Страница 19 из 45
Когда Сюй пришел домой и откровенно рассказал все, что случилось, то его тетка подумала: «Чем я дольше буду скрывать от него истину, тем ему впоследствии будет больнее!» И она рассказала мальчику об их предке, спасшем Белую Змею от смерти, о Великой Матери, о страстной любви и преданности к его отцу Белой Змеи, отказавшейся от бессмертия для того, чтобы дать ему счастье и сделавшейся матерью Сюю, прекрасной Сучжэнь…
Одна за другой, как в свитке, развертывались перед пораженным мальчиком все прошлые драмы; картины то страшные, то нежные очаровывали его и сладко сжимали сердце или потрясали ужасом весь его организм, и Сюй, с широко раскрытыми глазами и прекратившимся дыханием, казалось, наяву переживал весь тот ужас, всю ту бездну горя и отчаяния, которые пережили его несчастные родители…
Мальчик зарыдал и в конвульсиях упал на пол…
Тетка наняла для Сюя частного учителя, который жил вблизи них, и поэтому учителю не составляло никакого труда приходить к ним на дом. Учитель, почтенный цзюй-жэнь, был поражен способностями и прилежанием ученика, который, казалось, схватывал все на лету и никогда не забывал. Учитель, которому приходилось подновлять свои познания из книги, часто бывал смущен, когда ученик, прочитавший эту книгу, рассказывал учителю наизусть целые страницы вперед…
Года шли. Спящий Дракон развивался физически и умственно, подавая надежду сделаться замечательным ученым и мудрецом.
Настало время губернских двухгодичных экзаменов. Сюй страшно волновался; но учитель ободрял его, говоря: «Если не выдержишь — экая важность! Ты еще мальчик, а экзамены можешь держать хоть до восьмидесяти лет!»
Сюй рассмеялся и с веселым сердцем пошел на экзамен53.
Целый день юноша сидел в отдельной келье, перечитывая свое сочинение, хоть он и написал его за полчаса. Кажется, все тексты верны, иероглифы написаны красиво, тона в стихотворениях соблюдены…
Юноша шутя выдержал экзамен и получил степень сю-цай’я — студента, которая уже открывала доступ к государственной службе, хотя Спящему Дракону было только четырнадцать лет. А сколько людей всю жизнь держат экзамены, добиваясь этого звания, — и все напрасно!
Через три года в Хан-чжоу приехал из Пекина экзаменатор по фамилии Го, для производства испытания студентам, желающим получить степень цзюй-жэня. Рассказывали, что этот Го отличается невероятной строгостью; что экзаменоваться у него — все равно что иголкой поле пахать.
Но учитель заставил Сюя идти на экзамен.
В этом году из Су-чжоу и Фу-чжоу собралось в Хан-чжоу около восемнадцати тысяч студентов. Экзамены, действительно, были очень строгие: выдержали только сто пятьдесят пять человек59.
Но сочинение Сюя на изречение Конфуция: «Ученье без размышления — бесплодная работа; размышление без ученья — умственная смерть» — так понравилось экзаменаторам, что Сюй единогласно был признан цзе-юанем, т. е. первым цзюй-жэнем…
Ему было только 20 лет, когда он, по настоянию старого Се — своего учителя, — приехал в столицу держать экзамен на цзин-ши. Се, гордившийся успехами своего ученика, приехал с ним.
Экзамен, по обыкновению, прошел блестяще, и Сюй получил степень хуй-юань — т. е. первого цзин-ши.
Юноша был подавлен, почти испуган своими успехами; и если бы не Се, то он уехал бы домой тотчас после экзамена. Но старый учитель, глубоко уверенный в своем ученике, заставил последнего согласиться на добавочный экзамен во дворце, в присутствии самого Сына Неба.
С трепетом явился юноша на «чао-као», т. е. на «придворный экзамен»; с благоговением получил он тему, написанную самим «десятитысячелетним повелителем», — но она показалась ему совсем легкой, и он без всякого усилия написал блестящее сочинение, где выказал и нежность чувства, и твердость сердца, и силу ума, и возвышенность духа.
На другой день в залах дворца император устроил роскошный пир в честь нового чжуань-юаня, первого ученого во всей Поднебесной. Император долго беседовал с Сюем, поражаясь умом и богатством знаний у такого молодого человека.
