Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 29

Неудивительно, что ранние христиане, как подтверждает надпись на амулете Иоаннии, сочетали элементы разных верований в соответствии со своими потребностями. Во времена эпидемии эндемичной малярии и религиозной неопределенности иметь множество молитв и талисманов, адресованных как языческим богам, так и христианскому богу, повышали шансы на спасение. Кто-то из них мог оказаться полезным и спасительным, принести облегчение и исцеление. Христианский бог, предписывающий заботиться о слабых и больных, в том числе о множестве больных малярией, казался лучшим кандидатом на роль целителя болезни. Кроме того, он сулил спасение и загробную жизнь, свободную от лихорадки, боли и страданий. Получается, комары активно способствовали распространению христианства. Кроме того, их поддержали несколько известных императоров того времени, в частности Константин и Феодосий.

В неспокойный IV век христианство укреплялось параллельно с закатом Римской империи. Новую веру поддержало обращение императора Константина в 312 году и его Миланский эдикт, изданный в следующем году. После великого преследования христиан предшественником Константина, Диоклетианом, эдикт императора не только провозглашал христианство официальной религией империи, хотя многие думают именно так. Миланский эдикт даровал всем подданным Римской империи право выбирать и исповедовать собственную веру, не боясь преследования. Это удовлетворяло и политеистов, и христиан. В 325 году Константин пошел еще дальше и созвал экуменический Никейский собор. Чтобы примирить сторонников разнообразных политеистических и христианских течений и положить конец религиозным чисткам, он объединил их верования в одну веру. Константин утвердил Никейское Кредо и концепцию Святой Троицы, открыв тем самым путь к составлению современной Библии и формированию христианской доктрины.

После утверждения канона Константином в период с 381 по 392 год, император Феодосий, последний правитель над обеими частями Римской империи, навечно соединил христианство с Европой. Он отказался от религиозной терпимости, провозглашенной Миланским эдиктом, закрыл политеистические храмы, сурово преследовал тех, кто поклонялся Фебрис или носил талисманы с заклинаниями. Константин официально провозгласил римский католицизм единственной государственной религией империи. Рим превратился в пульсирующее сердце христианства и место пребывания наместника божьего на земле. Таким местом стал Ватикан.

Полномасштабное воцарение христианства в Риме и строительство Ватикана и других христианских памятников в IV веке сопровождалось вездесущей малярией. «Первые великие христианские базилики, в частности Сан-Джованни, Сан-Петер, Сан-Паоло, Сан-Себастьяно, Сант-Аньези и Сан-Лоренцо, – отмечает Клаудсли-Томпсон, – были построены в долинах, которые позже стали настоящим рассадником заразы». Мы знаем, что малярийные комары облюбовали район Ватикана еще до постройки первой христианской базилики Святого Петра. Как вы помните из предыдущей главы, Тацит говорит, что после извержения Везувия в 79 году в город хлынули потоки беженцев и потерявших дома: «Они селились в нездоровых районах Ватикана, что привело ко множеству смертей», а «близость Тибра… ослабляла их тела, которые становились легкой добычей болезни».

Ранняя история Ватикана нам доподлинно неизвестна, но само название его в дохристианскую эру республики связывалось с болотистой местностью на западном берегу Тибра, рядом с Римом. Окрестности эти считались священными. Археологи обнаружили здесь политеистические храмы, мавзолеи, гробницы и алтари различных богов, включая Фебрис. На этом священном месте император-садист Калигула в 40 году построил цирк для гонок на колесницах (Нерон его еще более расширил) и увенчал его Ватиканским обелиском, украденным в Египте вместе с нагрудником Александра. Эта каменная игла – единственное, что сохранилось от места игрищ Калигулы. Начиная с 64 года перед Великим пожаром Рима (в котором обвинили христиан) эта земля стала местом одобренного государством мученичества многих христиан, включая святого Петра, которого, по разным сведениям, распяли головой вниз в тени обелиска.

