Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 30



Косвенной оценкой «хакерской силы» спецслужб и связанных с ними структур может служить российский «черный рынок» киберуслуг. М. Гончаров сделал несколько таких исследований, где объясняется, что может предложить такой рынок в России, и за какую цену [4–6]. При этом делается интересный вывод: «Киберкриминальная подпольная экономика во многом похожа на обычную экономику бизнеса. В ней вверх-вниз меняются цены в зависимости от спроса и предложения. Однако в отличие от легитимных бизнесменов, киберпреступники должны сохранять, насколько это возможно, свои личности втайне и прятать все следы своих бизнес-операций. Даже если цены на большинство продуктов и услуг, предлагаемых на российском подпольном рынке, снизились, это не значит, что бизнес идет плохо для киберпреступников. Это может даже означать, что рынок растет, поскольку с течением времени мы видим все больше предложений продуктов и услуг. Киберпреступники, как и легитимные бизнесмены, также автоматизируют свои процессы, что приводит к понижению цен на продукты и услуги. Несомненно, что «особые» продукты и услуги остаются дорогими, поскольку требуют специализированных знаний и умений для их создания, которые имеют немногие из плохих парней» [5].

Еще одной причиной, объясняющей успех российских информационных интервенций в избирательный процесс в США, является то, что избиратели Трампа более активно читают и «поглощают» фейковые новости, чем демократические. Их еще обозначают как «мусорные», давая им следующее определение: «Мусорные новостные источники определяются как такие, которые сознательно публикуют вводящую в заблуждение, обманную или неправильную информацию, подаваемую как реальные новости о политике, экономике и культуре. Этот тип контента может включать разные формы экстремистского, сенсационного и конспирологического материала, как и замаскированные комментарии и фейки» [7].

Лиза-Мария Нейдерт, работающая в проекте по компьютерной пропаганде в Оксфордском институте Интернета, говорит следующее: «Хотя американские выборы остались далеко позади, через год после занятия офиса Дональдом Трампом пользователи социальных медиа в Твиттере и Фейсбуке все еще распространяют большой объем мусорных новостей» [8].

Еще одним фактором, которым можно объяснить успешность работы именно российских троллей, является предварительная обкатка подобных методов воздействия внутри страны. Исходя из мнения Г. Павловского, что Россия как структура сформирована в результате откатанных политтехнологий президентских выборов, можно считать, что такой опыт можно переносить с внутреннего использования на международный. Прошло семь президентских кампаний в России, сформировавших инструментарий, в котором несущественной стала, например, достоверность информации. Павловский пишет: «Исчезло само понятие морально неприемлемого факта, притом, что симуляции моральных возмущений поставлены на поток. Создание проектных коллективов, затрудненное в бизнесе, а тем более в гражданской активности, стало безудержным в предпринимательстве оказания неконвенциональных услуг властям. Управление такими группами потеряно. Они ведут бои то в Подмосковье за полигоны для девелопмента, то в Сирии за чужие нефтепереработки. Они вторгаются в американские сети и могут по усмотрению карать “предателей”» [9].

И войн такого рода достаточно много. К примеру, Украина во взаимоотношениях с Россией прошла через войны газовые, торговые, экономические, финансовые и даже культурные, не говоря уже об информационных. В этот список добавляются даже такие экзотические войны, как исторические и археологические, о которых мы упоминали выше. И задолго до военного конфликта российские фантасты активно стали описывать войну России с Украиной [10–11]. И, вероятно, они не столько накликали беду, сколько, как люди творческие, отразили царящую в своем обществе атмосферу.

Есть также и то, что мы хотели бы обозначить термином демографические войны, которые особенно ярко проявляются между странами-соседями. В этой сфере есть даже понятие демографической угрозы или бомбы, которая возникает, когда малая этническая группа воспринимается как способная изменить идентичность населения [12]. В качестве примера анализируется Эстония советского времени, когда приход чужих этнических групп в рамках индустриального развития менял этнические пропорции. Канада 19 века резко усилила франкоговорящее католическое население. Соотношение католиков и протестантов в Северной Ирландии изменилось из-за разного уровня рождаемости.

Отдельная проблема – демография и война [13]. Здесь важным и изучаемым моментом являются имеющиеся в стране соотношения по возрасту и полу. В исследованиях возраста пытаются выяснить, имеет ли связь большой объем молодежи с вероятностью революций и войны. А дисбаланс в сторону мужчин также может увеличивать вероятность нестабильности и войны. Демографические факторы сыграли не последнюю роль в арабской весне.



В принципе, есть реакции не только на революцию или на войну. Еще можно менять страну или эмигрировать за рубеж. В. Кожинов связал «оттепель» с большим количеством молодежи в этот период: «Необходимо обратить внимание на очень существенную демографическую особенность хрущевского периода, о коей, кажется, не сказано до сих пор ни слова. В результате тяжелейших потерь во время войны молодых людей от 15 до 29 лет в 1953 году имелось на 40 % (!) больше, чем зрелых людей в расцвете сил – в возрасте от 30 до 44 лет (первых – 55,7 млн человек, вторых – всего 35,6 млн); что же касается молодых мужчин, их было почти в два раза больше (!), чем зрелых (то есть тех, кому от 30 до 44-х) – 26,5 млн против всего лишь 13,9 млн человек, – не говоря уже о том, что немалая часть людей зрелого возраста принадлежала к инвалидам войны. И это огромное преобладание молодых людей не могло не сказаться самым весомым образом на характере времени, на самом ходе истории во второй половине 1950 – первой половине 1960-х годов. Закономерно, например, что в литературе и кинематографии этого периода молодежь появляется, безусловно, на первом плане» [14].

Есть интересное исследование, связывающее вместе молодежные бунты в Беркли, Париже, Праге, Пекине и СССР [15]. В нем констатируется, что сама по себе демография не работает на социальные изменения. Во всех странах «избыток» молодежи привел к резкому росту высшего образования. В графиках, приведенных в книге, виден резкий скачок в росте числа студентов в шестидесятые в следующих странах: США, СССР, Западная Германия, Франция, Великобритания и Китай, у которого тоже произошла своя культурная революцию, правда, инспирированная сверху самим Мао Цзэдуном.

Поскольку в Советском Союзе никто за границу не уезжал, то создаваемое напряжение, отражающее то, что хоть Сталин и был низвергнут, но дело его жило, реализовывалось в молодежном давлении на власть в пользу больших свобод. Это были не политические свободы: поэты хотели читать свои стихи, художники – выставлять свои картины. Так в очередной раз в истории количество молодежи перешло в качество.

Украина сегодня тоже испытывает молодежное давление. Ю. Романенко пишет: «активная часть населения начинает бежать за границу, а пассивная, вот эти бюджетники, они недовольно бубнят, ненавидят власть. 70 % украинцев, согласно исследованиям нашего Института будущего, говорят о том, что они не верят ни одному из украинских политиков» [16]. И еще: «Массовый исход рабочей силы за границу начинает обваливать всю модель, на которой был построен украинский бизнес. Например, именно дешевая рабочая сила усиливала позиции украинских экспортеров на внешних рынках».

Украина отдает более образованных и более инициативных, а остается другая половина. И она, к тому же, серьезно зависит от государства и его денег, поэтому власти управлять таким населением легче. Во все прошлые времена государственная политика состояла в том, чтобы увеличивать число зависимых от государства. Сталин, например, вычеркнул высокий уровень гонораров писателей, мотивируя это тем, что человек, написав одну книгу, перестанет работать. Государство все время хочет удерживать эту роль «отца», чтобы иметь право то поощрять, то наказывать своих нерадивых «детей».