Страница 5 из 27
– Но ведь марсиане… все было не так просто. Третий цилиндр упал в Пирфорде, между Уокингом и Лезерхэдом, и я…
– Ну бросьте! Для этого было необязательно идти кружным путем через центр Лондона. Кстати, вы знаете, что в своей книге так и не назвали жену по имени – ни единого раза?
– Как меня зовут, я тоже не упоминал. Или, если уж на то пошло, как зовут моего брата. Или артиллериста Кука. Это был литературный прием, призванный…
– Литературный прием? Вы привели имя королевского астронома. Имя коронного судьи! И не назвали имени собственной жены? Как она, по-вашему, это восприняла? И разве вы не поседели? Всего за несколько дней, во время войны.
– Но… но…
– Трудно найти более явный признак недуга – как физического, так и душевного. – Майерс откинулся в кресле. Я хочу сообщить вам, сэр – и я уже написал об этом в «Ланцет», – что вы страдаете от неврастении – она же горячка, колотун, боязнь пушек. Ее симптомы включают в себя нервный тик, задержку речи, паралич, кошмары, повышенную чувствительность к звукам, тремор, амнезию, галлюцинации. Знакомо, не правда ли? Ваш случай, по сравнению с аналогичным заболеванием у обычного солдата с Восточного фронта, примечателен тем, что вы обладаете внятной речью, живым умом, навыками самоанализа – и вы старше. Все это делает вас превосходным образцом для изучения. Сэр, наше правительство, в особенности военные власти…
– Ха! Разве между ними есть разница – теперь-то, с нашим дражайшим премьер-министром Марвином?
– …побудили меня отправить вас на лечение. В этот госпиталь – и в другие больницы Германии, где изучают боязнь пушек. Хотите ли вы принять участие в моем исследовании? Это окажет на вас благотворное воздействие, и к тому же есть шанс, что таким образом мы выработаем более эффективный способ лечения солдат, переживших подобную травму, – вне зависимости от происхождения.
– А у меня есть выбор?
– Но на этот вопрос, – сказал мне Уолтер, чей шепот то и дело прерывало потрескивание длинных тончайших проводов, которые нас соединяли, он не дал ответа. Думаю, что и не мог дать, поскольку считал себя высокоморальным человеком. Конечно, выбора у меня не было.
Я широко распахнутыми глазами поглядела на Гарри – они с Эриком Иденом слушали наш разговор, склонившись над второй трубкой. Я не знала, что сказать. Несмотря на то что Майерс пытался подготовить нас к разговору, беседа с самим Уолтером повергла меня в растерянность.
– Уолтер, – начала я, – я бы не принимала всерьез всю эту болтовню о Кэролайн. Ты ведь помнишь, я рассталась с Фрэнком, а он даже книги про меня не писал!
– Ох, боюсь, у нас с братом слишком много общего. Он стремится к высшей цели, и это порой служит причиной его отчуждения от людей, даже от самых близких…
– А как тебе лечение?
В 1916 году, в разгаре своей завоевательной войны, немцы волей-неволей стали первопроходцами в том, что касалось излечения от этой болезни – «боязни пушек», как они ее называли. Но их подход был обусловлен их культурой. Поддаться страху было позорно и постыдно. И потому их метод лечения, известный как «метод Кауфмана», был основан на психологическом давлении и – как ни трудно мне было в это поверить – на причинении боли.
– Меня отправили к доктору Йелланду. Он был британцем, но последователем Кауфмана и применял технику, которую называл фарадизацией. Он воздействовал напрямую на симптомы с помощью электричества. Например, если у человека были проблемы с речью, в его язык и гортань посылали электрические разряды, его запирали в комнате и привязывали к креслу до тех пор, пока он не начинал говорить.
– О господи! И это работало?
– Да! Процент излечившихся называют «поистине чудесным». Вот только не упоминают о том, что в большинстве случаев болезнь возвращается.
