Страница 3 из 23
– Мистер Уоллес, у вас есть судимость за растление малолетних в Виргинии?
– Какая судимость?
– У меня есть тому подтверждение.
Уоллес сухо сглотнул, облизывая губы.
– Есть подтверждение?
– Да, оно у меня только что появилось. Но мне хотелось бы поговорить с вами о другой информации, которой я располагаю. Она весьма существенная.
– Что? Нет. Умоляю. Все это было так давно. Прошу вас, у меня семья, работа. Вы не должны ничего печатать. Я совершенно не понимаю, на что вы намекаете этим своим приходом и утверждениями.
– Мне сказали, что ваши отпечатки были найдены на вещах, связанных с убийством Таниты.
– Что? У меня это просто в голове не укладывается!
Последние признаки румянца на лице Уоллеса истаяли. Он был бледен как полотно, а его глаза раскрывали правду. Он был виновен. Виновен в чем-то. Рид это знал, чувствовал нутром. Он стоял лицом к лицу с детоубийцей.
Ведь так же?
В этот момент появилась дочка Уоллеса и прижалась к ноге отца, буровя непрошеного гостя хмурым взглядом маленькой заступницы. Ее подбородок был измазан вареньем, по виду напоминавшим кровь.
– К вашим домыслам я не имею никакого отношения! – выкрикнул Уоллес, захлопывая дверь.
Рид прочистил горло и продолжил листать подборку:
Рид снял очки и уткнулся лицом в ладони.
На следующий день после похорон мужа Рона Уоллес созвала пресс-конференцию. Она происходила на том же самом крыльце, где Рид пытал вопросами Франклина Уоллеса за несколько минут перед тем, как тот заперся в спальне дочери и саданул себе в рот из обоих стволов дробовика.
– Мой муж был порядочным человеком и любящим отцом, – читала Рона Уоллес по заготовленной бумажке. – Он успешно прошел курс назначенных ему консультаций по проблемам, что случились у него более десяти лет назад, когда он находился в клинической депрессии из-за смерти матери. Сегодня полиция Сан-Франциско и ФБР сказали мне прямо в лицо, что мой муж был изначально проверен и негласно освобожден от всех возможных подозрений в смерти Таниты Мари Доннер. Эту маленькую девочку он знал и любил. – Она всхлипнула. – Его трагическую смерть я связываю с обвинениями, выдвинутыми в отвратительных, лживых репортажах «Сан-Франциско Стар», насчет чего я подала иск в судебные инстанции. Спасибо всем.
На вопросы Рона Уоллес отвечать не стала. Закончив свою речь, она спросила, есть ли среди присутствующих репортер Том Рид.
– Он здесь. – Рид поднял руку.
Камеры скрупулезно снимали, как она приближается, ища его в толпе красноватыми от слез глазами.
Добравшись, она с ходу влепила ему пощечину.
– Ты знаешь, кто ты, и вот тебе за содеянное, – сказала она и удалилась.
Рид стоял остолбенев.
На него, лишившегося дара речи, накинулись с вопросами репортеры. Банда телевизионщиков упивалась тем, как он получает по заслугам. Это подхватили и соцсети. Публичная критика со стороны полиции сделала его изгоем. В результате инцидента по всей стране огнем заискрили передовицы и колонки об этике прессы. Рид теперь не мог заснуть без выпивки; всю его жизнь наводнила предательская зыбкость. Он ссорился с Энн, орал на Зака. Однажды он чуть было его не ударил, стискивая ему руку, пока тот не завопил от ужаса.
– Просыпайся, Рид. Я тебе лекарство принесла.
Перед ним была поставлена кружка кофе, над которой вился ароматный парок, мешаясь с терпковатым ароматом парфюма.
Молли Уилсон, позвякивая браслетами, устроилась в смежном закутке.
– Что-нибудь животрепещущее, Томми?
– Пьянь, приколотая шлюхой, – отозвался Рид, отхлебывая кофе. – Мерси за кофеек.
Уилсон перешла сюда четыре года назад из небольшой техасской ежедневки. Женщина образованная, со степенью магистра по английской литературе. Дотошная копательница фактов, с хорошим даром слова. Брюнетка со стрижкой а-ля Клеопатра; идеальные зубы и неизменно хороший запах.
