Как её можно терпеть?

1.

Она смотрит ему в глаза и смеётся. “Какие ваши доказательства?” - говорит и снова смеётся. Знает, что он знает, и всё равно смеётся. И даже знает, что он знает, что она знает. И хохочет. Ни капли его не боится. Глаза такие наглые, блядские. И губы тоже блядские, блестят от того, что она то и дело их облизывает. Смотрит голубыми своими глазами, холодными, как волны у берегов Ирландии, с вызовом так смотрит, мол, да нихуя ты мне не сделаешь, отсоси, придурок. А то ещё может скользнуть взглядом вниз, на его ширинку, рассматривает с интересом и губы красные покусывает. Нравится ей над ним издеваться. Вот как её можно терпеть, блядь эту рыжеволосую?

Ему хочется курить.

2.

- За последние четыре года вы трижды были замужем, - тон у него обличающий, но ей явно похер.

- И? - Cпрашивает, приподнимая свою идеальную бровь.

- И все ваши мужья скончались при невыясненных обстоятельствах. Джоффри Баратеон, Джейме Ланнистер, Рамси Болтон.

- И? - Лыбится сука.

- И это не похоже на простое совпадение. У всех троих было нечто общее. И это - вы.

- И?

Ведьма. Ненавижу.

Он молчит, смотрит пристально, даёт понять, что видит её насквозь.

Ей похуй.

- У меня через час рейс в Майами, - говорит. - В Майами круто, а вы скучный. Сколько можно меня на допросы таскать? Мне уже надоело башлять адвокату.

- А что там в Майами? Море? Пальмы?

- Да, в Майами есть море, есть пальмы, а вас там нет. И этого сраного дождя там тоже нет.

- Любите солнце?

- Да.

- И море?

- Да.

- И это вы убили своих мужей?

…

Фыркает и морщит свой остренький лисий носик.

- Агент Бейлиш, вы что, меня совсем за дуру держите?

Да, трюк избитый, но попытаться стоило. Чего он за пять месяцев только ни перепробовал. Пытался собрать улики, пытался найти свидетелей, пытался расколоть её на допросах. Толку ноль. Смеётся и смотрит блядскими своими глазами. И носом лисьим так смешно поводит, будто следующую жертву вынюхивает.

Травила их. Как пить дать, травила. Только чем… Следов никаких.

Задрать бы юбку да выебать как следует, чтоб как сучка скулила и перестала наконец лыбится.

Но выебать нельзя. Арестовать тоже. Доказательств у него нет.

Придётся отпустить.

Он вздыхает и хочет курить.

3.

- Я думал, вы летите в Майами.

Она смотрит вопросительно.

- Но рейс до Гонконга, - кивает на её билет.

- Передумала, - пожимает плечами. - А вы?

- Я в Вашингтон. Дела.

- А. Я думала, снова за мной следите.

Встреча в аэропорту Сиэтла на этот раз была в самом деле случайной. В отличие от кучи других встреч, которые он организовывал на протяжении долгих месяцев. Оказывал психологическое давление, мать его. Или в самом деле просто следил за ней? Куда пошла, с кем, чем занималась…

- На этот раз не слежу.

- А раньше следили?

- Да.

- Телефон прослушивали?

- Да.

Что толку скрывать, она и так всё знает.

- Трахнуть меня хотите?

…

Она разворачивается и бросает через плечо:

- Жду в женском туалете. Крайняя кабинка.

4.

Специальный агент ФБР трахает подозреваемую. Это, как ни крути, конец карьеры. Только самый конченый дебил на такое пойдёт. Вкрай отбитый идиот. Имбицил.

В женском туалете никого.

Белые, больничные какие-то стены, лампа дневного света мигает устало, унылые забрызганные зеркала, а у него стояк. Такой, что головка уже сочится смазкой, он это чувствует, и яйца тяжёлые, будто свинца в них залили.

Крайняя кабинка заперта и он тихонько стучит.

Она открывает и сходу обрушивается на него как лавина. На ней только юбка, чулки и туфли, блузка и бюстгальтер куда-то подевались, а может и не носит она бюстгальтер с такими-то сиськами. Упругие, горячие, торчат бесстыдно и упираются почему-то прямо в его ладони, а ему не остаётся ничего другого, кроме как мять их, сжимать, тискать, сдавливать соски, чтобы она стонала и тёрлась об него, как сука в течку. Не просто сука, нет, волчица. Хитрая, живучая мразь. Хищница. Она высокая, а на своих каблучищах и вовсе на полголовы его выше. И на двадцать пять лет младше. У него уже виски седые совсем, и он лет пятьсот уже так никого не хотел, как её, стерву эту рыжую. В его голове вечно работа, работа, уставы, правила, отчёты, показания. А у неё ноги от ушей и задница крепкая и от пота скользкая.

- Снимай каблуки свои грёбаные, - хрипит ей в шею. - Немедленно снимай, слышишь? Ну!

Она молчит, но туфли сбрасывает, становится одного с ним роста. Наконец-то. Между ног у неё горячо и мокро, течет так, что все трусы уже насквозь, будто плотину прорвало течёт. И каким-то непонятным образом его руки оказались именно там, там, под тканью её блядских кружевных трусов, красных к тому же. Они не целуются, просто тяжело дышат друг другу в рот.

- Мятой пахнешь, - шепчет и трётся, и скользит, и поводит задницей, насаживаясь на его пальцы. Нет в ней ничего человеческого, одна звериная похоть, и скулит тихонько, жалобно, когда он вынимает руку из её голодной щели и начинает поспешно нашаривать молнию на брюках.

5.

Член у него большой, и ей это странно, не ожидала, наверное, судя по его невысокому росту, а ему нравится, как она выдыхает “Ого!” и облизывается, не отрывая глаз. Он толкает её к стене, ногу её поднимает, пристраивает на крышку унитаза, чтобы удобнее было, и врывается в неё сразу, без прелюдий, без предупреждения. У него в голове уже просто туман, красный и влажный, как её шалавьи трусы, которые она даже не сняла. Трахает он её медленно, но сильно, выходит почти совсем, а потом врывается снова, со всего размаху, так, чтобы она от боли вскрикивала, только вот вскрикивает она, кажется, совсем не от боли. Нравится ей, что он так её хочет, что так ебёт, как в последний раз перед казнью, будто вот-вот ему горло перережут, а он не может вот так вот подохнуть и даже не кончить в неё ни разу, просто не может. Смотрит на него из-под ресниц своих длиннющих и всё губы кусает, а то сдавленно стонет и охает, от его резких и сильных толчков.

- Ты!..

- А-ах!..

- Их!..

- А-ах!..

- Убила!..

- А-ах!..

- С-сука!..

- А-ах! Д-да!.. Д-да-а… Я…Я-а-а-а… - стонет, сжимаясь нутром и не выпуская его член из себя, а ладони впились в его плечи и не понятно, то ли оттолкнуть хочет, то ли прижать к себе и не отпускать никогда. Наконец, расслабляется, выдыхает, вот только он-то с ней еще не закончил. Резко давит ей на плечи, заставляя её упасть перед ним на колени.

- Открой рот и без глупостей, - хрипит. - Попробуй только зубы в ход пустить - придушу.

6.

По глазам её видит, что поверила. Да она и не против. Размыкает свои искусанные бордовые губы и даёт ему войти сразу на всю длину. Она молодая сучка, но опытная, уж понятно, чем мужиков берёт, знает, как надо. И он снова знает, что она знает, оттого и трахает её глотку так уверенно, радуясь, что у неё на глазах слёзы, тушь потекла, и тонкая струйка слюны. И всё равно ей нравится, это видно, она урчит и жмурится довольно, и он просто не знает, как можно терпеть эту наглую блядь. Как же давно он впервые представил её себе вот так, на коленях и с его членом во рту, в самый первый раз, когда увидел, наверное. А потом каждый раз, пока она издевалась над ним, глумилась, ухмылялась, а то и хохотала откровенно, русалочьим своим смехом, а он видел, как она сосёт его, и она знала, конечно, знала об этом, не могла не знать. И он знал, что она знала. Наяву всё оказалось намного лучше, и как бы хотелось ему растянуть это всё как можно дольше, но долго никак невозможно, когда она так жмурится довольно и урчит, а в глазах плещется похоть. Он толкается в неё последний раз и кончает, кончает, кажется, бесконечно, заливает сперму ей прямо в горло и дрожит, и трясётся от наслаждения при одной только мысли об этом.

7.

Рейс немного задержали, и он даже успел выпить кофе. Хотелось виски и курить, но кофе тоже сойдёт. А еще отчаянно хотелось поменять билет и рвануть в Гонконг. Но так поступают только самые конченые дебилы, вкрай отбитые идиоты. Имбицилы еще. А он не такой. Он холодный, рассчётливый, он умный в конце концов, мудрый даже. Он никогда не делает глупостей.