Страница 16 из 21
«Боже, какой позор! Что скажет Николай Евгеньевич?»
Кира с трудом поднялась с пола и медленно, держась за стенку, вернулась в свой кабинет. Она видела, как за спиной шушукаются сотрудники. Но ей было все равно…
Кира долго сидела, глядя перед собой. Ей предстояло принять трудное решение. Ее уход негативно отразится на работе банка. Но остаться здесь она тоже не могла. Надо как можно скорей уехать к маме, найти там поддержку и опору, поделиться своим горем. Наконец, Кира взяла листок бумаги и ручку и принялась писать заявление, пока на отпуск.
На столе зазвонил телефон. Секретарь президента пригласила Киру Ивановну в кабинет шефа. Кира, с трудом взяв себя в руки, захватила заявление и направилась в кабинет начальника.
Шеф сидел за огромным столом, заваленным бумагами, и что-то сосредоточенно читал. Кира Ивановна покашляла. Он оторвался от бумаг и пригласил ее сесть.
– Кира Ивановна, потрудитесь объяснить, что происходит. Сегодня вы сорвали важное совещание.
– Николай Евгеньевич, мне надо срочно уйти в отпуск, я больше не могу работать, – она протянула ему заявление.
– Какой отпуск? Сейчас? Вы что, с ума сошли?!
– Если вы мне не дадите отпуск, я возьму больничный.
– Вид, конечно, у вас неважный… Вы заболели?
– Хуже, – ответила она угрюмо. – Я беременна.
– Что? – очки с носа шефа свалились на стол. – От кого?!
Кира вздернула свой упрямый подбородок.
– От мужчины. Или у меня не должно быть личной жизни?
Николай Евгеньевич смутился.
– Простите, Кира Ивановна, за дурацкий вопрос. Но вы всегда на работе до десяти, часто трудитесь в выходные, вот я и решил, что у вас никого нет.
– Да, у меня никого нет. Но я решила родить ребенка для себя. Мне уже много лет, и это мой последний шанс.
– Но почему вы мне не рассказали? Я хотя бы нашел вам замену. Вы понимаете, что, не передав дела, уйти вы не сможете?
– Я понимаю. Постараюсь быть все время на связи. Мне надо срочно уехать к маме. Возможно, через месяц я уже не буду беременной и выйду на работу.
– Хотите сказать, вам рожать через месяц? – удивился он, глядя на ее маленький живот.
– Николай Евгеньевич, я очень прошу, чтобы этот разговор остался между нами. Никто в банке не знает о моей беременности. Дело в том, что мой ребенок не совсем здоров…
– Даун?
Она покачала головой.
– Порок сердца, не совместимый с жизнью ребенка. Когда моя дочь родится, то сразу умрет. Но возможно, сердце исправится. Нужен свежий воздух. Поэтому я не могу больше здесь оставаться. Умоляю вас, Николай Евгеньевич, дайте мне отпуск, иначе я с ума сойду…
Кира Ивановна тяжело вздохнула. К глазам подступили слезы.
«Нет, плакать я не стану. Во всяком случае, не сейчас. И так уже слишком много плакала».
И тут взгляд Киры упал на свою ногу: она увидела огромную стрелку, особенно сильно выделяющуюся на черном. Попыталась закрыть ее рукой, и получилось так, будто у нее заболел живот.
– Вам плохо? – тревожно воскликнул Николай Евгеньевич.
Кира беспомощно взглянула на него и разрыдалась.
– Чулок порвался!
– Чулок?! Какой чулок?!
– Мой, – сказала Кира и вдруг расхохоталась.
Это было похоже на истерику, но владеть собой она не могла. Хотя в эту минуту готова была убить себя.
– Кира Ивановна, соберитесь. Понимаю ваше положение, у меня двое детей, но все же сейчас не так просто найти работу, особенно такую денежную, как у вас. Если родите вашего ребенка и уйдете в декрет, я вынужден буду найти на ваше место другого специалиста.
– Знаю, Николай Евгеньевич. Но год я в любом случае проведу с ребенком, если, конечно, мне выпадет такое счастье – стать матерью. А потом собираюсь отправить дочку в деревню к маме. Вот такие у меня планы.
– Ну, что же, – шеф подписал заявление и протянул его Кире. – Введите в курс дела вашего заместителя, и можете ехать к маме.
