Страница 50 из 62
– Ты-то куда собрался? – спросил я.
– Я не могу их бросить, – говорил он с трудом, каждое слово давалось через боль.
– Никто никого не бросает, – сказал Смоукер, то и дело поглядывая в заднее стекло, – мы вернемся, когда за нами хвоста не будет. А сейчас у тебя кровотечение может открыться…
Петр покачал головой.
– Я не боюсь. Меня там, – он указал пальцем вверх, – встретят жена и дочка, и я смогу попросить у них прощения за то, что не был с ними до конца. А сейчас, – Апостол слабо кивнул в сторону Бакира, – они моя семья.
Бакир помог ему выбраться из машины, подставил плечо, и они медленно пошли в сторону лагеря.
Я смотрел, как они удаляются, и не мог ни уехать, ни побежать за ними. Последнее было бы равносильно самоубийству, как только преследователи, в наличии которых сомневаться не приходилось, найдут оставленную машину, начнут искать группу по лесам. Группу с раненым и двумя детьми. Группу без транспорта и еды.
Но уехать – значило не просто оставить. И проблема была не в том, что я где-то в глубине души чувствовал, что мы не вернемся. Все сделанное могло быть оправдано лишь жертвой ради группы, в противном случае, Бакир оказывался прав на наш счет.
– Машину легко отыщут, – прервал мое самокопание Смоукер, – поехали, это лучшее, что мы можем сейчас для них сделать. Вернемся, как только сможем.
Я сжал челюсти и надавил на педаль газа, тщетно уговаривая себя, что Смоукер прав. Впрочем, мы действительно вернулись через трое суток. Поблизости ничего найти не удалось, поэтому мы выгребли из нашего тайника рядом с водонапорной башней и привезли все свои запасы.
На месте лагеря осталось только небольшое кострище и тело Апостола, накрытое спальным мешком.
Смоукер положил автомат, закурил, сел на землю, закрыв свободной рукой глаза. Я стоял над телом и не мог пошевелиться, казалось, еще немного, и меня разорвет от ярости и чувства вины. Так простоял без движения, наверное, несколько минут. Смоукер подошел, положил руку мне на плечо. Я обернулся. Под моим взглядом он убрал руку и отступил на шаг.
– Ради чего? – спросил я. – Ради чего?
– Я был не прав, – тихо сказал он.
– Нет, прав. И Бакир был прав. И Апостол был прав, – сказал я. – Только все это было бессмысленно.
– А тебе какой смысл нужен? – неожиданно зло ответил он. – Спасти всех, чтоб жили долго и счастливо? Лежал бы сейчас рядом, – Смоукер кивнул на тело.
Зря он это.
Скинув с плеча автомат, я рванулся вперед, выбрасывая прямой правой, но Смоукер был готов. Он нырнул под удар и тут же сам пробил в живот. Удар был с короткого замаха, через куртку дыхание не сбил, только остановил. Смоукер рванулся вверх, схватив обеими руками меня за шею, попытался пробить в голову коленом. Я в последний момент успел подставить руки и ответил пинком по голени опорной ноги. Смоукер тихо взвыл, ослабив хват и дав мне возможность вырваться. Выпрямляясь, я ударил прямой ногой в район солнечного сплетения. Хорошо попал. Смоукер отлетел на метр, упал, перекатился через спину и вскочил в стойку, пытаясь справиться с перехватившим дыханием, хватая ртом воздух. Я быстро сократил дистанцию и пробил левой-левой-правой. Но попал только первым, и то вскользь, от остальных Смоукер ушел. Вторую серию я сделать не успел, дыхание к Смоукеру вернулось, и, сделав ложный замах правой рукой, на который я среагировал, он от души приложился левой ногой боковым по печени. У меня от боли аж искры из глаз посыпались. Я отшатнулся, и Смоукер тут же обрушился на меня с длинной серией руками в голову, под разным углом, не давая опомниться или подстроиться. Я пытался отступать и уклоняться, но раза три точно пропустил. В голове зашумело, периферическое зрение пропало. Я резко бросился в ноги и, навалившись плечом, повалил Смоукера на землю. Он вцепился в мою куртку и рванул в сторону, пытаясь меня перевернуть и оказаться сверху, но, переворачиваясь, я в свою очередь рванул его в ту же сторону, мы перекатились еще раз, и он снова оказался внизу. Пытаясь остановить вращение, Смоукер меня отпустил. Освободившись, я тут же вскочил на ноги. Он тоже, но опоздал буквально на полсекунды. С широкого замаха, почти наугад из-за кругов перед глазами, я врезал апперкотом справа. Попал. Смоукера повело, и он, не удержав равновесие, опустился на колено.
