Кровь на Дону

– Значит, не гневаешься на меня?

– Гневаюсь, но прощаю, – улыбнулся Дмитрий. – Когда должны вернуться касимовцы?

– Крайний срок – понедельник.

– Ладно, они соберутся быстро, дождемся.

– Ну, а остальных ныне вечером объеду и оповещу.

– Коли кто не может идти в поход, тут же извести меня.

– Да я, почитай, каждый день наших вижу, кого на подворьях соседских, кого на рядах. Горбун вон опять в скандал попал с бабами своими.

– А у него чего?

– Так передрались его торговка и купчиха. Осип же неугомонный. То одну затащит к себе, то другую, и это уже который год длится. Может, думал, бабы не ведают про то. А они не дурнее Горбуна. Сошлись на подворье его, шума было, как на сечи сотен супротивников.

– И когда успокоятся? Женить его треба.

– Треба, да только где подходящую порядочную девицу или бабу отыскать? Сколь уже пытались. Так с Клавой и Зинкой и крутится.

– В походе ему не до них будет.

– Это так, хотя кто знает, может, казачку какую встретит.

– Вот то было бы самое лучшее.

– Не спорю.

– Ладно. Поехал я, Гордей. В воскресенье встречаемся у меня.

– Понял. Дружина будет.

– Обоз тоже. Пока, Гордей!

– До свидания, князь!

– Пока, Влас! – крикнул воевода ратнику.

– Всего доброго, Дмитрий Владимирович!

Савельев проехал к себе на подворье. Ульяна с сыном были уже там и сидели на лавочке у крыльца дома. Служка Прошка, впрочем, теперь уже вполне взрослый холоп Прохор, открыл ворота. Савельев соскочил с коня, передал ему поводья.

– Какие будут указания Дмитрий Владимирович? – спросил подошедший к князю ключник.

– Да никаких, Семен, все, как всегда.

– Понял.

Савельев присел рядом с женой и сыном:

– А чего не у родителей?

– Погостила и хватит, да и отец был не в настроении.

– Испортил я тебе праздник, Ульяна?

– Что об этом говорить? Ты ни при чем, это все гордыня отца и матушки. А больше – влияние других вельмож. Мне ключник говорил, к отцу последнее время часто бояре заезжать стали. Собираются в горнице, закрываются и речи ведут. О чем, неведомо, у нас подслушивать не принято.

– Напрасно так ведет себя Степан Гордеевич, – вздохнул Савельев. – Один за другим вскрываются заговоры против царя, соответственно, заговорщиков ждет опала. Как бы отец твой не попал в нее. Лишится ведь всего.

– Я не думаю, что мой отец способен выступить против своего государя.

– Он, может, и не способен, но подтолкнут бояре на шаг необдуманный, всего лишь один, и, считай, пропало.

– Я говорила ему, а он слушать не захотел, мама тоже.

– Ну, тогда след только ждать, что будет. Может, и на самом деле безобидные беседы ведут затаившие обиды бояре. Но, признаюсь, я в это не верю.

– А все эта опричнина! До нее как спокойно было! – воскликнула княжна.

– Царь не мог поступить иначе, зарвались бояре некоторые. Слышал, многие на сторону Литвы перешли, кто-то к крымскому хану в вассалы подался. А чтобы там прятаться, одного добра, взятого из Руси, мало, надо быть нужным западным и южным правителям. А это измена. Но… Ульяна, давай не будем о том. В общем-то государь хорошо относится к твоему отцу.

– Ой, Господи! Я ж не спросила, чего тебя царь вызывал? – встрепенулась Ульяна.

– Уехать мне придется, Уля.

– Опять?

– Опять.

– Далеко?

– Почти туда же, где был.

– К Дону и дальше?

– Да.

– И не видишь даже, как сын растет.

– Служба государева, Уля, пора бы давно привыкнуть.

– Да я привыкла, но знаешь… да чего уж говорить о том, что много раз было сказано. Надо собрать тебя.

– Пока не надо, у меня в запасе три дня. Я сам прислуге накажу, что треба уложить в суму, ну а доспехи и оружие всегда в доме. – Савельев поднялся и посмотрел на жену:

– Все, Уля, давай прекратим этот разговор. Понимаю, тебе больно оттого, что муж вновь уедет в неизвестность и неведомо, вернется в обрат или нет, но иначе я поступить не могу. Кто-то должен стоять за интересы государства.