Кира Ивановна с благодарностью взглянула на шефа и пошла собирать вещи.
Глава 15
Пока Кира решала свои проблемы на работе, ведьмы заплетали свой узел в ее судьбе.
Катя, встав как можно раньше, еще до рассвета вышла из хаты и потащилась в лес, в сторону болот, где проживала Фаина. Ее ноги, обутые в резиновые сапоги, то и дело застревали в грязи. Она балансировала то на одной ноге, то на другой, вытаскивая сапоги из грязи. Катя поежилась. Холод заползал ей за шиворот. Она смачно плюнула на землю, остановилась и достала варежки из кармана. Надела их, ворча: «Скоро май, а холодина стоит, как зимой».
Катя окинула тоскливым взглядом свою одежду, кое-где залатанное пальтецо, из которого давно выросла, и тяжело вздохнула.
«Да, пора справлять новую одежу, в такой ходить нельзя. Скорей бы уже получить Манькины сокровища. Вот тогда заживу, приоденусь, на человека стану похожа, не то что сейчас на чучело».
Варежки не спасали, руки совсем закоченели. Она сунула их под мышки, пытаясь согреть. Катя взглянула на небо. Низкие тучи быстро бежали в сторону леса. Она давно заприметила, что при таком ветре погода обещала быть хорошей. Скоро совсем рассветет, и тогда идти будет легче.
Катя мечтала о богатом мужчине, который расщедрится и возьмет ее на содержание. Пусть в качестве любовницы, ей все равно, лишь бы денежки были. Она иногда ездила в город на заработки, занималась проституцией. Для таких дел у нее хранилась другая одежда – выходное приличное пальто. Но не надевать же его в лес.
Школу Катя бросила, едва доучившись до пятого класса, и нисколько об этом не жалела. Молодость приносила ей кое-какой доход, но найти для нее клиента было трудно. Мужчины боялись малолеток. Она всем говорила, что ей восемнадцать, но внешность никак не тянула на такой возраст. Ей давали максимум шестнадцать.
В городе у нее жила подруга, которая занималась тем же. По большому счету права мать, надо переезжать в Москву. Там куча мужиков, да и практику открыть можно: приворот, отворот, порча… Говорят, теперь это модно. Но для бизнеса нужны огромные деньги.
«Интересно, а правда, что у Маньки есть сокровища? Дуня вроде их видела…»
За всеми этими мыслями Катя не заметила, как прошла большую часть пути. От тяжелой ходьбы согрелась, даже жарко стало. Вышло солнышко, и сразу резко потеплело, да так, что пришлось скинуть пальто.
Катя решила отдохнуть. Села на поваленное дерево и закурила. Она увидела еле заметную тропинку, ведущую к болотам, протоптанную еще прошлым летом людьми, которые собирали на болотах ягоду. Внезапно ее сковал жуткий страх. Катя затушила сигарету и скомандовала себе: «Иди же, иди!» Она разозлилась, что теряет власть над собой. Страх заполнил каждую клеточку тела и обездвижил ноги.
Девочка взглянула поверх деревьев и увидела тонкую струйку дыма, поднимающуюся от земли. Похоже, землянка Фаины. Неумело перекрестившись, не понимая, зачем это делает, она поспешила на дым. Без труда нашла заваленный лапником лаз, отодвинула ветки и залезла внутрь. Там увидела небольшое помещение с единственным маленьким окошком, затянутым прозрачным целлофаном, земляной пол, стены, поросшие мхом. Посреди землянки был устроен очаг, горел небольшой костер, дым уходил вверх в небольшую дырку в потолке.
Фаина была одета в серые лохмотья, волосы клоками выбивались из-под платка, изрезанные морщинами худые, втянутые щеки переходили в узкий острый подбородок, почти соприкасающийся со свисающим вниз носом. Выцветшие, когда-то карие глаза, блеклые, выпуклые, с очень короткими красными веками без ресниц, злобно сверкали из-под кустистых седых бровей. Приоткрытый рот зиял чернотой, виднелся один-единственный желтый зуб, напоминающий бивень моржа. Ведьма сидела на старом потертом матрасе, набитом сухой травою, и подбрасывала в костер сухие веточки.
«Господи, – подумала Катя, – страшней никого в жизни не видела!»
Ведьма медленно оторвала взгляд от костра и посмотрела на Катю.
– Ну, здравствуй, Екатерина! Рассказывай, зачем пришла?