Погружение в отражение

Но одноглазый – это уже очень много.

Теперь перед оперативниками стояла вполне конкретная задача: найти хорошо одетого одноглазого человека, которому дарили флягу с гравировкой.

Каждый раз, думая об этой фляжке, Ирина чувствовала смутную тревогу, будто привычный гвоздь в ботинке снова начинал мешать.

Негодяям тоже делают памятные подарки, бывает, и с гравировками, но тексты обычно казенные и сухие.

А здесь теплое, живое, личное. Люди выбрали строки из душевного стихотворения и решили ими поделиться с товарищем, приободрить его в трудную минуту.

Значит, искренне любили своего друга.

Неужели жестокий зверь может притворяться хорошим любящим человеком?

Тут ее размышления прервала быстрая трель телефонного звонка. Межгород. Ирина схватила трубку, но это оказался не Кирилл, а Надежда Георгиевна.

Ирина завопила от радости:

– Как вы там, дорогая моя? Домой-то не думаете?

– Ой, что вы, Ирочка! Тут благодать! Господи! Снега! Вулканы! Олени прямо живые! Аньке впечатлений на всю жизнь! – Надежда Георгиевна засмеялась. – Она у меня, представляете, на собачьих упряжках гоняет! Девка стала – кровь с молоком, вы бы видели!

– А учеба как же?

– Ну а я-то, Ирочка, на что? Вывожу на уровень! Такая тут благодать… Приезжайте ко мне, милая, вы влюбитесь в эту землю.

Ирина улыбнулась.

– Ленинградская прописка сохраняется, кстати, – весело уточнила Надежда Георгиевна, – так что мой бывший муженек со своей мамочкой сто раз обосрутся нас с Анькой выписывать. Ну это ладно, вы, главное, как? Что новенького у вас?

– Да вот, – усмехнулась Ирина, – замуж выхожу.

– Правда? Я вас поздравляю! А кто счастливчик?

– Как кто? Кирилл, конечно!

– А, да? Что ж, желаю вам счастья, дорогая моя!

Ей показалось или голос Надежды Георгиевны потускнел? В чем дело? Она прекрасно знает, что настоящий убийца найден и Кирилл ни в чем не виноват.

Неужели завидует? Да нет, не похоже на нее.

Пожав плечами, Ирина вернулась к делу Еремеева.

Итак, направление поисков сузилось, но пришлось случиться еще одному убийству, прежде чем следствие вышло на финишную прямую.

Если в предыдущих случаях преступник прилагал кое-какие усилия для сокрытия тел, то в последний раз обнаглел окончательно, оставил труп лежать прямо возле аллеи, при том что буквально в двадцати метрах располагались развалины дворца, где можно легко и надежно спрятать тело.

На месте преступления нашли столбик двухкопеечных монет, завернутый в бумагу. На первый взгляд, не слишком информативная улика, многие люди, особенно не имеющие своего телефона, носят двухкопеечные монетки отдельно. Лучше сделать заначку, чем, когда приспичит позвонить, бегать по улице и приставать к гражданам, чтобы разменяли пятачок. На десятикопеечную монетку автомат тоже срабатывает, как и на две однушки, но двушки удобнее.

Следствие не возлагало особых надежд на эту находку, однако именно она неожиданно стала ключом к убийце.

Бумага, в которую были завернуты монетки, оказалась листком из фирменного блокнота научно-производственного объединения «Аврора».

Следователь отправился туда. НПО «Аврора» относится к оборонной отрасли, поэтому беднягу должны были принять прохладно, а то и выкинуть вон, но упорный Ижевский каким-то невероятным образом преодолел этот барьер, и ему разрешили следственные действия в организации, плотно курируемой КГБ.

Выяснилось, что блокноты выпустили небольшим тиражом для участников международной научной конференции, а остатки осели у руководства.

В том числе блокнот достался и секретарю комсомольской организации «Авроры» Алексею Ильичу Еремееву, который имел в народе прозвище Билли Бонс из-за отсутствия правого глаза.

Дальше – дело техники. Отпечатки пальцев Алексея Ильича совпали с отпечатками на фляжке, впрочем, он не отрицал, что это его вещь. Якобы она всегда лежала у него в ящике письменного стола, он и не заметил, когда она пропала. Вроде бы в сентябре еще он ею пользовался, когда ходил в поход с сотрудниками.

