Страница 1 из 11

Моя необработанная форма

Сафат Ильгар

Ильгар Сафат

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Ильгар Сафат – режиссер театра и кино, сценарист, прозаик, поэт, рок-бард. Родился в городе Баку в 1972 году. Окончил Азербайджанский педагогический институт им. М. Ф. Ахундова по специальности «педагог русского языка и литературы». Затем Высшие курсы сценаристов и режиссеров в Москве. Картины Ильгара Сафата показывались в различных городах мира, отмечены призами на многих международных фестивалях.

Мышление – это путешествие на тот свет!

1. БЫЛ ЛИ Я ЧЕЛОВЕКОМ?

Ближе к вечеру разум вступает в силу. Днем его просто не было. Днем не было ничего. Лишь несколько мгновений солнца, сочащегося сквозь листья чинары, но это не в счет. Нет, если напрячься, то, конечно, можно многое вспомнить. Например, звуки музыки, доносившиеся с улицы. Звуки музыки и шум ветра. Они вместе с солнцем путались в листьях, и это спасало от безумия. Безумием было не отсутствие мысли, а агрессия внешнего мира, отгородиться от которого не помогла даже листва чинары. Музыка вернула меня в ускользающую реальность.

Да, еще было несколько телефонных звонков, несколько бессмысленных разговоров, но о них и вспоминать не хочется. Ни о чем не хочется вспоминать. Ни о чем. Жизнь остановилась, как локомотив, у которого закончилось топливо. Полная дисфункция. Апатия. Тупик. Нежелание жить. Пустота. Если нет мышления, то какое значение имеет все остальное? Весь день я пролежал в постели, смотрел в окно на покачивающееся от ветра дерево.

Но едва закатилось солнце и окно стало черным, что-то во мне пробудилось, что-то незначительное, но неизбежное. Вероятно, сознание. Или нечто, напоминающее сознание. Нервы, как нити на пальцах кукловода, натянулись. Я снова стал тем, чем, как мне кажется, был прежде. Человеком. Хочется повторить это слово еще раз, но уже со знаком вопроса. Человеком? Разве я был им когда-нибудь? Человеком! Не уверен. Правда, я в этом не уверен.

2. ФОТОНЕГАТИВЫ

Какой я кретин. Несколько лет в сыром подвале я хранил свои фотонегативы. И вот недавно достал их из коробки, дно которой прогнило и кишело червями. Поверхность пленок потрескалась и пошла гнилыми разводами. Кроме того, многолетняя патина делала изображение на кадрах почти неразличимым. Эти негативы следовало бы сдать реставратору, чтобы он спас хотя бы то, что еще можно было спасти. Вместо этого я сунул пленку под кран и с ужасом увидел, что вода попросту смывает с нее все образы. Идиот. Я достаточно быстро сообразил, что происходит, и вытянул ленту целлулоида из-под бьющей струи, но часть негатива была уже уничтожена.

На пленке был запечатлен я, еще ребенком, вместе с покойной мамой. Мы сидели на камне, на берегу моря, мама меня обнимала за плечи, мы улыбались, и это были, пожалуй, самые счастливые мгновения в моей жизни. Но что развеселило нас в ту минуту, что заставило наши лица светиться счастьем? В руке я держал морскую ракушку, поднес ее к уху, чтобы расслышать убаюкивающий гул моря. Но о чем шептало мне море? О чем лгало? И как это банально – обманутые детские мечты! До слез!

Все еще только начиналось, все еще было впереди, все только ждало, все казалось возможным. Жизнь – сказка, сон. Упоительный сон. Путешествие, которому не будет конца. Погружение в грезу. И вот теперь эти очень дорогие мне кадры я уничтожил собственными руками. Кретин. Их уже не вернуть, как не вернуть и потерянной жизни.

Так и с моей личностью. Внутри меня что-то безвозвратно исчезло. Исчезло по моей вине. Стерто. Что-то самое ценное, то, что и есть настоящий я. Осталась лишь грязь. Одна лишь грязь. И ничего, кроме грязи. И ничто меня теперь не отмоет.

