Страница 36 из 58
– Ах, Шон, мы ведь не ждали, что ты сегодня вернешься! – Ада быстро подошла к нему.
Он поцеловал мачеху и успел заметить, что горе не прошло для нее бесследно. Его охватило смутное чувство вины за то, что смерть отца не оставила на нем столь очевидных следов. Шон слегка отстранил от себя Аду.
– Прекрасно выглядишь, – сказал он.
Она сильно похудела. Глаза казались огромными, и в них поселилось горе, как прохладная тень в лесу, но она все равно улыбалась и даже смеялась.
– Мы думали, ты приедешь в пятницу. Я так рада, что ты раньше вернулся!
Шон перевел взгляд:
– Здравствуй, Строберри Пай.
А та уже сидела как на иголках: когда же он и на нее посмотрит?
– Здравствуй, Шон.
Глядя ему прямо в глаза, она слегка покраснела, но взгляда не отвела.
– А ты повзрослел, – добавила она, едва ли замечая, что лицо его сплошь покрыто толстым слоем пыли, которая припудрила ему волосы и ресницы; глаза от пыли тоже покраснели.
– Ты просто давно меня не видела, забыла наверно, – сказал Шон и снова повернулся к Аде.
– Ничего подобного, – прошептала Одри, но так тихо, что ее никто не услышал. Грудь ее переполняли нахлынувшие чувства.
– Садись, Шон. – Ада подвела его к большому креслу как раз напротив камина.
На каминной полке стоял дагеротип с изображением Уайта.
– Сейчас налью тебе чашечку чая.
– Может, лучше пива, а, мама? – сказал Шон и опустился в кресло.
– Конечно, сейчас принесу.
– Нет! – вскочила Одри и быстро направилась к кухне. – Я принесу!
– Пиво в кладовке, Одри! – крикнула Ада в спину девушке, а потом обратилась к Шону: – Такой милый ребенок.
– Посмотри внимательнее, мама, – улыбнулся Шон. – Она давно уже не ребенок.
– Жаль, что Гаррик… – начала Ада и тут же осеклась.
– Что – Гаррик? – спросил Шон.
Она секунду молчала. Ей было жаль, что Гаррик нашел себе не такую девушку, как Одри, а…
– Да нет, ничего, – сказала она и села поближе к нему.
– Кстати, от Гаррика никаких новостей больше не было? – спросил Шон.
– Нет, пока не было, но мистер Пай говорил, что через банк прошел чек: деньги были обналичены в Кейптауне.
– Ого, даже в Кейптауне? – Шон вскинул бровь. – Наш мальчик решил ни в чем себе не отказывать.
– Да, – согласилась Ада, припомнив сумму, обозначенную в чеке. – Это уж точно…
Вернулась Одри с подносом, на котором стояла большая бутылка и стакан. Она подошла к Шону. Тот прикоснулся к бутылке: холодненькое.
– Наливай поскорей, красотка, – подбодрил он ее, – умираю от жажды.
Первый стакан он осушил в три глотка. Одри налила еще, и с полным стаканом Шон поудобнее устроился в кресле.
– Ну а теперь, – сказала Ада, – рассказывай.
В атмосфере теплого радушия – мышцы приятно побаливают, ладонь холодит стакан с пивом – и рассказывать было приятно. Он и подумать не мог, что о своих приключениях может говорить хоть до утра. Тем более что стоило ему хоть на секунду умолкнуть, как Ада или Одри задавала вопрос, и рассказ лился рекой дальше.
– Боже мой, – ахнула наконец Одри, – уже совсем темно! Мне надо бежать!
– Шон, – сказала Ада, вставая, – ты не проводишь девушку домой? Мало ли что…
Они шли рядышком в полумраке, под кронами огненных деревьев. Молчали, потом Одри заговорила:
– Шон, а ты все еще влюблен в Анну?
Вопрос прозвучал ни с того ни с сего, и Шон, как всегда в таких случаях, разозлился. Открыл было рот, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но вовремя остановился. Вопросик-то правильный, хотя и непростой, даже щекотливый. А был ли он в самом деле влюблен в Анну? Раньше он никогда не думал об этом и теперь вертел вопрос в голове, разглядывая его со всех сторон, чтобы дать правдивый ответ. И вдруг на душе стало легко – отвечая ей, он улыбался:
– Нет, Строберри Пай, нет, я никогда не был влюблен в Анну.
Тон он выбрал правильный – сразу видно было, что не врет. Сердечко у Одри так и замерло от радости.