– Уилсон, зачем ты здесь? У тебя же сегодня выходной.
Она включила терминал, открыла ноутбук и заклацала по клавишам.
– Надо закончить материал для Ланы. Она перенесла мой дедлайн.
Рид хмыкнул.
– Спасибо, что поинтересовался, Том. Он о мужчинах, которые убивают, и женщинах, которые их любят. Ты, кстати, зря так упираешься. Не можешь оставить в покое ту историю с Доннер?
Рид ничего не ответил.
– Почему ты продолжаешь так себя мучить, Том?
– А что делать?
– Забыть. Выбрось эту историю из памяти. Полиция тебя спалила, потому что сама облажалась и оказалась беспомощной. Им нужен был козел отпущения. А Бенсон тебя отстранил, потому что ему тоже нужно было на ком отыграться. Все это длилось лишь неделю. Ни для кого не секрет, что он все взвалил на твои плечи. И было это год назад. Так что забудь об этом и двигайся дальше.
– Не могу.
Вспыхнул, а затем стих приглушенный стук сканеров в полицейском отделе газеты. Рид и Молли Уилсон через стекло ньюсрума поглядели на стажера, сидящего на мониторинге новостей.
– Том, это была не твоя вина.
– Но я рвался к ней на всех парах.
– Да. Но если б тот идиот из убойного объяснил, как на вещдоках оказались отпечатки Уоллеса, о чем ты его умолял, ты бы вовремя остановился. Ты же сам хотел больше времени на учителя воскресной школы, но Бенсон жаждал кульминации той истории. Все подхлестывали, давили. Правду, Том, мы уже никогда не узнаем.
Сочувственно на него поглядев, Молли Уилсон возобновила печатание. Рид, в свою очередь, вернулся к пролистыванию вырезок.
– Кстати, зачем ты возишься с этой подборкой про Доннер?
– Юбилей близится. Надо бы разродиться хотя бы очерком.
Молли страдальчески завела глаза:
– Нет, ты действительно чокнутый. Этот тряпка Бенсон не даст тебе ходу. Передадут заказ какой-нибудь штафирке из отдела хроники. Кроме того, мать Таниты, кажется, скрывается?
– Есть у меня одна мысль, но…
Сканеры застучали громче.
Они оба повернулись к укромному кабинету в дальнем углу редакции. «Застенок», как его здесь называли. Комнатка со стеклянными стенами и двадцатью четырьмя сканерами, мониторящими сотни аварийных частот в районе Залива. Название комнатки подкреплял немолчный шум. Более опытные слухачи умели удерживать громкость на минимуме, но при действительно масштабном происшествии звук возрастал.
– Что-то происходит, – заметила Уилсон.
На радио сидел Саймон Грин, летний стажер. Он встал с напряженным лицом, черкнул у себя в журнале и крикнул Элу:
– Похищение ребенка на БАРТе! Бальбоа-Парк! В метро стопорят поезда!
Бут в отсеке редакции поморщился. На смене никого, кроме Рида.
– Ты сейчас свободен?
Рид кивнул.
– Действуй. Уилсон, оставайся здесь, может, сорвешь сверхурочные.
Бросивший сэндвич фоторедактор на крике сообщил по рации фотографу, бороздящему просторы города, чтобы тот все бросал и рвал когти на станцию «Бальбоа-Парк».
Рид, на ходу натягивая куртку, схватил один из старовских мобильников.
– Молли, я на номере третьем. Держи меня в курсе.
– Бальбоа-Парк? Жесть.
Танита Мари Доннер была в свое время похищена из Восьмого жилого комплекса, где жила на пособии ее несовершеннолетняя мать. Как раз в Бальбоа-Парке.
3
Сын с отцом Сидовски разместились в «Колизее» вполне на приличных местах: тридцатый ряд от поля. Шел уже восьмой иннинг, на котором «Атлетикс» опережали «Янкиз» на семь очков, хотя игра шла вяло.
Сидовски-младший и изнервничался, и проголодался.
– Слышь, старик, – обратился он на польском, – пойду-ка я добуду съестного. Тебе чего-нибудь принести?
– Обязательно, – оживился отец, – попкорн.