По приказу Константина в 360 году на территории бывшего цирка и предполагаемого места погребения святого Петра была построена базилика Святого Петра. Константинова базилика быстро стала местом паломничества, а также эпицентром строительства концентрического комплекса Ватикана. Здесь же находилась больница, которая часто была переполнена втрое, когда сюда поступали больные малярией из Рима и с соседних Понтийских болот Кампаньи.





Полчища комаров, населявших Понтийские болота, защищали центр католической церкви от вторжения захватчиков. Впрочем, комары убивали и тех, кому служили. Папы чаще всего в Ватикане не селились. Из страха перед малярией они жили в Латеранском дворце, расположенном на противоположном берегу Рима. И так продолжалось тысячу лет. Неудивительно, что в те дни, когда в Риме царила малярия, центр католичества вызывал у верующих скорее ужас, чем почтение, либо почтительный ужас. Тем не менее до завершения строительства новой базилики Святого Петра в 1626 году (по проекту Микеланджело, Бернини и других) не менее семи пап, включая и печально известного Александра IV (Родриго Борджиа), занимавшего престол в конце XV века, и пять правителей Священной Римской империи умерли от римской лихорадки. Знаменитый поэт Данте умер от тяжелейшей малярии в 1321 году.

Смертельная ловушка, которой стал Рим, не ускользнула от внимания чужестранцев, гостей города и историков. Византийский чиновник и историк VI века Иоанн Лид писал, что Рим стал местом давней битвы между духами четырех элементов природы и демоном лихорадки, который одерживает верх. Другие считали, что в подземной пещере обитает огнедышащий дракон, который отравляет город своим ядовитым дыханием. Кто-то считал, что злобная и мстительная Фебрис наказывает Рим за то, что он отказался от нее и стал христианским. Средневековый епископ, оказавшийся в Риме, писал, что, когда «близится восход сверкающей Собачьей звезды у мрачного подножья Ориона», город охватывает эпидемия малярии, «и не остается ни одного человека, не страдающего от лихорадки и дурного воздуха». Миазматические гиппократовы собачьи дни лета по-прежнему оставались столь же опасными, а слова великого врача пережили античность.

Несмотря на то, что центр римского католицизма мог славиться своими исцелениями, избавиться от репутации малярийной столицы Европы ему не удавалось. Даже в 1740 году в письме из Рима английский политик и историк искусства Гораций Уолпол писал, что «здесь царит ужасная болезнь малярия, которая приходит в Рим каждое лето и убивает город». Он первым ввел слово «малярия» в английский язык. Британцы же, как правило, называют эту болезнь просто лихорадкой. Спустя век другой английский художественный критик Джон Рескин, вторя своему предшественнику, писал, что «странный ужас охватывал весь город. Это тень смерти, которая проникает повсюду… и все скованы страхом лихорадки». Посетивший город в середине XIX века Ганс Христиан Андерсен, датский писатель, автор знаменитой «Русалочки», был поражен видом «бледных, желтушных, болезненных» жителей города. Знаменитая английская медсестра Флоренс Найтингейл описывала безмолвные и безжизненные окрестности Рима как «долину смертной тени». Поэт-романтик Перси Биши Шелли писал о болезни, которая убила его близкого друга, лорда Байрона (несмотря на слухи, любовниками они не были), и жаловался, что и сам он болен «малярийной лихорадкой, полученной в Понтийских болотах». Еще в начале XX века путешественники, оказавшиеся в этой местности, были шокированы слабостью, жалким и истощенным видом несчастных местных жителей, которые пытались выживать в малярийной Кампанье. Как мы уже видели и будем видеть, Рим, Ватикан и комары имеют давнюю общую историю, основанную на причудливом и смертельном партнерстве.

Рим стенал под гнетом малярии, но и остальная Европа не была защищена. Болезнь медленно, но верно продвигалась на север. Хотя римляне заносили малярию на завоеванные новые территории, вызывая периодические вспышки болезни даже в Шотландии и Германии, лишь в VII веке малярия стала эндемичной для Северной Европы. Смертельный falciparum не выдерживал сурового климата морозных регионов, но malariae и vivax, которые также могли быть смертельными, нашли подходящее жилище и стали благополучно размножаться в Англии, Дании и даже в русском арктическом портовом городе Архангельске.