не разбудить дочь, подошла ко входу, подумала немного и все же открыла дверь.
На пороге оказалась потерянная живность. Васька? Баюн? Какая разница. Кот вальяжно прошел мимо, намеренно задев пушистым хвостом мою голую ногу, подошёл к столу, повернулся и нахально посмотрел на меня.
– Кормить будешь?
– Ой, мамочка, утро уже? – донесся с кровати сонный голос Ники.
Какое там утро. Солнце еще не взошло. Так, рассвет только. Ещё спать и спать.
– Ника, если проснулась, в туалет и умываться. Ты, как тебя? Васька, Баюн? Где у вас тут удобства?
Работа в школе, помимо уймы минусов, имеет несомненный плюс – помогает довольно быстро развить командный тон. Даже если говоришь негромко, все равно люди тебя слушаются. И коты тоже. Укоризненно взглянув на меня, это не в меру разговорчивое создание показало нам с Никой, где именно на улице нужно искать умывальник и туалет, подождало, пока мы приведем себя в порядок, и потребовало, вновь сидя перед столом, уже накрытым к завтраку:
– Корми.
– А как же мыши? – театрально вскинула я брови. Нашелся тут нахлебник.
Кот самым натуральным образом скривился. Никогда не подумала бы, что у животных такая богатая мимика.
– Вот сама их и ешь. Мясо давай.
Ника прыснула в кулачок и активно заработала челюстями. Я тоскливо покосилась на тарелку с нарезкой.
– Кто бы мне мясо дал. Колбасу будешь?
– Давай, – снисходительно кивнул кот, попробовал упавший на пол кусочек и недовольно зашипел.
– Не нравится? – удивилась я. – Ну уж прости, что есть.
– Дашка! – дверь распахнулась, на пороге появился знакомый дедок, внимательно оглядел наше сборище, подошел, согнал кота с места, пододвинул стул, без разрешения цапнул сыр и хлеб. – Дашка, ты чем Глашку напоила?
Я последовала примеру дочери и начала усиленно жевать. Чем, чем. Что под руку попалось, тем и напоила.
– В общем, собирайся давай, ведьма, – разгадал мой маневр доедавший уже второй бутерброд Пихто. – Снова пойдем в деревню, будем Глашку лечить.
– Чем и от чего? – я тоскливо покосилась на остатки нарезки, поняла, что в меня больше не влезет, запила всё съеденное сладким чаем и взглянула на гостя.
– Сама увидишь и решишь. Ведьма ты, али кто.
– Не ведьма, – пожала я плечами.
На сытый желудок никуда идти не хотелось.
– Не была бы ведьмой, не прошла бы в дом, – последовал вполне логичный ответ.
Я вспомнила искры, возникшие во время уборки, потрясла головой, зажмурилась.
– Может, и ведьма, – согласилась с Пихто, – только не знаю ничего.
Отговорка, естественно, не подействовала, и мы с Никой вскоре снова входили в деревню. На этот раз встречала нас тишина. Ни плача, ни крика, ничего. Даже, казалось, птицы петь перестали.
– Это они от Глашки все спасаются, – пояснил дед.
Я поправила на плече сумку и уточнила:
– Почему спасаются?
Ответ появился из-за угла, шатающийся, с измазанным золой лицом, в рваной одежде и с запахом… Перегаром, что уж там.
– Пить… – протянул «ответ», и я по голосу узнала Глашку.
– Воду не пьет, самогонки на нее не напасешься, – сообщил Пихто. – Чем ты ее вчера поила-то?
Если б я помнила…
Пока Глашка не дошла до нас, время найти настойку было, и я стала рыться в сумке. «От гнева», «для доброты», «после ссоры», «грусть и сон»… «От доброты» бабе сейчас точно не надо было. «От гнева»? Так она вроде и не…
– Мама, а телёнок рычит, – сообщил непоседливый ребенок, выглядывая из хлева.
Я мельком глянула в сторону дочери, отметила краем сознания еще не грязную одежду, пропустила мимо ушей слова и, посомневавшись немного, достала «Веселье и радость».
Стараясь не думать о составе настойки, я протянула пузырек подошедшей Глашке и велела:
– Пей.
Глава 2
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.
В.С. Высоцкий. «Лукоморья больше нет»
В заповедных и дремучих, страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх.
Воет воем, что твои упокойники.
Если есть там соловьи – то разбойники.
Страшно, аж жуть!
В.С, Высоцкий. «Песня про нечисть»
Дома нас с дочерью ждал довольный собой кот. А на деревянном пороге лежала…
– Крыса! – завизжала на ультразвуке перепуганная Ника.
Я присоединилась к ней, оглушив своим визгом и ребенка, и нахальную живность. На пальцах вновь появились искры, крыса сама собой подпрыгнула, перекувырнулась в воздухе и понеслась на ошеломленного моим вероломным поведением кота. Следующие две-три минуты мы с Никой, обе резко замолчавшие, с удовольствием наблюдали, как Васька пытался скрыться от собственной добычи в лесу, то носясь по траве, то залезая на деревья, то учась летать. Деревья, словно подчиняясь моей воле, расступались на всем пути кота и охотно демонстрировали нам его перепуганную тушку.
– Ника, пойдем домой, – я кивнула на освободившийся проход. – Пусть этот боец почувствует себя в роли добычи.
Дочь хихикнула, а потом спросила.
– Мам, а ты сегодня готовить будешь? Или на обед – остатки сыра и колбасы?
– Ты тут где-то видишь печь? – приподняла я брови в удивлении, мысленно гадая, чем мы будем питаться до конца импровизированного отпуска.
– Тут же магия, мам! – сообщил мне ребенок уже из комнаты.
Да, действительно. Как же я могла забыть. Осталось научиться этой магией пользоваться.
Электричества в доме предусмотрено не было. А вот большая печь, как в русских народных сказках, выдвинулась из стены, подчиняясь моему желанию. Я скептически посмотрела на нее, перевела взгляд на довольную жизнью дочь, подавила вздох. Готовить на ЭТОМ я не умела. В деревне у родителей стояла электроплитка, плюс – обычная, газовая, в летней кухне. Да спроси я любого старожила лет восьмидесяти-девяноста, каждый день греющего кости на завалинке, умеет ли он использовать такую вещь, он тут же покрутил бы пальцем у виска.