Чужое тело

– Здравствуйте, Лариса, – тихо поздоровался я. – Все в порядке? Сергей Борисович на месте?

Она сморщилась, в глазах заблестели слезы. «Если выживу этой ночью, пора менять место работы», – отчетливо читалось в ее лице. Слова пробились через блокаду в горле, она издала что-то нечленораздельное.

Я понятливо кивнул – трудности перевода. Варвара лично лицезрела мой труп, да и медики в подобных случаях почти не ошибаются.

– Повторите, пожалуйста, – терпеливо вздохнул я. – Сергей Борисович сегодня на месте? – и сопроводил вопрос некультурным тыканьем указательного пальца.

Лариса глубоко вздохнула и утвердительно кивнула – да, куда угодно, только сгинь.

– Спасибо, – вкрадчиво поблагодарил я и повернулся, чтобы войти в служебное помещение.

– Никита Андреевич, но вы же… – хрипло выдавила Лариса и сделала такую мину, что можно было не продолжать.

– О нет, это в прошлом, уже все в порядке, – пробормотал я. – Много дел, пришлось перенести дату своей смерти.

Дверь открылась бесшумно, и явление воскресшего мертвеца отметили не сразу. Здесь находились моя Варвара и Сергей Борисович, больше никого. Седовласый основатель музея, крематория и похоронного холдинга (а также обладатель ряда титулов и должностей) – всегда представительный, импозантный – сегодня выглядел неважно, был непривычно растерян, расстроен, даже подавлен. Лицо осунулось, обозначились круги под глазами.

Он сидел за столом, опустив голову, в замшевой куртке, наброшенной на плечи, обнимал чашку, из которой свисал хвостик чайного пакетика.

Варвара сидела рядом, боком ко мне. Ссутулилась, в лице ни кровинки, нервно теребила колечко на среднем пальце. Красивая женщина, но не сегодня. Совсем недавно она плакала. Больше, видимо, не могла – слез не осталось. Между ними на столе лежали мои вещи – сотовый телефон, часы, денежная мелочь, документы, сигареты с зажигалкой. Видимо, побывала-таки в морге до моего «воскрешения», забрала все это хозяйство. Одежду брать не стала, да и не надо. Не хочу я ничего носить с мертвеца…

– Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, – глухо говорила Варвара. – Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась… Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению… Я одного не понимаю, Сергей Борисович, – Варвара устремила к Якушину жалобный взор, – как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофы – в этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?

Вот так новости. Ничего подобного мне Варвара не рассказывала.

– Не то слово, Варюша, – удрученно вещал Якушин. – Я поначалу не поверил, попросил перепроверить информацию. Да уж, неисповедимы пути, мы тоже можем ошибаться…

Я тактично кашлянул. Они прервали беседу и повернули головы.

Эффектнее не придумаешь. У Якушина от удивления вытянулось лицо. Он сильнее сжал кружку с чаем, словно на нее покушались. С Варвары сошла последняя краска. «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…» – забилось в голове. Варвара вскрикнула, совершила прыжок, но не ко мне, а в обратную сторону. Ткнулась в кромку стула, снова села. Потом поднялась, приняла оборонительную позу, так в ней и застыла.

Сергей Борисович поднял кружку подрагивающей рукой, сделал глоток и забыл поставить на место. Могли бы что-нибудь и покрепче выпить по такому поводу…

– Это т-ты? – сипло выдавила Варвара.

– Не имею аналогов, – с достоинством ответил я, подходя ближе. Что-то подсказывало – не стоит делать непродуманных резких движений.

Сергей Борисович опомнился, поставил кружку, начал медленно воздвигаться над столом, неуверенно заулыбался.

– Подожди… – Внутри Варвары включились процессы, она стала яростно растирать лоб. – Но ты же умер… Я дважды за эту ночь видела твой труп.

– Это был не труп, – уверил я.

– Нет, труп… – Даже в этой абсурдной ситуации она проявляла ослиное упрямство. – Сергей Борисович… – Она передернула плечами, жалобно глянула на Якушина, – может, это не он? Ведь бывают же случаи…

– Может, мне уехать обратно? – вздохнул я. – Чтобы вам спокойнее было? Только денег на такси дайте.

