Чужое тело

– Послушайте, не бейте… – сипло выдавил работник заведения, – я ни в чем не виноват… не я вас сюда привез… Произошла небольшая ошибка…

– Небольшая? – Я снова разозлился, встряхнул его – да так, что у несчастного зубы клацнули. – Это не ошибка, дружок, а преступная халатность.

Впрочем, медики не виноваты – чего я на них взъелся? Уже научились отличать мертвых от живых.

Стоило мне расслабиться, как мужчина взвыл и метнулся к двери. Я схватил его за рукав, а когда он закружился вокруг меня, отвесил затрещину. Я вел себя нерационально, но не каждый день такое случается! Работник остался в сознании, но с этой минуты вел себя, как оглушенная рыба. Он сидел на полу, тупо качался, глаза сбились в кучу.

Он послушно выполнял мои указания – стащил с себя халат, брюки, неказистый пиджачок. Я торопливо облачался в его одежду – она трещала, полы не сходились. Но ботинки были впору – хоть за это спасибо.

Белый халат я натянул сверху, а на халат – замшевую куртку с вешалки. Она принадлежала другому человеку – широкому в плечах – и висела мешком. Раздетый мужчина снова попытался выразить протест, за что получил добавку. Теперь он был безвреден. Я чувствовал себя примерно так же, как он. Хотелось плакать, ярость душила!

Я шел по освещенному коридору мимо закрытых дверей. Одна, впрочем, была открыта, из помещения доносились приглушенные голоса, там работали люди. Поскрипывала ручная пила. Я пронесся пулей, добрался до лестницы. Она едва освещалась, я несколько раз споткнулся. Машинально приглаживал волосы, но они все равно восставали. Снова путаница в мозгу, подкашивались ноги. Пришлось опереться о стену, прежде чем выбраться в широкий коридор.

Я безошибочно обнаружил дорогу к выходу – словно меня вел незримый проводник. Может, бывал здесь в прежних воплощениях? Но это вряд ли, комплекс сравнительно новый.

Здесь были люди в белых халатах. Они работали и по ночам. На меня удивленно косились, но никто не останавливал. Белый халат под расстегнутой курткой делал свое дело. Я шел, опустив голову. Просторное фойе – «покойный прием», не иначе. Стулья у стены – там плакала женщина, кто-то ее утешал. За открытыми дверями с термодатчиками ругались люди, светили фары. Санитары вкатывали тележку. Я был не прочь кому-нибудь еще начистить физиономию, но пока обходилось. Охранники были заняты – глазели на происходящее.

Я просочился между санитарами и стенкой, вывалился на крыльцо, оснащенное широким пандусом. Ночь еще не кончилась, небо не серело. От урагана, прокатившегося вечером по городу, не осталось и следа.

– Эй, мужчина, подождите, вы из какого отделения? – бросил мне в спину охранник.

Ага, «оглянись, незнакомый прохожий…»

– Из медико-криминалистического, – проворчал я через плечо. – Покурить выйду… – неужели не видно? Кандидат наук, заслуженный работник здравоохранения.

– Нет, постойте. – Он догнал меня, схватил за рукав. – Подождите, мужчина, я вас не знаю. Медико-криминалистическое отделение закрыто. У нас режимный объект, вы не имеете права здесь находиться.

– Так я и не нахожусь, ушел уже…

Не собираюсь я здесь находиться! Он держал меня крепко, всматривался в глаза. А там было что рассмотреть. Ноги подгибались, одежда странная, лицо – страшнее ядерной триады. И хоть тресни, не сделать из него нормальное! Я вырвался, спрыгнул с крыльца, бросился в обход стоящей у входа машины. Он снова меня догнал, что-то кричал, пытался задержать. Я оттолкнул его – какой навязчивый товарищ! Он споткнулся, упал. Из здания бежало подкрепление из состава вневедомственной охраны. Я опрометью кинулся прочь, забежал за угол, нырнул в темноту, помчался с ускорением, не замечая, что на ботинках развязаны шнурки…

Глава вторая

Водитель ночного такси, которое я поймал недалеко от областной больницы, вопросов не задавал, молча отрабатывал свои деньги. В крематорий так в крематорий, ему без разницы. И про «ядерную триаду», и про странное одеяние ничего такого не озвучивал, за что я был ему очень признателен. Впрочем, он слишком часто поглядывал в зеркало, будто бы ненароком оттягивал отворот куртки – видимо, держал там средство самообороны.