— Что вы намерены предпринять, — спросил император, — прежде, чем вы приступите к исполнению своих обязанностей на том ответственном посту, который мы хотим вам предложить?
— Великий Государь, — отвечал Сюй, — я — ваш; но еще прежде я принадлежал отцу с матерью. Поэтому прежде, чем Ваше Величество найдет применение моим ничтожным способностям, я хотел просить разрешения пойти поклониться гробу матери и проститься со стариком-отцом.
Как ни хотелось императору не отпускать от себя чжуань-юаня, но — долг перед родителями прежде всего54: и Сюю было разрешено вернуться в Хан-чжоу.
Молодой ученый отправился в Хан-чжоу не прямой дорогой, а через Чжэнь-цзян, чтобы увидеть своего отца.
Сильно забилось сердце юноши, когда, приближаясь к Чжэнь-цзяну, он увидел необозримую гладь Великой реки, на востоке и на западе сливающуюся незаметно с небом; а на юге чуть виднелся противоположный берег, едва оттененный виднеющимися вдали бледно-лиловыми пологими холмами. Прямо перед ним из могучих недр гигантской реки высилась Золотая Гора, похожая больше на искусственное сооружение, чем на остров. На вершине ее по-прежнему сверкали и переливались в лучах яркого солнца прихотливые крыши буддийского монастыря, в котором, как это знал Сюй, уже семнадцать лет безвыходно живет его отец…
Монах — монастырский перевозчик быстро перевез юношу на Золотой Остров. Сюй поднялся на вершину по крутой лестнице с вырубленными в скале ступенями и постучал в обитые медными листами ворота.
Привратник в черной порыжелой рясе, с бритой головой и добрыми, мечтательными глазами, окруженными целой сетью морщин, приотворил немного ворота.
— Здравствуйте, старый наставник, — сказал Сюй. — У меня есть дело в вашем монастыре!
Монах впустил его во двор, где стояла группа монахов в ожидании вечерней службы, и тщательно запер ворота, ведущие в грешный мир.
— Позвольте узнать, господин, какое у вас дело, чтобы я мог доложить настоятелю, — сказал привратник.
— Я хотел бы видеть наставника Ханьвэня.
— Ханьвэня? Я его не знаю; у нас такого монаха нет!
— Я вас уверяю, что Ханьвэнь, Сюй-Ханьвэнь, у вас в монастыре живет уже семнадцать лет55.
Тогда от группы монахов отделился один и подошел к спорившим. Он был средних лет, высокого ростом, с прекрасными черными глазами. Несмотря на суровый монастырский режим, истощавший его тело, он был еще очень красив.
— Примите благословение великого Фо, юноша! — сказал монах. — Скажите, что вам нужно от того человека, про которого вы спрашиваете?
Сюй хотел ответить монаху, но, посмотрев ему в лицо — был поражен: глаза монаха неестественно расширились, впились в лицо юноши; улыбкой счастья дрогнули уста…
— Сын! — воскликнул монах, протягивая руки к юноше, который, рыдая, упал в ноги Ханьвэню, узнавшему в юноше свой молодой портрет.
Ханьвэнь не мог скрыть своей гордости. Ведь это — его сын, его маленький Спящий Дракон — чжуань-юань, первый ученый, которого почитает сам император! О, если бы могла это видеть его мать, незабвенная Сучжэнь!
Тщетно монах старался гнать от себя нечестивые мирские мысли; тяжелые и радостные воспоминания властно проникали в его сердце и мутили его ум. Не будучи в силах сохранить даже наружное спокойствие, — он прибегнул к последнему средству.
— Сын мой, — сказал он, — пойдем, возблагодарим великого Фо за оказанные тебе милости!
Они вошли в храм. Прохладой, мраком и торжественной жуткой тишиной охватило их. Глядя на отца, распростершегося перед гигантской статуей великого миролюбца — Будды, сидящего на лотосе и благословляющего одной рукой весь мир, — юноша почувствовал, как мир и тишина проникают в его пылкое сердце.
Хань поднялся. На его глазах были слезы, но лицо выражало спокойствие.
— Отец, — сказал юноша, когда они вышли из храма, — идем скорей к Фахаю. Ведь уже исполнилось двадцать лет с тех пор, как моя несчастная мать была погребена под башней этим жестоким человеком. Срок исполнился, все искуплено, — он должен ее освободить!