К сожалению, никто из опрошенных участников похода фляжки в руках своего вожака не вспомнил, маршрут не пролегал через лесопарк, и Еремеев сам сказал, что никогда там не бывал, поэтому версия «обронил по пьяни» даже не возникла.

При обыске квартиры сразу же бросились в глаза синяя куртка и кроссовки «Адидас», полностью соответствующие описанию, данному глазастым пэтэушником, а на рабочем месте в стаканчике для карандашей нашлась ручка, принадлежавшая раньше убитому парнишке. Он когда-то сам смастерил ее, вырезал из дерева на токарном станке – и очень любил.

Несмотря на убедительные улики, Еремеев так и не признался. Что ж, можно понять человека. Когда Ирина изучала судебную практику по делам такого рода, ее, напротив, удивляло, как быстро маньяки начинают давать признательные показания и сотрудничать со следствием. Ясно же, что тут чистосердечное признание и деятельное раскаяние ничего не изменят. У кого поднимется рука дать всего пятнадцать лет чудовищу, отнимавшему жизни ради своего удовольствия? Если и найдется вдруг такой гуманист, то в вышестоящей инстанции быстро пересудят. Единственный крохотный шанс остаться в живых – отпираться до последнего, стоять насмерть, но маньяки колются, как гнилые орехи, быстрей даже, чем обычные бытовые убийцы.

Алексей Ильич оказался не из таких. Все отрицал, но и сколько-нибудь убедительного алиби предоставить не смог. Роскошь человеческого общения так приедалась ему на работе, что свободное время он проводил в одиночестве. После контузии его якобы мучили по вечерам головные боли, и он приноровился засыпать в половине десятого вечера, а вставать в пять утра. Достойный режим, но немного странный для молодого свободного мужчины.

Несмотря на тяжелую черепно-мозговую травму в анамнезе, судебно-психиатрическая экспертиза признала Еремеева вменяемым, и следователь передал дело в суд.

Что ж, достойное раскрытие. Ижевский показал себя не только умным и дотошным, но и принципиальным сыщиком. Жаль, следователь не может в уголовном деле отразить, как его шпыняло руководство, как кагэбэшники совали палки в колеса, а может, и запугивали, лишь бы вывести из-под удара видного комсомольского работника.

Молодец, Ижевский!

Ирина снова посмотрела на фамилию следователя. Отчества она не помнила, но инициал имени совпадает. Г – Глеб. Ленинград – город большой, но все же сомнительно, чтобы в нем трудились два следователя Г. Ижевских.

Похоже, это все-таки ее однокурсник. Тогда вдвойне молодец, потому что, когда они учились, Глеб Ижевский был если не королем всех университетских придурков, то наследным принцем точно.

Очевидно, проведя школьные годы в положении изгоя, Глеб решил радикально поменять свою жизнь и в университет явился в тщательно продуманном образе клевого парня.

Он ходил неестественно раскованной походкой, излишне шумно кидал сумку на стол, бесцеремонно встревал в чужие разговоры и рассказывал о себе, хотя никто его не спрашивал. Хвастался, что якобы в школе был самым популярным парнем и носил кличку «доктор Геббельс» за свой иезуитски изворотливый ум, собирал «сейшны», по свободе нравов сравнимые разве что с римской оргией, а однажды они с друзьями (видимо, существовавшими только в его воображении) устроили танцевальный марафон, и он, Глеб, продержался дольше всех – целых тридцать два часа.

Но однокурсники не уважали Геббельса, хорошую вечеринку умели сделать и без помощи Глеба, а выкинуть из жизни тридцать два часа на танцы казалось дикостью.

Нельзя сказать, что Ижевский был уродлив, скорее наоборот. Высокий, очень худой, длинноногий, с правильными чертами лица – полный комплект привлекательного молодого человека, но каким-то непостижимым образом он ухитрялся выглядеть омерзительно.

Хорошо и со вкусом одеваться могли только блатные студенты, остальные ходили в чем попало. И снова парадокс: в рамках борьбы за лидерство Ижевский достал где-то настоящие джинсы, но смотрелся в них хуже, чем ребята в перелицованных папиных брюках.