Страница 5 из 45
Тот факт, что библиотеку искали прежде всего в Москве, объясняется тем, что в «Ливонской хронике» говорится: пастор Веттерман и его спутники видели либерею в Москве. Кроме того, некоторые ученые считают, что показ библиотеки пленным дерптцам не мог происходить ранее 1570 года, так как только тогда они перестали быть персонами «non grata» и были отпущены из плена. В июне 1570 года в Москве происходили торжества по случаю приема датского принца Магнуса, который в ответ на определенные привилегии обещал отбить со своим войском у шведов Ревель, необходимый выход России к Балтике. Одним из выставленных им требований и было освобождение дерптцев. Тогда-то, в эти дни торжеств, и показывали им библиотеку, полагают некоторые историки.
По моему мнению, прочтение слова «Москва» в «Ливонской хронике» носит лишь формальный характер, ибо иностранцы в то время подразумевали под Москвой и близкие и дальние окрестности столицы, и вообще всю Московию. Во-вторых, в хронике называется 1565-й, а не 1570 год: А в 1565 году Иван Грозный, испуганный народными восстаниями, недовольством бояр и в результате разных других причин, переселившись в «опричную» (от слова «опричь» — особо, отдельно) Александровскую слободу, в Москве появлялся лишь на короткое время и, конечно, не стал бы демонстрировать либерею пленным.
Очень важно в этом вопросе и изучение путей, по которым в 1565 году двигались дерптцы в места ссылки. Совершенно ясно, что шли они не по центральной Смоленской дороге, вообще в ту пору очень беспокойной из-за осложненных русско-польских отношений. Да из Дерпта, находящегося на северо-западе России, и не было смысла ею пользоваться. Пленные шли через Псков, Старую Руссу, Вышний Волочек и Тверь (ныне город Калинин). Если бы они шли по Смоленской дороге, то миновать Москву не могли бы, коль маршрут их был в поволжские города и Владимир. Но раз они двинулись из Дерпта, то, достигнув Твери, должны были погружаться на суда и плыть по Волге (самый надежный путь того времени). Исключение представляла одна лишь группа — владимирская. Вот ее-то маршрут и лежал через Клин, Дмитров и Александров. А от Александрова до Владимира уж и рукой подать.
Что же касается того, что Веттерман и его спутники были тогда персонами «non grata», то, видимо, не случайно хронист неоднократно подчеркивает, что Иван Грозный уважал пастора как человека ученого и высоконравственного и потому мог для него сделать исключение. В Александрове же была и специальная слободка для иноземцев.
В Британском музее среди сокровищ есть старинная книга. Если открыть ее, увидишь надпись: «Эту библию на славянском языке получил из царского книгохранилища Джером Горсей в 1581 году» (английский торговый агент Горсей был автором любопытных записок о пребывании своем при дворе Ивана Грозного). Известно, что царь ушел из слободы в двадцатых числах ноября 1581 года, после убийства сына своего Ивана (на эту тему написана И. Е. Репиным замечательная картина). Последние месяцы своей жизни он библиотекой не занимался, будучи тяжело болен и глубоко переживая убийство сына. Умер царь в 1584 году. Спрашивается, где же находилось его «книгохранилище», когда он дарил из него книгу Горсею? Ответ может быть один — в Александрове.
Но возникает вопрос — не увез ли Грозный либерею обратно в Москву после окончательного ухода из Александровской слободы?
— Вряд ли, — отвечает М. Н. Куницын. — Царь оставил слободу в смятенных чувствах. Многое, свезенное сюда за годы опричнины, он оставил в александровских дворцах. Затем воцарился сын его Федор. Он, по выражению поэта А. К. Толстого, «был разумом не бодор, трезвонить лишь горазд». За ним на троне оказался Борис Годунов, правитель мудрый, но, как ни странно, человек «бескнижный», то есть неграмотный, по утверждению современников. Далее наступила «смута», потом на троне появлялись цари «растительною образа жизни», далекие от интересов к античной культуре, — Михаил Федорович, Алексей Михайлович. Ко времени восшествия на престол любознательного, энергичного Петра Первого либерея, погребенная в одном из тайников слободы, была уже забыта…
Заканчивая этот очерк, я должен сообщить, что в наши дни создается специальная комиссия, в которую войдут известные ученые и литераторы. Она наметит широкий план поисков ценнейшего сокровища мировой культуры — либереи Ивана Грозного.
ИСТОРИЯ МОЕГО ДОМА
В 1932 году, когда мне исполнилось 13 лет, я переехал с родителями из Можайска в Москву. В доме 12 по улице Чехова, которая до 1944 года называлась Малой Дмитровкой, прожил 21 год.
Москва меня сразу захватила. Но, конечно, изучение архитектурных памятников города и их истории пришло гораздо позднее. Тогда-то я и узнал по разным справочникам и мемуарам и историю своей улицы, и не менее удивительную историю своего дома, связанную с декабристом М. Ф. Орловым, писателями Пушкиным, Герценом и Чеховым.
Название «Малая Дмитровка», так же как и «Большая Дмитровка», говорит о том, что здесь проходила дорога на город Дмитров. Здесь шел вместе с тем и кратчайший путь к Волге по рекам Яхроме, Сестре и Дубне. Дорога была оживленная, торговая, и число жителей Малой Дмитровской слободы росло. Селились они от центра по правую руку, где впоследствии появились дома с четной нумерацией, тогда как по левую сторону стоял поселок приворотных сторожей — воротников, о чем напоминает существующий до сих пор маленький Воротниковский переулок.
В конце XVI века путь от Большой Дмитровской слободы на Малую перегородила стена Белого города. Дорога повернула налево к Тверским воротам, на современную Пушкинскую площадь. Это не устраивало жителей, и они проделали лаз в Дмитровской башне. Как гласят старинные документы, он существовал, несмотря на неоднократные замуровки, до 1647 года.
А вскоре на Малой Дмитровке началось строительство церкви Рождества на Путинках, закончившееся необыкновенно быстро, к 1652 году. Храм выглядит и сейчас как игрушка, как группа затейливо и тонко выточенных кеглей. Храм дополнялся все новыми сооружениями, по мере того как во время постройки разгоралось воображение прихожан-заказчиков. Несмотря на постепенное наращивание отдельных объемов, храм отличается слаженностью всех своих необычайно красивых частей. Зодчий стремился разместить разнохарактерные объемы так, чтобы здание смотрелось преимущественно с одной точки зрения — с Тверской заставы, то есть со стороны выезда из города. Любимые народом шатровые завершения, действительно напоминающие точеные кегли, вносили в архитектуру светские черты, чему способствовало и убранство стен, выполненное из штучного, специально формованного кирпича.
Духовенство не могло примириться с таким «обмирщением», и, видимо, не случайно в год завершения Рождества на Путинках запретили шатры. Однако народная любовь к декоративности и узорности, к обостренности силуэта и затейливости убранства, так ярко сказавшаяся в архитектуре этой церкви, продолжала жить в искусстве и зодчестве.
Почему именно в этом месте был построен такой красивый храм, строительство которого обошлось в большую по тем временам сумму 800 рублей? Современный историк русского зодчества, профессор М. А. Ильин резонно предполагает, что это объяснялось близостью Путевого Посольского двора, в котором останавливались иностранные послы. Дворец находился в начале Успенского переулка, связывающего бывшую Малую Дмитровку (ныне улицу Чехова) с Петровкой и Каретным рядом. Об этом дворце напоминает сохранившаяся до наших дней перестроенная церковь Успения. И, наверно, ошибаются те, кто считает, что название церкви «Рождество на Путинках» напоминает о пути на Дмитров; скорее оно связано с названием Путевого Посольского двора XVII века.
В XVIII и первой половине XIX века на Малой Дмитровке селились дворяне. Еще уцелели и некоторые дома писателей, других давно нет. Здесь стоял дом, в котором у своей любимой сестры Федосьи Аргамаковой останавливался автор бессмертного «Недоросля» Денис Иванович Фонвизин, приезжавший из Петербурга. В собственном доме жил тут в 50—60-х годах XVIII столетия поэт и директор Московского университета Михаил Михайлович Херасков, к которому сюда частенько захаживали драматург Александр Петрович Сумароков и основатель русского театра Федор Волков. С последним Херасков создавал план грандиозного уличного маскарада «Торжествующая Минерва» в честь первого приезда Екатерины II в Москву.