Страница 17 из 19
В юности она серьезно увлекалась фотографией, а как вышла замуж, забросила это занятие. Теперь увлечение вернулось с новой силой, она всюду стала брать с собой любимый «Зенит», а в те вечера, когда Никиты не было дома, разворачивала в ванной фотолабораторию. Лариса снимала библиотеку, бюст вождя, своих учеников, котов из ДК, листья на деревьях, пышные кусты сирени, шиповник – все подряд, чтобы единственный кадр с Алексеем показался бы случайным.
А потом, глядя на готовые работы, сама удивлялась, как они хороши.
В первое воскресенье сентября комсомольская организация «Авроры» устроила праздник для детей сотрудников под лозунгом «Первый раз в первый класс».
Мероприятие не того масштаба, на котором должен присутствовать директор, но Лариса решилась пойти без мужа.
Никите она соврала, что девочки из группы попросили ее фотографировать детей. Он немного подулся, сказал, что она путает демократичность с панибратством, а ведь всем известно, что, стоит склониться к простому человеку, как он немедленно запрыгивает тебе на шею.
Лариса обещала вести себя с достоинством, и Никита ее отпустил.
Мероприятие состоялось в диком парке на окраине города. Стояла чудесная пора завершенности, когда все созрело, а увядание еще не началось, только предупреждало о себе тоненькой корочкой льда на луже, оставшейся от шумного летнего дождя, яркими веснушками пожелтевших берез на фоне свежего и мощного хвойного леса, чуть пожухлой травой и клиньями птиц в небе.
С неба летела паутина, Лариса жмурилась и уходила с дорожки по густой траве, как по воде, радуясь, что к джинсам прилипают сухие головки репейника, совсем как в детстве.
За узкой полянкой начинался густой хвойный лес, изумрудные лапы елей чередовались с ровными и прямыми стволами корабельных сосен, которые еле слышно поскрипывали от легкого ветерка. Земля была покрыта толстым пушистым ковром их старой хвои. Лариса ходила по нему, собирала шишки, смотрела, как из земли выбухают узловатые корни, и думала, что они похожи на Алексея. Весь мир казался ей похожим на Алексея.
В тот день она была так счастлива, что хотела побыть одна, но надо было фотографировать.
Праздник устроили по принципу игры по станциям. Дети переходили от одного пункта к другому, и везде их ждали разные интересные конкурсы. То надо было попасть мячом в баскетбольное кольцо, то перетягивать канат, то выстрелить по мишени из лука. Были и интеллектуальные конкурсы: загадки и чтение стихов. В конце состязаний каждый первоклассник независимо от результатов получал подарок: набор акварельных красок «Ленинград» и книгу, причем из тех, что невозможно купить в магазине. Алексей ухитрился достать томики «Библиотеки приключений и фантастики», все разные, чтобы дети читали и обменивались.
Лариса первый раз в жизни видела, как людям хорошо и весело на официальном мероприятии.
Дети галдели, с горящими глазами перебегая от одной станции к другой, родители тоже пробовали свои силы в баскетболе и стрельбе из лука и сосредоточенно морщили лбы, пытаясь отгадать детские загадки.
Кто-то принес гитару и потихоньку настраивался, а Алексей носился по всему парку: «Товарищи отцы, больше трех не собираться!»
Лариса нащелкала две пленки и зарядила третью. Подошли два мальчишки, похожие как близнецы, с оттопыренными ушами, и завороженно смотрели, как она вслепую перезаряжает фотоаппарат, просунув руки в рукава куртки. Почему-то ей очень польстило их детское восхищение.
Подойти к Алексею она отважилась только в конце праздника, когда комсомольцы убирали инвентарь. В коробке остался один набор – оказалось, что дочь Наташи Карнауховой болеет корью.
– Вот невезуха, – нахмурился Алексей, – из всей школы пропустить самое интересное.
– Надо поздравить, – сказала Лариса, вспомнив, как ей было горько, когда из-за болезни она не смогла поехать на экскурсию в крепость «Орешек» вместе со своим первым классом. А потом так и не случилось ей там побывать…
У подруги Наташи выяснили, что ребенок лежит дома, а не в больнице. Алексей сказал, что он болел корью, когда был маленький, и, кроме того, у него нет детей, которых он мог бы заразить, так что поедет к Наташе сам, хоть лично и не знаком с нею. Лариса не помнила, болела она или нет, но все равно поехала вместе с ним.