Ярости больше не было. Желания продолжать – тоже. Я постоял пару секунд и тяжело осел на землю, вытянув ноги. Только после этого Смоукер позволил себе расслабиться и повалиться на спину.
– Ну что, спустил пар? – осведомился он, продолжая валяться. – Легче стало?
– Не особо, – вздохнул я, осторожно пробуя пальцем рассеченную бровь.
Я в тот момент думал, что с ним происходит то же самое, что и со мной. Что его разрывает чувство вины, злобы на себя, на других, на обстоятельства, на несправедливость жизни, в конце концов. Я был слишком сосредоточен на себе, чтобы понять.
Через неделю мы наткнулись на небольшую группу, четыре человека. Увидели их прежде, чем они нас. Случайно, просто оказались в нужном месте в нужное время.
Я собирался привычно тихо обойти их и топать своей дорогой, но Смоукер меня остановил. Сказал, что не собирается больше бегать от неизбежного. Я понимал, о чем он, но в тот момент отказывался признать это. Спросил его. Он ответил, прямо и ясно. Даже не спрашивал, пойду ли я с ним, просто ждал, пока я осознаю очевидный для него факт. Я недолго колебался. Кивнул. Дальше была наша первая охота.
Смоукера с Алисой я прождал неделю. Заканчивался провиант, который я на следующую ночь таки умудрился вытащить из схрона в багажнике одного из ржавевших рядом с развязкой автомобилей. Но я был готов ждать до последней банки консервов, хотя причиной было отнюдь не строгое следование договоренностям.
За долгое время нахождения в паре я привык к тому, что один из нас всегда бдит и охраняет второго. Сутки для нас делились примерно на три части: когда сплю я, когда Смоукер, и когда мы передвигаемся или работаем. Под работой понималось абсолютно все, ну кроме пожрать и справить нужду.
Эта рутина и наличие напарника стали для меня абсолютом, как смена дня и ночи или времен года. Тем тяжелее стало столкновение с новой реальностью, к которой я оказался совершенно не готов. Тем не менее, я изо всех сил старался окончательно не впасть в паранойю и мыслить конструктивно.
В принципе, логичным решением было бы двинуться к оружейному магазину самому, но даже при том, что маршрут до места я знал отлично и сам по себе путь с закрытыми глазами мог бы пройти, с нынешним арсеналом, да еще и в одиночку, такой поход превращался в смертельную лотерею.
Если оставлять за скобками сознательное невозвращение, все многообразие «чего угодно», что могло бы произойти, сводилось для меня, по сути, к двум вариантам. Либо Смоукер мертв, либо их с Алисой прижала дохлятина, или еще хуже – люди, причем так, что они не могут выбраться самостоятельно.
С первым все понятно, думать тут не над чем. А вот второй не давал мне покоя. Если я рвану в город, смогу ли я чем-то оказавшимся в западне помочь? Против людей – точно нет. Эти не будут сидеть под дверью, скорее наблюдать с удобной отдаленной позиции и простреливать подходы.
А если зомбаки? Зависит от количества, естественно. Но если бы их было немного, Смоукер бы уже разобрался самостоятельно.
Я вдруг поймал себя на том, что говорю вслух, и даже не шепотом, а в голос. Твою мать. И рука опять дрожит.
Неделя в одиночестве раскачала нервную систему до предела. Я почти не ел, стараясь максимально экономить скудный запас продуктов, и почти не спал. Ощущение опасности, незащищенности перед лицом любой угрозы во время сна, давило как тисками. Поначалу мне удавалось это игнорировать. Ровно до момента, пока, проснувшись, не обнаружил зомбака под своим деревом. Засранец наверняка пришел от развязки, да и действительной проблемы в одиночку не создавал, но теперь сомкнуть глаза дольше, чем на полчаса, как бы мне этого ни хотелось, я не мог. Чаще всего удавалось задремать минут на пятнадцать, но как только я начинал проваливаться в фазу более глубокого сна, развивалось некое подобие панической атаки, мгновенно выдергивая обратно в реальность. Все, дольше ждать было нельзя. С катушек съеду раньше, чем закончатся запасы еды.