Страница 3 из 7
– Премного благодарен, ваше превосходительство, – умилился Анчутка, достал из сеней лом и, прихрамывая, пошёл мстить.
На новую гостью он внимания не обращал, коротко поклонился (или споткнулся?) и вышел за ворота. Но, видимо, для девичьего сердца вид избитого красавчика был столь эпически-героичен, что внучка отца Пафнутия на миг замерла с распахнутым ротиком.
Я подмигнул Гессу, и верный доберман легонько вмазал ей передней лапкой по нижней челюсти, приводя в чувство.
– Это не человек, бес.
– А-а… кто?
– Бес. Нечто вроде тех чертей в фашистской форме, но пожиже уровнем. Я думал, ты знаешь?
– Знаю, конечно. – Она гордо вздёрнула носик. – Мне дед о них все уши прожужжал. А ты, значит, тоже в них веришь.
– Как можно не верить в то, что видишь?
– Оу-у, как всё запущено… – Она сделала вид, что её это не особо касается. А я, естественно, не стал ничего доказывать.
Мы ввалились в наш большой уютный дом. Батюшка, не раздеваясь, не снимая тапок, протопал к себе в комнату и, опустившись на колени, истово перекрестился на иконы.
Я же снял полушубок, повесил его на гвоздь в сенях и помог разоблачиться Гессу. Надеюсь, никто не обратил внимания, что сегодня он при всех разговаривал? Ну а если обратили, так, наверное, забыли уже в пылу сражения. Там же лютый махач был, хорошо ещё всерьёз не пострадал никто.
Кроме чертей, разумеется. Но для них это дело сейчас пойдёт по второму кругу, там уже Анчутка с ломом возьмёт своё, а он драться умеет, по себе знаю. Кстати, как-то вдруг забылся и сам факт того, что наш православный батюшка каких-то полчаса назад стоял с петлёй на шее.
Ему оно уже не было ни капли интересно, у него теперь другая радость, Фруктовая…
Когда я вошёл в горницу, отец Пафнутий и Дарья уже стояли в обнимку. Признаться, я слегка вздрогнул.
– От же праздник-то какой, внученька от любимая приехала!
Нет, не от их родственных объятий и поцелуев в щёчку, просто, когда девушка сняла вязаную зимнюю шапочку, оказалось, что у неё очень короткая мальчишеская стрижка и совершенно седые волосы. Не крашеные, а именно седые. Это если и не пугало, то напрягало уж точно.
– Знакомься, паря! – Батюшка развернулся ко мне, чуть подталкивая внучку за плечи. – Это от Дашка! Дочка средняя моей Насти, по отцу Дарья Константиновна Фруктовая! Сам от по сей день ржу от ихней милой фамилии, но куды деваться-то?
– Ну, де-э-эда…
– Мы уже познакомились, – вежливо кивнул я.
– Когда успели-то? А впрочем, дурное от дело-то не хитрое. Ну, что ж от, за стол, что ли? Федька, ставь от самовар!
Пока я занимался кухней, Дарья раскрыла сумку, выставив на стол городские гостинцы: белёвский мармелад, коркуновские конфеты, дорогой российский сыр в форме шара, в блестящей чёрной упаковке, и что-то ещё по мелочи.
Как я понял из обрывков их разговора, дочь нашего батюшки вышла замуж в Питере, там же родила и вырастила эту самую Дашу, которая на данный момент проходит полевую практику по линии МЧС. Внучка деда любит и навещает не реже двух-трёх раз в год, но чаще конечно же летом.
Гесс мгновенно поднял морду на запах вкусняшек и, умильно виляя обрубком хвоста, стуча когтями, пошёл на цыпочках выпрашивать свою долю. Клянчить он умел, у доберманов это в крови.
Но вот то, что он аккуратно выпустил из зубов и положил передо мной одну шоколадную конфету, граничило по значимости с резким изменением русла Двины куда-нибудь в Китай.
– На, это тебе. Я хороший?
– Говори потише, услышат.
– Я хороший, я заботливый, я тебе вкусняшку принёс. Погладь меня!
Заслужил, не спорю, я терпеливо погладил вымогателя промеж ушей.
– А конфетку ты сам съешь? Не поделишься с бедной голодной собаченькой?
Ох, лысина Сократова, на что я надеялся, в самом деле…
– Забирай её целиком. Вкусная?
Счастливый доберман сглотнул конфету не жуя и довольно закивал.
