Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 15

Женщина сожгла донос, а пепел бросила на пол.

– Уходи, – повернулась она к Кире, – никто тебя не тронет, если не будешь языком болтать. Слово Алмазной.

Кира рванула с места и побежала так, что у нее начало болеть в груди. Но, открывая трясущимися руками двери, она вдруг отчетливо и ясно услышала выстрел. И поняла, кто стрелял… Женщина… У нее был револьвер… Нэпмана больше не было… Но Кира не собиралась по нему плакать – все-таки она осталась в выигрыше. У нее был браслет, и она могла заложить его в ломбард.

Туча деловито вошел в гостиную и вдруг замер. Гостя, который ранним утром появился в его доме, о котором его предупредили, он ожидал увидеть меньше всего. Из роскошного кресла в не менее роскошной гостиной Тучи поднялся цадик – раввин центральной синагоги Одессы, в которой Туча не появлялся много, очень много лет.

Раввин был уже стар, но Туча все-таки узнал привычные черты лица, знакомые ему еще с детства. Лоб раввина прорезали глубокие морщины, длинная борода стала белоснежной, а спина – сутулой, но в глазах его по-прежнему светилась глубокая мудрость и понимание.

Туча замер, не в силах сдвинуться с места. На него тут же нахлынули воспоминания детства, и он снова увидел родное, но такое далекое лицо мамы… Услышал голос отца. В детстве, с отцом, – именно тогда он был в синагоге последний раз. Было это еще до поступления в гимназию, где Туча бросил всю свою религиозность, которую пытались привить ему родители.

Как и большинство предприимчивых молодых людей, он счел религию ненужным грузом, противным балластом, который при первой возможности нужно будет выбросить за борт. А потом… Потом Богу больше не было места в той жизни, в которой Туча оказался помимо собственной воли.

Он не вспоминал о синагоге долгие, долгие годы. И вот теперь строгое лицо правды посмотрело на него, подавив своей жестокой суровостью.

Родители Тучи давно умерли. В последние годы жизни они ничего не хотели знать о сыне, который вдруг стал одним из самых известных бандитов Одессы, правой рукой Мишки Япончика. Они ведь всегда были порядочны и честны… Для них Мишка Япончик был чем-то вроде многоголового дьявола, который мог прийти в каком-то кошмарном сне.

В последний путь Туча провожал родителей тайком. Да и был на их могиле всего два раза…

И вот теперь старый раввин, единственный свидетель его давно ушедшего детства, зачем-то пришел к нему.

– Ребе… – начал Туча дрожащим голосом и запнулся.

– Мир тебе, сын мой, – поклонился ребе, – ты уж прости за столь неожиданный визит.

– Это вы простите меня, ребе, что не ходил в синагогу, – вдруг выпалил Туча, чувствуя, как краска расплывается по его лицу, – простите меня, ребе… Я денег пожертвую. Все, что нужно. Вы скажите только. Вы уж простите меня, – разнервничавшись, он забыл даже про привычный одесский язык, заговорил нормально.

– Не нужны мне твои деньги, – ребе печально покачал головой. – Разве сделали кого-то деньги счастливым? Нет, Изя, не за ними я к тебе пришел. А пришел я к тебе за помощью. В очень серьезном деле.

Глава 6

Разговор с раввином. Сестра Тучи. Выздоровление Тани. Изольда Франц

Туча неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно под пристальным, чуть печальным взглядом раввина. Как и все настороженные, хитроумные, но достаточно организованные люди, он очень не любил сюрпризов, таких вот неожиданных появлений, от которых он не знал, чего ждать.

К тому же Туча давно порвал со средой, представитель которой так неожиданно вошел в его жизнь этим пасмурным утром, породив кучу странных мыслей и сомнений, к которым он не был готов.





Как человек действия, Туча любил думать только о своих планах. Как человек жадный, он любил, чтобы его планы приносили доход. Как человек алчный, он хотел, чтобы доход его был намного больше, чем у всех остальных. Как человек хитроумный и практически лишенный моральных устоев, он пытался обвести всех окружающих вокруг пальца. Как человек осторожный, он думал, как остаться в безопасности, сохранить свои капиталы и не пострадать. Таков был его жизненный план. Раввин не вписывался никуда – ни в одну из этих категорий.