– Да только немногие то делают.

– Эх, Ульяна, боюсь, скоро всем несладко придется.

– Ты это о чем, Дмитрий?

– Слишком суетятся султан Великой Порты Селим да хан крымский Девлет. Казна их пустеет, а значит, что? Значит, могут двинуть и на Русь вместе с союзниками своими, и тогда каждому русскому придется брать в руки оружие и биться с ворогом насмерть. И холопам, и торговцам, и дворянам, и боярам знатным. Никого та участь не минует.

– Ты пугаешь меня, Дмитрий.

– Не бойся, – улыбнулся Савельев, – с нами Господь Бог, он не даст свершиться подлости и гибели Руси святой.

– И что же это за времена такие? Зачем царь прогневал татар, забрав у них Казань, Астрахань, зачем пошел войной в Ливонию? Сидели бы в своих землях и обошлось бы.

– Не обошлось бы, – покачал головой Савельев. – Не приди мы в Казань, Астрахань, Ливонию, то татары, поляки, литовцы, шведы пришли бы на наши земли. Царь сделал то, что было единственно возможным, дабы уберечь страну. Если бы еще его поддержали бояре, так нет, только вредят. Не все, конечно, многие за государя стоят, но хватает и изменников, и вреда от них много. Пойдем в дом.

– Я хотела тут еще посидеть. Здесь хорошо, солнышко греет, птицы поют.

– Ну, а я пойду, посплю немного.

– Ступай, родной, отдохни.

В воскресенье вечером дружина собралась на подворье Савельева. Расположились на заднем дворе у сада. Там же стояли две телеги обоза.

Касимовские татары вернулись загодя, еще утром, сделав все свои дела, дружина была в полном составе, включая возчиков, которые легко становились воинами.

Савельев передал ратникам суть задания царя.

Его выслушали молча, привыкли уже к подобным заданиям. Прикинули, какое оружие и доспехи брать. Сошлись, что пищали не помешают. К ним добавили бердыши, на которых можно было устанавливать ружья и вести прицельный огонь по коннице противника. Осмотрели содержимое телег.

Бессонов определил, что кому завтра иметь при себе.

Подъехал и князь Крылов.

Как издавна было заведено, ратники дружины задами разошлись к своим подворьям. Во дворе остались только Крылов и Савельев. Но вскоре ни с того ни с сего объявился Малюта Скуратов. Он объяснил, что царь послал его прознать про готовность дружины, а потом передал Савельеву царскую грамоту для казацких атаманов, требуя от них повиновения полного. Поговорили втроем и разошлись.

А на рассвете возчики вывели с подворья телеги, и князь Савельев, попрощавшись с семьей, выехал в Коломенское, где был назначен общий сбор дружины.

Место переправы через Дон.

Плоты, направляемые в том числе и гребцами лодок, уткнулись в берег. На песок сошел знакомый Савельеву казак – помощник атамана Макар Данилов.

Дмитрий поприветствовал его и спросил:

– Переправа безопасна, Макар?

– Да. С востока шли вы, на том берегу к югу атаман отправил ертаулом десяток второй сотни. Несколько лодок ушли вниз по течению, смотрят и за северной стороной. Можем переправляться.

Плоты были большие, в несколько рядов бревен, с оградами и петлями для зацепа коней. Дружина завела их на два плота и осталась вместе с ними. Третий плот занял обоз.

Как только загрузку завершили, паромщики оттолкнули плоты, и гребцы взялись за работу. Переплыли Дон без происшествий. Когда вышли на песчаный западный берег, к ним спустились трое казаков.

– Атаман Михайло Тимофеевич Лунин, сотники Степан Ильин, Иван Карела, – представил их Данилов.

Познакомились, поприветствовали друг друга.

Савельев передал атаману царскую грамоту, в чем никакой необходимости не было, но порядок должен быть соблюден. Бегло ознакомившись с грамотой, атаман вернул ее и проговорил:

– Приветствую вас, достойные воины особой дружины, на землях станицы Дугановка. Наслышаны о ваших подвигах от атамана Алексея Михайловича Багона из станицы Степановка и сотника Ивана Рыгло из Крепина. До сих пор удивляюсь, как вам удалось бить малых ногаев в их улусах.