Мне стало неинтересно жить. Тяжело. Тошно. Недавно я хотел было все разом кончить. Мне пришла в голову мысль – лечь спать с открытым газом. Включить конфорку и забыться. Это была бы легкая, не самая мучительная смерть. Жить надоело, но мучиться я тоже устал. Все достало. Все опротивело. Все осточертело. Олдос Хаксли этот вопрос решил просто. ЛСД. Легкая смерть. Бегство интеллектуала. Интеллектуалы – трусы. Интеллект – для трусов. Не знаю, радоваться этому или печалиться, но я даже прикончить себя как следует не смог. Талантливые люди, говорят, талантливы во всем. Так и бездари во всем бездарны. Это про меня. Настроен я был решительно, но для того, чтобы так решительно настроиться, мне пришлось выпить приличную дозу коньяка. Меня разморило, и я уснул, не дойдя до кухни. Рухнул на ковер и вырубился. Ну разве не кретин?

3. ДЕМОНИЧЕСКАЯ ГОЛОГРАФИЯ

В последнее время со мною творится что-то неладное. Голоса в голове подстрекают меня разом закончить все эти мучения: выпить таблетки, вскрыть себе вены в ванной, броситься под поезд или выпрыгнуть из окна. Мне хорошо знакомы песни этих демонов, я много лет борюсь с их наваждениями. Это странно, но я не верю голосам, звучащим в моей голове, точно так же как я не верю людям, которых вижу вокруг себя. Все лгут, и все лжет, даже я сам себе лгу, чтобы случайно не признаться в чем-то очень страшном. Одна ложь. Всюду одна ложь.

Проснулся я ночью, лежа на полу. Почему-то с расстегнутой ширинкой и вывалившимися из нее причиндалами. Замерз. Снилось что-то омерзительное. В затылок скреблись мерзкие насекомые – то ли мадагаскарские тараканы, то ли жужелицы-многоножки. Не помню точно, да это и не важно. Во сне я был уверен, что эти насекомые скребутся злонамеренно, как люди, разумно. Ведь некоторые люди разумны. Хотя где найти таких людей? Я чувствовал, как острые коготки раздирают затылок. Мне стало страшно, что под волосами может потечь кровь и я буду не в силах ее остановить. Кровь начнет литься не переставая, и я захлебнусь в ее липких струях или сдохну от кровопотери. Какое-то гадкое существо скреблось в меня, но я даже не пытался его отогнать. Было лень. Воля парализована. Я был скован странным чувством. Мне лень было даже пошевелить пальцем, чтобы прогнать эту мерзость. Лежу и терплю. Вот такое я ничтожество. Раздражал еще звук, издаваемый когтями неведомой твари. Было такое ощущение, что это скребут бритвой по стеклу. Или гвоздем по жестянке. Страшно было еще то, что во сне я понимал, что издавать такой звук при соприкосновении с моей головой когти насекомого не могут. Ведь мой череп не хрустальный шар и не жестянка, а кость не может звучать так, как стекло или жесть. Бред какой-то. В этом было что-то противоестественное. Вероятно, от чувства несуразности я и проснулся. Во рту смердела гадливая горечь. В окно трупной язвой сочилась луна, и ветка дерева, колеблемая ветром, билась в промерзшие стекла. Цок-цок. Так вот, оказывается, что издавало этот неприятный, скребущийся звук. Ветка. Все очень просто. Дерево скребет окно. Ветви задевают водосточную трубу. Никакой мистики. Никаких призраков.

Я немного успокоился, хотя тяжесть на сердце все еще не отпускала. Застегнул ширинку. Мне захотелось расплакаться, но я взял себя в руки. Слез моих никто не видел и не увидит. Лучше сгнить в психушке, чем радовать недоброжелателей, завистников и врагов. Их у меня много. Так пусть эта сволочь не радуется.

За окном лаяла собака. Лаяла и тихо подвывала. Было жутко. В трубах шумела вода. Все это вызывало во мне такое внутреннее напряжение, что казалось, что я и сам сейчас либо залаю, либо прорвусь вместе с трубой под напором шумящей воды. Пусть из меня вытечет вся гниль! Но кем я был в эту минуту? Кем я вообще являюсь? Кто я? Кто я такой? Не хочу себя вспоминать, так как прекрасно понимаю, что уже давно не соответствую своим воспоминаниям. Раньше были друзья, были женщины, и это наполняло смыслом. Теперь тоже есть бабы, но смысла в мою жизнь эти твари уже не привносят. Твари. Похотливые обезьяны.