– А в твоем…
– Йелланд старался «излечить» меня от плохих воспоминаний. Возможно, ты помнишь, что я во время Войны получил ужасные ожоги – особенно пострадали руки. И временами, когда мне снятся кошмары о заточении или бегстве или когда я вижу на лондонских улицах призраков минувшего, мои старые раны ноют – словно бы из солидарности. Намеренно уязвляя пораженные участки, Йелланд пытался разорвать связь между воспоминаниями и физической болью, таким образом стараясь избавить меня от гнета памяти – так он это видел.
– И в итоге…
– После пары сеансов я решил прекратить лечение, – только и сказал он.
– И были совершенно правы! – с чувством произнес Эрик.
– Не сказал бы, что у этой процедуры есть преимущества перед курортным лечением, – сухо заметил Уолтер.
После этого Уолтером занялись Майерс и его коллега, Уильям Риверс, который, будучи последователем Фрейда, со скепсисом относился к фарадизации и схожим методикам.
– Теперь я обретаюсь куда в более приятном предместье Вены, и вместо разрядов у меня разговоры – с Фрейдом и его учениками. Мы все говорим и говорим, а доктора пытаются понять, как травма, угнездившаяся глубоко в раненой душе, влияет на поведение человека. В этом действительно что-то есть – но я, как и британские врачи, скептически отношусь к утверждению Фрейда, будто в основе любого душевного порыва лежит сексуальное влечение. Возьмите марсиан – вот вам и контрпример!
Насколько нам известно, у марсиан вовсе нет понятия пола – у нас есть физические свидетельства того, что они воспроизводили себе подобных, не вступая в половой контакт. Как же к ним применить метод Фрейда? И при этом они разумные существа, у них явно есть мотивы…
Я перевела взгляд на своих спутников. Пора было переходить к сути.
– Уолтер, не надо сейчас беспокоиться о марсианах. Мне жаль слышать о твоих злоключениях. Я сочувствую тебе. Возможно, ты знаешь, что я уехала из Британии после выборов одиннадцатого года, когда к власти пришел Марвин со своими напыщенными громилами. Помню, как солдаты в форме маршировали за каретой во время коронации Георга… Я бы не хотела вслед за тобой оказаться у них в руках. Но ты позвонил, чтобы что-то мне сообщить.
– Я отчаянно пытался выйти на связь хоть с кем-то. Не только с тобой, но и с Фрэнком, и с Кэролайн… Я не нашел другого пути, кроме как достучаться до тебя, Джули. Я не мог сам узнать, где именно ты живешь в Нью-Йорке, поэтому попросил майора Идена передать тебе мое послание. Надеюсь, ты поймешь, ради чего я это затеял. Ты всегда…
– «Обнаруживала недюжинное присутствие духа», как ты выразился в своей книге?
– Прости меня! Послушай: я предлагаю тебе вернуться в Англию. Время еще есть. Садись на пароход – средств у меня хватает. Собери семью, и я позвоню снова. Возможно, стоит остановиться возле Уокинга – дом, где жили мы с Кэролайн, давно продан, но…
– В чем дело, Уолтер? Объясни мне хоть что-нибудь.
Так началось необычайное путешествие, которое привело меня из фойе самого высокого здания в мире к подножию марсианского треножника в Лондоне – и повлекло дальше.
Но пока что Уолтер сказал только одно:
– У меня плохие новости с неба.
5. Я возвращаюсь в Англию
Я стала искать подходящий пароход и узнала, что «Лузитания» готовится к отплытию. Раз уж Уолтер готов все оплатить, почему бы не совершить путешествие со вкусом? Вскоре я раздобыла билеты для себя – и для Эрика Идена с Альбертом Куком, которые, услышав мрачные намеки Уолтера, решили свернуть свой тур по Америке, принеся извинения профессору Скиапарелли. Марсианская война определила собой все течение их жизни; конечно же, они не могли не последовать за мной.
Не то чтобы в тот момент я горела желанием сразу же отправиться в путь. Гарри Кейн, мой бравый рыцарь, разделял мои чувства.
– Если ты американец, в Англии тебе сейчас придется несладко, – сказал он. – Стоит открыть рот, как по говору все сразу поймут, что ты янки, – и любой коп сочтет своим долгом к тебе прицепиться. А Букингемский дворец у них при этом охраняют немцы. И где тут логика?
– Это политика, ничего не поделаешь.