– А эта Фруктовая, она знает, что ты говорящий?
Мой пёс отрицательно замотал мордой. Уже неплохо, мне почему-то совсем не улыбалось, чтобы он болтал со всеми подряд, тем более с симпатичными девчонками. Хватает и того, что он с Мартой разговаривает, хотя она, конечно, не совсем человек.
Она ангел. И, видимо, не в переносном смысле, потому что у неё крылья. Большие, белые.
Наша с ней последняя встреча получилась несколько скомканной, так как ни я, ни она не знали, что говорить, а поскольку, кажется, с обеих сторон начали просыпаться некие чувства, то, как уверяют старики-философы, нет ничего более слепого, чем глаза, и ничего более всевидящего, чем сердце!
Философия вообще призвана утешать человека. Мне помогает.
– Беса кусь? – осторожно спросил доберман.
Я резко пришёл в себя: на ручке самовара сидел, свесив ножки, задумчивый оранжевый бесёнок. Значит, нас вызывают в Систему.
– Собирайся, – шепнул я псу. – Мне им только чай отнести, и валим отсюда.
Отдельного разрешения батюшки на бесогонство нам уже не требовалось, как правило, нас возвращали домой едва ли не минута в минуту с момента выхода на службу. Вот готовиться к выходу стоило всегда, потому что никогда не знаешь, какое задание тебе подсунут на этот раз. Марта обычно старалась давать нам что-то полегче, но там же был ещё и чернокрылый Дезмо, и этот противный тощий тип с прилизанным пробором невзлюбил нас с первого взгляда.
Поэтому следовало быстренько заменить патрон в старом нагане, обработать перекисью царапины на костяшках кулаков, проверить карту джокера, сунуть в карман короткого тулупа фляжку святой воды, не забыть старенький молитвенник, и вроде всё. Гесс и так всегда готов, ему только ватник застегнуть, а ушанку он и сам преотличнейше надевает. Когда отец Пафнутий не видит, разумеется.
Я поставил на стол тяжёлый ведёрный самовар ещё царского производства, с шестью клеймёными медалями, вежливо отказался «составить компанию за чаем» и, подмигнув доберману, направился в сени. Прикрыл дверь, нащупал джокера в нагрудном кармане свитера, погладил верного друга по загривку и шепнул:
– Развлекаемся?
– По полной, – счастливо подтвердил мой пёс. – Гулять, прыгать, играть, их кусь, тебя лизь! Всегда бери с собой собаченьку!
Щелчок ногтем по карте, секундное ощущение холода и головокружения… и вот мы оба стоим в белом коридоре. Лампы дневного света, белые стены без малейших украшений, белая дверь без таблички, две скамейки, один бесогон, ожидающий своей очереди.
– Здоровеньки булы, хлопци, – важно кивнул нам голубоглазый мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати, бритый наголо, с ног до головы в байкерской чёрной коже с вышивкой, заклёпками и цепями. – Ось шукаю новины. Вже без бисов як без пряников!
– День добрый, – поздоровался я, доберман просто кивнул. – Парень, а ты не молод для такой работы? Без обид.
– Та яки обиды меж своими? – широко ухмыльнулся он. – Я ось вже шесть рокив у той Системе працую. А вы шо?
– Меньше месяца.
– От оно и то ж. Який же гарнесенький пес! Мабудь, грошей стоил дюже богато?
– Честно говоря, мы его почти на улице подобрали. Хозяин, депутат из центра, бросил его беременную мать в нашем районе. Этот попал ко мне.
– От це ж ах, – искренне вздохнул мальчик и протянул мне ладонь: – Грицко! Просто Грицко з Харькива.
– Фёдор, то есть для своих Тео. А это Гесс.
Доберман улыбнулся во всю пасть и сам сунул морду под мышку новому знакомцу. Типа погладь мой зад, погладь меня! Пока юный Грицко из Харькова счастливо начал наглаживать спину этого прохиндея, я невольно задумался о том, насколько же широко братство Ордена бесогонов.
Все проблемы грязной современной политики и любой грызни народов, казалось бы, не касались нас, людей, изгоняющих бесов. Волей судьбы мы всегда заняты чем-то более высоким, чем сиюминутная прибыль, и работаем отнюдь не на свой карман. Что было бы с этим несчастным миром, если б и мы поддались всеобщей шизофрении международного разлада? Это же страшно…