В кошельке у нее лежало несколько чеков, поэтому по дороге к Наташе они сделали крюк до магазина «Альбатрос», где Лариса купила ребенку двух восхитительных немецких пупсов.
За неделю дети уже передружились, и когда девочка выпишется в школу, то может оказаться изгоем, но куклы из «Альбаса» помогут ей завоевать авторитет.
Карнауховы жили в крошечной однушке, но несмотря на тесноту, были рады гостям. Девочка чувствовала себя неплохо, и пока Алексей произносил серьезную духоподъемную речь в честь ее поступления в школу, мама быстро накрыла на стол, а папа хотел мчаться в магазин, но Алексей сказал, что omnea mea mecum porto[2].
Лариса дощелкала пленку.
Они выпили чаю с черствыми пряниками и мыльной на вкус докторской колбасой, пропустили по рюмочке коньяку и быстро откланялись, чтобы не утомлять больного ребенка, хотя Лариса с радостью посидела бы еще.
Ее посетило странное сосущее чувство, будто она случайно провалилась в свою настоящую жизнь.
Спустившись на два пролета, Алексей вдруг сильно притянул ее к себе, но тут по подъезду гулко, с эхом, разнесся лай: поднималась пожилая дама с толстой и широкой, как скамеечка для ног, таксой. Проходя мимо Ларисы с Алексеем, дама поджала губы и неодобрительно покачала головой.
Лишь много позже Лариса поняла, что визит секретаря комсомольской организации в компании жены директора должен был показаться хозяевам странным.
После того дня она стала мечтать. А вдруг случится какое-нибудь событие, благодаря которому они с Алексеем смогут быть вместе? Например, Никита – страстный автомобилист, иногда он ездит по вечерам просто покататься и развеяться. А вдруг… Нет, боже мой, она нисколько не желает ему зла, но оно же случается! Нет-нет, пусть он будет жив и здоров, а просто в очередной загранкомандировке возьмет и попросит политического убежища! Или найдет другую женщину и сам подаст на развод. В общем, чтобы как-нибудь исчез из ее жизни, а она ни в чем была не виновата.
Лариса ужасалась, откуда в ее голове вдруг взялись эти отвратительные мысли.
А когда выяснилось, что она все-таки не болела корью в детстве, то списала их на интоксикацию и бред.
Инфекция протекала так тяжело, что ее чуть не забрали в больницу. Первые три дня скомкались в клубок обрывочных картинок. Прилетела мама, ухаживала за нею, как за маленькой, но, как только спал первый жар, устроила допрос с пристрастием: что это за группа такая, где неизвестные мужчины позволяют себе звонить замужним женщинам и справляться об их самочувствии?
Лариса вяло оправдывалась, а сердце пело – не забыл, не забыл…
Через неделю ей стало получше, и мама уехала. Лариса наконец смогла поговорить с Алексеем. Оказалось, его вдруг отправили в отпуск, и «я бы хотел все свободное время посвятить изучению языка».
Она надеялась, что через пару дней настолько окрепнет, чтобы выйти на улицу и повидаться с ним, но Никита вдруг привел к ней известного терапевта в образе то ли засахаренного, то ли засушенного Айболита, который с глубокомысленным видом долго прикладывал к ней холодный фонендоскоп, а в итоге заявил, что сердчишко пошаливает, и для того, чтобы избежать пожизненных с ним проблем, необходим строгий постельный режим и уколы антибиотиков.
Из поликлиники стала приходить медсестра в накрахмаленном халате и в вечной улыбке. И о то, и о другое можно было порезаться.
Ангелина Григорьевна не приезжала, зато по своим каналам нашла временную домработницу, работящую и душевную, но слишком уж она серьезно относилась к своим обязанностям – торчала в доме с утра до вечера в буквальном смысле слова, не позволяя Ларисе подняться с постели.
2
Все свое ношу с собой (лат.).