– Мертвые шутят, называется… – Сергей Борисович шумно выдохнул и улыбнулся во весь рот. – Это он, Варюша, успокойся, меня не обманешь. Никто не вселялся в тело Никиты Андреевича – это он и есть, во плоти, так сказать. И как-то нелогично, согласись, вселяются в живые тела, а не в мертвые. Просто произошла редчайшая в медицине вещь…

Варвара подошла на цыпочках, недоверчиво вглядываясь в мое непростое лицо, стала ощупывать, сменила мину. Потом с воплем «Никитушка, прости!» прыгнула на шею, стала целовать во все доступные места, что-то бормотала, выла, урчала. Я чуть не упал – пришлось расставить ноги.

Подошел Якушин с улыбкой до ушей, тоже потрогал меня, засмеялся, смахнул что-то с глаза – разумеется, соринку. Потом махнул рукой – доведете когда-нибудь до инфаркта – и на подгибающихся ногах побрел обратно за стол.

В дверь сунулась Лариса, поморгала, вопросительно уставилась на Якушина. Тот кивнул с улыбкой: так надо. Лариса сглотнула, осторожно прикрыла дверь.

Варвара спустилась с небес на землю, довела меня до стула, усадила, сама пристроилась рядом. Девушка все еще всхлипывала, хваталась за сердце. Однако профессиональное самолюбие вернулось на место, и мне по-прежнему стало суждено умереть в падающем самолете. Сергей Борисович подтолкнул ко мне пачку моих же сигарет.

– Курите, Никита Андреевич, сегодня можно. Только смотрите, чтобы в привычку не вошло.

Я с жадностью схватился за свой «Уинстон», стал окуривать дымом служебное помещение. Они не роптали, терпели. Варвара сбегала за баночкой с водой, где я и утопил высосанную в несколько затяжек сигарету.

– Как вы себя чувствуете, Никита Андреевич? – осторожно осведомился Якушин. – С головой все в порядке?

– Нет головы, – проворчал я, – черепная коробка – есть, а головы – нет.

– Главное, что чувство юмора осталось. Хотя в вашем случае, полагаю, оно должно умереть последним.

– Голоса, музыка, хоровое пение, навязчивые мысли? – срывая голос, бормотала Варвара. – Ты извини, Никитушка, что спрашиваю, но все это так необычно…

– Внутренний голос требует убивать, – признался я.

– Понятно… – Она ласково гладила меня по руке. – Это ничего, родной, скоро пройдет…

– Полагаю, Никита Андреевич, мне придется увеличить ваш гонорар, – вкрадчиво сказал Якушин.

– Конечно, – кивнул я, – на достойные похороны.

– Фу… – выдохнула Варвара и расслабилась. – Отпустило, твою-то мать…

– Кстати, насчет моей матери, – вспомнил я. – Надеюсь, вы ей не сообщали о моей безвременной кончине?

– Нет, твоей маме не сообщали, – замотала головой Варвара. – Непросто это, Никита, решили подождать до утра.

– Вот и славно, и не сообщайте.

– Хорошо, не будем.

– Да, Никита Андреевич, – сказал Якушин, – до вашей мамы печальная весть не дошла – и слава богу. Но вашей помощнице Римме Казаченко Варвара позвонила незадолго до вашего эффектного появления, и, полагаю, эта новость ее не обрадовала.

Вот черт! Я вскочил со стула, схватил свой телефон. Разрядился! Некому воткнуть в розетку. Я требовательно уставился на Варвару. Она смутилась, суетливо полезла в сумочку за своим смартфоном.

– До утра не могла подождать?

– Прости, но мы же не думали, что к утру ты оживешь. Да, наверное, ты прав, надо было подождать, дать человеку выспаться. Но я не смогла, а Сергей Борисович не успел меня остановить. Она плакала, Никита…

Надеюсь, не от радости. Я набирал номер по памяти.

– Да, Варвара, слушаю… – голос моей помощницы звучал глухо, но уже не сонно.