– Не провожай меня до самого дома, – сказала она.
Она в первый раз обратила внимание на грязную одежду Шона и подумала: а вдруг его увидят в таком виде родители и ему будет стыдно? Ей хотелось, чтобы с самого начала все было без сучка и задоринки.
– Хорошо. Постою здесь, пока ты дойдешь до двери, – ответил Шон.
– Завтра, наверно, отправишься в Теунис-Крааль? – спросила она.
– Да, встану – и домой, – подтвердил Шон. – Там работы по горло.
– Но ты ведь будешь заходить к нам в лавку?
– Конечно. – Шон посмотрел на нее такими глазами, что она вспыхнула и тут же возненавидела свои нежные щечки, с такой легкостью выдающие ее чувства.
Одри быстро пошла по дорожке, потом остановилась и оглянулась:
– Шон, больше не называй меня Строберри Пай, пожалуйста.
– Ладно, Одри, – усмехнулся Шон, – я постараюсь.
30
Прошло полтора месяца, как он вернулся с зулусской военной кампании. Целых шесть недель пролетели как одно мгновение. Шон размышлял об этом, сидя в центре кровати, удобно, как Будда, скрестив ноги, для чего пришлось задрать ночную рубашку чуть не до пояса, и отхлебывая кофе из чашки размером с немецкую пивную кружку. Кофе был горячий, Шон звучно хлебал и с шумом выдыхал пар изо рта.
Да, последние полтора месяца дел было невпроворот. Заботы не оставляли времени предаваться горю или сожалениям, хотя по вечерам, когда он сидел в кабинете, где любая вещь напоминала ему об отце, сердце его ныло.
День пролетал быстро, не успеешь оглянуться – уже темнеет. Теперь у них было три фермы: Теунис-Крааль и еще две, арендованные у старика Пая. На них он держал трофейный скот, а также животных, купленных после возвращения. Из Зулуленда пригнали чуть ли не сотню тысяч голов первоклассных буйволов: цена снова резко упала и Шон мог себе позволить отбирать лучших. И еще он мог себе позволить подождать, когда цены снова поползут вверх.
Спустив ноги с кровати, Шон прошел к умывальнику. Налил из кувшина воды в тазик и нерешительно попробовал пальцем. Вода ужалила холодом. В своей до нелепости женственной ночной сорочке с искусной вышивкой спереди, над которой вились растущие на груди волосы, он стоял и никак не мог решиться. Потом собрался с духом и окунул в тазик лицо; набрав полные пригоршни ледяной воды, вылил ее себе на шею и затылок, согнутыми пальцами потер мокрую голову и, громко отфыркиваясь, распрямился. Вода потекла ему под рубашку. Он быстро и энергично вытерся и, стащив с себя мокрый наряд, голый посмотрел в окно. Уже вполне рассвело, и было видно, что утро пасмурное и моросит мелкий дождь.
– Ну и денек, – проворчал он вслух, хотя в душе теснились совсем другие чувства. Он ждал этого дня с волнением: посвежевший, твердый, как острый клинок, готовый, как волк, проглотить завтрак и отправляться на работу.
Он стал одеваться: прыгая на одной ноге, натягивал штаны, заправлял в них рубаху, затем, сидя на кровати, надевал сапоги. И думал про Одри: надо обязательно завтра попасть в город и повидаться с ней.
Шон решил-таки вступить в законный брак. Для этого у него имелись три веские причины. Во-первых, он понял, что легче залезть в сейф Английского банка, чем Одри под юбки, не женившись на ней. А уж если Шон чего-то хочет, он ни перед чем не остановится.
Во-вторых, живя в Теунис-Краале под одной крышей с Гарриком и Анной, он решил, что неплохо было бы и ему иметь рядом женщину, которая готовила бы ему, чинила одежду и слушала бы его разговоры, – Шон порой ощущал себя немного обделенным.
Было и третье соображение, не менее значимое, чем прочие: Одри – дочка местного банкира. В прочных доспехах старины Пая это было одно из немногих слабых мест. Почему бы ему не прибавить к свадебному подарку ферму Махобос-Клуф, размышлял оптимист Шон, хотя и он понимал всю экстравагантность такой надежды. С деньгами Пай расстается не так-то просто.
Итак, решил Шон, надо найти время, съездить в город и сообщить обо всем Одри – ему казалось, что просить эту девчонку было бы даже слишком. Он расчесал волосы и бороду, подмигнул своему отражению в зеркале и вышел в коридор. Ноздри щекотал запах готовящегося завтрака, и у него потекли слюнки.