Страница 17 из 100
- А это идея! - радостно проговорил Рома. - Поехали к Сатане.
- А что с телом делать? - спросила сердобольная Любовь Борисовна. Мертвое оно мне здесь не нужно.
- Мы его с собой прихватим, а по дороге где-нибудь выкинем, - тут же нашелся Рома. - Давай, Вадик, хватай ее за ноги, и потащили в машину. Нечего время терять...
...Когда крышка надо мной захлопнулась, я улеглась поудобнее. В багажнике было чисто и уютно, толстая шерстяная ткань, постеленная на дне, приятно смягчала удары на выбоинах, легкий запах масла из запасной канистры немного кружил покоящуюся на запаске голову, придавая воздушность мыслям, и при этом сверху не капало, мухи не кусали - одним словом, жаловаться пока было не на что. Я лежала, слушая неразборчивую перебранку "новых русских" в салоне, и тихо проклинала слишком болтливого Сатану. Как раз в этот четверг мы собирались с Валентиной в ателье заказывать себе вечерние платья к Новому году, а теперь неизвестно, сколько продлится это странное дело и вообще понадобятся ли мне уже когда-нибудь платья...
Машина вдруг резко замедлила ход и остановилась. Наверное, увидели подходящую свалку, где меня можно выбросить. Кроме тех двоих, в машине был еще и охранник-водитель, и я была уверена, что справлюсь со всеми без особого труда, если, конечно, они не предпримут никаких мер безопасности. Хотя чего им опасаться трупа?
Я услышала, как открылась дверца машины. Потом до меня донеслось:
- Капитан Николенко, здравия желаю. Ваши права, пожалуйста.
Ба, да это гаишники! Интересно, что-то сейчас будет...
- Что везете? - строго спросил милиционер.
- Начальство, - басом ответил водитель. - Вон, смотрите сами.
- Вижу, не слепой. Оружие, наркотики?
- Да что вы, товарищ капитан! - подобострастно заверил его Рома из машины. - Мы даже не знаем, как они и выглядят. Мы - честные бизнесмены...
- А что у честных бизнесменов в багажнике?
Наступила пауза. Потом Рома с деланным безразличием спросил у водителя:
- Витя, что там у нас в багажнике?
- Канистра с маслом, - буркнул тот.
- Покажите, - наседал гаишник. Я услышала, как тяжело засопел водитель и зашевелились волосы на головах обоих бизнесменов. Рома вкрадчиво проговорил:
- Слушай, командир, мы опаздываем. Вот тебе стольничек детям на мороженое...
- Открывайте багажник, - бросил капитан и позвал: - Сержант, подойди сюда!
Притопал сержант.
- Присмотри за пассажирами. А вы открывайте багажник.
Поправив прическу и расправив, где нужно, ажурную ночнушку, я приняла соблазнительную позу, положив под голову руку, и стала ждать. Они подошли, водитель долго возился с замком, гремя ключами и пыхтя, как паровоз, и наконец в мои глаза ударил свет. Первым, кого Я увидела, привыкнув к свету, был водитель. С отсутствующим видом он стоял в сторонке и смотри куда-то вдаль. На скулах его играли желваки, опущенные руки подрагивали.
Капитан, совсем еще молодой белобрысый парень с автоматом на груди, стоял прямо перед багажником и, вылупив глаза, смотрел на меня. Я прижала палец к губам, а потом чиркнула им по горлу, сделав страшные глаза, дескать, не шуми, командир, а то сейчас они всех перережут. Сглотнув от волнения пересохшим ртом, милиционер почему-то кивнул мне, будто все понял, и медленно двинулся к салону, снимая с груди автомат. Водитель, не глядя на меня, ушел за ним. Потом я услышала такой разговор.
- Так, всем руки за головы и выйти из машины! - скомандовал капитан. Сержант, обыщите машину.
Дверцы открылись, и бедняги начали нехотя выполнять приказ. Их тут же обыскали.
- Кто у вас в багажнике? - строго спросил Николенко.
- Родственница моя, - просипел Рома. - Из морга везем... В крематорий.
- Как в крематорий? - опешил милиционер.
- А так. Она всегда говорила, чтобы ее сожгли, а не хоронили.
- Да, - добавил Вадим, - еще просила, чтобы ее прах по ветру развеяли.
- Странно, а мне она сказала совсем другое, - процедил Николенко.
- Что она сделала?! - опешил теперь уже Рома.
- Дала понять, что вы ее насильно везете, - поправился тот. - Ну что, сержант, нашел что-нибудь?
- В машине вроде чисто, - крикнул тот, шуруя в салоне.
- Эй, дамочка, вылезайте! - крикнул мне милиционер. - Вы в безопасности!
- Как вылезайте? - обеспокоенно протараторил Рома. - Она не может вылезти! Потому в багажнике и везем...
- Молчать и не дергаться! - прорычал капитан.
Выбравшись из багажника, я явилась им в пронизанной лучами полуденного солнца сорочке, .надетой на голое тело, подобно Божьему ангелу, сошедшему с небес, дабы наказать непослушных и способствовать торжеству добродетели. Рома, Вадим и водитель, увидев меня, потеряли дар речи и даже руки опустили с затылков. Потом у Ромы отвалилась челюсть, он вздрогнул и начал, быстро синея лицом, сползать по машине, к которой был прижат, на асфальт. Вадима вдруг пробрала громкая икота. Капитан, которому не было дела до их реакции, с трудом оторвав взгляд от содержимого моей сорочки, хрипло проговорил:
- Вам, гражданка, придется проехать с нами, чтобы дать показания.
- Извините, капитан, но я не одета, - проворковала я и вздохнула. Если бы вы только знали, что мне пришлось пережить. Позвольте мне съездить домой и привести себя в порядок, - и пригрозила с улыбкой: - А то упаду в обморок.
- Конечно, конечно, - засуетился тот, - сейчас вас доставят, куда скажете. Сержант!
- Не нужно, благодарю. - И я направилась к "БМВ". - А этих мерзавцев арестуйте за захват заложницы. Вам медаль дадут за мое освобождение. Я все напишу в заявлении. Потом. А сейчас извините, я проголодалась.
Выдав все это, я выхватила у ошарашенного водителя ключи, села за руль и, пока никто из них не успел опомниться, выжала газ. До самого поворота я с удовольствием наблюдала в зеркале, как они все, кроме Ромы, лежащего у их ног, стоят, раскрыв рты, и смотрят мне вслед...
Босс встретил меня во всеоружии. Причем в буквальном смысле слова. Не успела я нажать кнопку звонка у входа, как из видеофона раздался его грозный голос:
- Ты одна или тебя держат на мушке?
- Одна.
- Заходи.
Щелкнул замок, и я юркнула в родную обитель, образ которой уже начал стираться в моей памяти за суетой последних событий. Босс, облаченный в бронежилет, с пистолетом в руке, настороженно осмотрел ажурное плетенье ночнушки и, поскольку никогда ничему не удивлялся, особенно если дело касалось меня, проворчал: