Не молчи

– Маленькая дрянь! Ты знала все! Таскала ее к себе домой специально, для этого извращуги. Я уничтожу всю вашу семейку!

Он был похож на разъярённого зверя, но меня это не пугало. Мое сердце разрывалось совершенно от другого чувства- от боли. Я вновь переживала тот кошмар. Внутри все сгорало, моя душа кричала «я не виновата! Я не виновата! Я тоже перенесла это… я не виновата» Но мое существо не могло ничего выдать, кроме горьких слез. Сил стоять больше не было, я упала на колени.

Я не помню, что произошло дальше. Помню, лишь то, что, когда пришла в себя, в доме стоял ужасный шум. Я увидела дедушку, рука его нелепо свисала, а застывшее бездвижное тело расплывалось по дивану. Врачи «скорой» констатировали смерть. Он умер… я не могла поверить. Вот так взял и умер. И ничего ему теперь за это не будет. Мы остались здесь страдать, переживать эту боль изо дня в день, а он просто ушел и все… я бросилась к нему, мой крик в мгновение заставил всех замолчать.

–Вставай! Вставай! Ты не можешь умереть! Вставай!

Рыдая, я впивалась ногтями в его плечи, и пыталась поднять, я трясла его со всей силой, будто пытаясь разбудить, но его отяжелевшее, холодное тело никак не поддавалось. Он не должен умереть, не сейчас…. Я вспомнила все, вспомнила свою беспомощность, свою безнадежность и вся эта горечь выливалась в истошные крики. Как он может умереть, не ответив за все злодеяния, умереть вот так просто?!

Следующим же днем его похоронили. Какая ирония…помочь в этом деле отозвался только, ненавистный дедушке дядя Коля. Он ни разу ни о чем не спросил, не сказал ни слова. Но его небесно-голубые глаза были красноречивее любых фраз. Они были полны сожаления, нет, не к дедушке, а ко мне с мамой. Он понимал, что теперь, нам не будет жизни в этом городе и придется бросить все и уехать. Уехать далеко, сбежать от себя.

Мама никогда не затрагивала эту тему, то ли от стыда, то ли от страха перед правдой. После переезда, она еще больше ушла в работу, а я, исполненная ненавистью к себе, за свое молчание волочила жалкое существование на этой земле. Я не понимала, кого я ненавижу больше – дедушку, который оказался настолько нравственно прогнившим или себя, за свое молчание, по причине которого было сломано столько жизней.

Я всю жизнь пыталась выстроить стену между тем днём и будущим, но каждая попытка разбивалась об острую реальность. Я не могла ничего поделать с тем, что во мне, еще 9-и летнем ребёнке навсегда изменилось представление о природе человеческой натуры.

Радмилла

Мне было 15 и все, о чем я сейчас мечтала- смерть. Быстрая, безболезненная смерть. Столько боли я пережила, разве я не заслужила избавления?

Я сидела на полу, крепко обхватив руками колени, поджав их к подбородку. Хотелось спрятаться внутри себя, спрятаться, чтобы защитить себя от них. Ведь, все, что у меня теперь осталось- это я сама. Капельки крови из носа падали одна за другой, разбиваясь о холодную поверхность. Я разглядывала копны волос, разбросанных недалеко от меня. Еще недавно, они украшали мою голову, спадая черным, как ночь водопадом по моей спине, теперь они были на корню срезаны дядей, в знак презрения. Меня больше не душил страх, но осознание несправедливости происходящего комом сдавливало горло. Хотелось кричать, разрывая в клочья эту мучительную тишину. Но, разве я могла? Меня давно лишили голоса, лишили души, меня давно лишили жизни. В голову вдруг пришли слова песни, что мама пела в детстве, когда мне становилось страшно «не бойся, я с тобой, от всех укрою бед» тишину нарушил мой напев, роняя слезы на пол, дрожащим голосом я повторяла, словно молитву эти слова, в надежде на покой, который они приносили мне в детстве. Где же ты сейчас, мамочка….знаешь ли, видишь ли, что твориться с твоей девочкой? Забери меня к себе, я так устала, мне так больно, мамочка…

Мама не слышала, их с отцом не стало, когда я была еще ребенком.

Воспоминания уносили меня в детство, отвлекая от физической боли, но еще больше калеча душу.