Я скорчился на заднем сиденье. Меня трясло, ныли ушибы, полученные при падении после удара током. Именно сейчас они решили напомнить о себе. В голове царил сумбур. Я был живой, на свободе, но не испытывал ничего, кроме подавленности. Мысль отправиться домой даже не возникла. Я был уверен, что там никого нет, а где взять ключи?

За окном проплывал полуторамиллионный ночной город, машина катила через Обь по пустынному Коммунальному мосту. На приборной панели отображалось время – половина четвертого. Если в одиннадцать вечера меня долбануло… то – прошло больше четырех часов.

Водитель помалкивал, но чувствовалось, что его подмывает задать пару-тройку вопросов. Лучше бы молчал – для собственного же блага! Мы пронеслись мимо спящего поста ГИБДД на съезде с моста, летели по улице Восход, заставленной искусственными светящимися деревьями, к Государственной публичной библиотеке, в которой в свободное от «основной работы» время трудилась моя Варвара.

Дальше – улица Кирова с новыми небоскребами, хитрый съезд на Ипподромскую, уставленную такими же высотками. Прямая, практически пустая дорога до двухуровневого пересечения с улицей Фрунзе…

Слабо шевельнулось в мозгу – без денег таксисты не возят. Я принялся обшаривать карманы – сначала куртки, потом пиджачные и брючные. Как-то некрасиво все складывалось. Денег не было – совсем обеднели отечественные патологоанатомы? Также не было телефонов, сигарет и зажигалок – именно того, что мне сейчас требовалось больше всего.

Нахмурился шофер – у нас возникли одинаковые мысли. Я откинул голову, старался думать о другом. А когда открыл глаза, мы уже проезжали Сад Дзержинского, начиналось Загородное шоссе…

Когда мы свернули в поселок Восход, самым значимым объектом которого был Новосибирский крематорий, я только начал отогреваться. Шофер затормозил напротив неосвещенного шлагбаума – приехали.

– К шлагбауму подъезжай, – бросил я.

Его аж передернуло от моего утробного голоса, но спорить не стал. Снова завелся, сдал назад, уперся в шлагбаум. Из будки охраны вышел Алексей Головин – я узнал его по походке. Осветил фонарем машину, безмолвного водителя, обошел такси спереди.

Я опустил стекло со своей стороны. Он осветил пустое место пассажира, сместил луч. Дрогнул фонарь, Головин попятился, исторг что-то странное из области горлового пения. Я тактично помалкивал. Все понятно, о смерти Никиты Ветрова уже знает каждая собака.

Алексей набрался мужества, снова решил меня осветить. Я подался вперед, чтобы не прятаться в тени.

– Это ты, Никита? – У него даже голос изменился. – Но как же тогда… Ведь нам сообщили… – он закашлялся.

– Да никак, – утробно пролаял я, – слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены.

Но он не верил ни словам, ни глазам – рискнул подойти, всмотреться.

– Да живой я, – проворчал я. – Просто временно был мертвый. Все в порядке, Алексей, температура нормальная, трупных пятен нет. Займи пятьсот рублей, рассчитаться нечем.

– Да, конечно… – Головин стал шарить по карманам, выудил несколько мятых купюр, сунул их мне и быстро отдернул руку. Я отсчитал требуемую сумму, отдал водителю. Даже в темноте было видно, как тот смертельно побледнел. Что с ними не так? Мертвецов никогда не видели?

– Давай дальше, – сказал я. – Сейчас шлагбаум откроют.

– Ну уж нет… – замотал головой парень. – Дальше не поеду, сам дойдешь, тут недалеко…

Ладно, черт с ним. Я выбрался из машины. Едва захлопнул дверцу, как он резко сдал назад, пулей развернулся и помчался прочь, как автогонщик по трассе.

Остались я и потрясенный Головин. Он так смотрел, словно я олицетворял саму старушку Смерть (впрочем, в некоторых поверьях она не старушка, а очень даже милая девушка).

Из будки робко высунулся товарищ Головина и сразу спрятался. В этом было что-то сатирическое. Каждый день из года в год лицезреть похоронные кортежи, гробы, венки, заплаканных людей – и стать от этого настолько чувствительными и суеверными?