Туча не знал, что делать со всем этим, как вести себя с человеком, который так сильно отличался от него самого, который для него, Тучи, был пришельцем из совершенно другого мира. Мира, в котором он ничего не понимал. Оттого, растерявшись, не зная, как вести себя в подобной ситуации, он вдруг почувствовал нечто, сильно напоминающее раздражение.

Как нашкодивший школьник, Туча переминался с ноги на ногу. Вся кровь прилила к лицу. Он краснел стремительно, как и все полнокровные люди.

Зачем он явился, этот раввин? К нему, к бандиту? Пристыдить его хотел? Так это поздно. Как большинство людей, привыкших преступать закон и живущих с азартом в крови, Туча ненавидел «воспитателей», читающих скучные, нудные нотации. Ведь они ничего, абсолютно ничего не знали о криминальном мире и при этом брались судить о нем.

Раввин с ходу заявил, что ему не нужны деньги. Туча этого не любил и не понимал. Он не верил людям, которым не нужны деньги, потому что понимал по собственному богатому жизненному опыту – это не может быть правдой. Такие люди лгут, а ложь страшна во всех своих проявлениях. Туча не встречал человека, которому не были бы нужны деньги.

Деньги двигали этим миром, и будь ты хоть за белых, хоть за красных, хоть за фиолетовых, каждый ради денег был готов абсолютно на все. Хоть душу дьяволу заложить. Так считал Туча. И был твердо уверен, что не ошибается в этом.

Была, правда, крошечная категория очень страшных людей – таких он тоже видел. Эти люди действительно не кривили душой, когда говорили, что им не нужны деньги. Но… Плату они брали другим, и это было гораздо страшнее и значительнее, чем деньги.

Они заставляли расплатиться честью, свободой, доверием, здоровьем, иногда – жизнью. Это было действительно страшно. Так что Туча навсегда усвоил, что лучше расплачиваться деньгами.

Но раввин – священнослужитель. Может быть, у него действительно была своя плата? Может быть, у тех, кому было открыто немного больше, чем всем остальным людям, было какое-то свое, особенное отношение к деньгам?

В еврейской общине этот раввин заслужил славу цадика. Цадик – значит святой, благочестивый, светлый человек. Что было святого в старике, который смотрел на Тучу такими усталыми и печальными глазами?

На нем был поношенный, но аккуратный костюм. Стоптанные, но чистые ботинки. Снедала ли его страсть к деньгам, свойственная почти всем остальным людям?

Туча не знал. А потому краснел, как школьник, стоя в своей собственной гостиной, окна которой выходили на море – темное и бушующее, как его душа.

– Вы обращаетесь за помощью ко мне? – Он наконец сдвинулся с места, прошел через комнату и грузно опустился в кресло, которое заскрипело под его весом. – Чем я могу вам помочь? Я бандит. Чем я могу помочь святому человеку?

– Никого не стоит считать святым, – печально улыбнулся раввин. – Я такой же человек, как и ты, сын мой. Какое право мы с тобой имеем судить о святости, если нам обоим присуще столько грехов? А настоящая святость – разве ее кто-то видел в жизни?

– Какие же грехи свойственны вам, ребе? Чем так серьезно вы могли нагрешить?

– У каждого свои грехи. И каждый оценивает их по мере своей собственной совести. К примеру, гнев, который охватывает меня каждый раз, когда я думаю, сколько страданий перенес мой и твой народ и сколько еще перенесет.

– Вы о погромах? – Туча скривился. – Тут надо не гневаться, а действовать. Японец с отрядами самообороны останавливал погромы. С оружием, кстати, в руках. Но вы ведь пришли не из-за этого. Большевики не занимаются погромами, а даже останавливают их. Кстати, тоже с оружием. Так что погромы нам не грозят.