В тот день, я впервые познакомилась со смертью и, как ни странно, мы подружились. Частенько она навещала меня. Она вошла в дом с, завернутом в белоснежный саван отцом. Я ощутила ее присутствие, холод, которым веяло от нее. Тогда, я еще не понимала сути происходящего. Не понимала, почему люди вокруг кричат и плачут, почему отец лежит на полу. Мне не было страшно, потому что я видела, что мама абсолютно спокойна. Она, как и обычно это бывало, сидела рядом с папой, а голова ее покоилась на его груди.

–Мама, папочка заболел? Почему его так укрыли?

Как хорошо я помню ее глаза в этот момент. Какая невообразимая боль читалась в них, такая тяжелая, такая видимая, что даже я почувствовала ее. Тетя взяла меня за руку и вывела из комнаты. Я не понимала, почему они не дают мне поиграть с папой и, что заставило маму так страдать, не понимала, что такое происходит. Мои раздумья прервал истошный крик. Это была мама. Я выскользнула из рук тети и побежала к ней. Она сидела на коленях и… это даже плачем нельзя было назвать, рыдание ее было отчаянным, наполненным такой великой безнадежностью, что теряло человеческий характер. Она цеплялась за отца, как за единственный шанс спастись, но его неумолимо отнимали у нее, отнимали навсегда. Я не знала куда мне бросаться, к маме, чтобы попытаться, хоть как-то облегчить ее боль или к отцу, чтобы не дать забрать его. В этот момент кто-то подхватил меня на руки и спешно унес в другую комнату. Я вырывалась, кричала, плакала, но меня все не отпускали. Долго, потом меня преследовало это чувство вины, за то, что я ничего не сделала, не помогла маме, не спасла папу.

Самый страшный момент наступает, когда дом пустеет, все родственники и друзья уходят, и ты остаешься наедине со своими мыслями, с всепоглощающей болью, с осознанием неизбежности произошедшего.

За все три дня, что прошли после того, как забрали отца, а я так ни разу и не услышала голос мамы. Она больше не кричала, но ресницы ее оставались мокрыми, а слезы омывали лицо. горе ее было тихим, почти беззвучным. Удивительно, как мы можем забыть, что делали еще несколько дней назад, но уловить и запомнить на всю жизнь ритм дыхания, глубину взгляда, тиканье часов в определенный момент, как может врезаться в память запах боли, витавший в воздухе.

– Мама, тебе больно?

Она подняла глаза, но взор ее был устремлен глубже, будто сквозь меня.

Я отчаялась, из глаз хлынули слезы

–Мамочка, не плачь, прошу тебя! Скажи мне, скажи, куда они забрали папу, я пойду и приведу его, скажу, что тебе без него плохо, что мы хотим к нему.

Она вздрогнула. Казалось, слова, словно электрическим разрядом прошлись по ее телу. В следующую секунду я оказалась в крепких объятиях.

–Девочка моя, ты тоже скучаешь по нему? Ты тоже хочешь к нему?

Голос был отравлен виной, дрожал, она, будто захлебывалась словами.

–Прости мне мою боль, любимая. Прости мое горе.

Мама крепче прижала меня к себе. Время застыло. Мы стояли посреди комнаты, наполненной горьким ароматом душевных мук и, словно прятались в объятиях друг друга. Поцелуями она собирала слезы с моих щек.

–Ну, все, пойдем, приведем себя в порядок, милая.

Ее мягкие руки заботливо омывали мое лицо теплой водой. Каждое ее касание привносило в душу покой.

Мне казалось, этому горю пришел конец, и теперь жизнь пойдет обычным чередом. Однако, отсутствие папы меня еще беспокоило, а спросить маму о нем я так и не решилась.

Впервые за несколько дней, лицо ее освещала улыбка, лишь иногда в глазах проскальзывала тоска.

В этот день, мне позволялось абсолютно все. Казалось, мама хочет загладить свою вину. Мы, до отвала наелись мороженым и конфетами, пересмотрели уйму мультиков, даже попрыгали на, недоступной ранее огромной мягкой кровати в родительской спальне. К концу дня, я нежилась в теплой ванне, до краев наполненной пеной. Мама сидела рядом и рассказывала сказку, как вдруг ее взгляд застыл. Она, вновь смотрела сквозь меня. Тревога охватила мою детскую душу, на сколько, она могла себе это позволить. Мама нагнулась ко мне и прошептала