Страница 6 из 22
Я немного подумал и спросил.
– Чай на работе пить можно?
После работы в одном банке я всегда задаю этот вопрос.
– Да, конечно. Можно и нужно. Чай, кофе, печеньки.. Всё как у людей. У нас интересно. Как быстро вы сможете выйти на работу?
– В течение недели. Нужно только закрыть текущие проекты. А как срочно вы ищете человека?
Юрий переглянулся с девушками и усмехнулся.
– Вчера. У нас эта неделя на собеседования. Так что до пятницы мы вам перезвоним.
– Да, это было бы неплохо. Сейчас такой круговорот людей в природе, что к концу недели тебя уже часто и не помнят.
– Ну что вы. Мы всех помним. И обязательно созвонимся. Отлично поговорили.
– Рад знакомству.
Я вышел из бизнес-центра и в довольно-таки приподнятом настроении пошел к метро. Поговорили, действительно, неплохо. И какое-то время нить, образовавшаяся после этого разговора, будет связывать меня с этими людьми. Такое бывает довольно часто. Поэтому потом немного.. досадно, когда обнаруживаешь, что на том конце уже давно никого нет. А может быть никогда и не было, и эта образовавшаяся связь тебе только померещилась.
Нет, я все понимаю, некого винить, я тоже бываю с другой стороны. Просто особенность времени, раздробившегося на миллионы кусочков, многочисленного и мелкого. Такими же стали и люди.
Некого винить, но иногда я делаю перерывы. Просто подлатать дыры.
Приручение
Умка тем временем обживался. Любимой едой по-прежнему оставалась чумиза, но и обе кормушки стали вызывать живой интерес. В одну засыпалась зерносмесь для попугаев, а во вторую она же в замоченном состоянии, а также прочий мягкий корм – каши, творог, рубленное яйцо. Поилка также была освоена. Одним словом, базовые вещи, необходимые для жизнедеятельности птицы были им усвоены на 5 в первые два дня.
Основная работа предстояла, конечно, в области социальной адаптации, или, проще говоря, приручения.
Пока что люди у попугайчика вызывали больше страх, чем интерес. Когда кто-нибудь подходил к клетке, он всякий раз отбегал к задней ее стенке.
Ивлевы старались побольше с ним разговаривать, обозначая словами основные действия, и почаще обращаться к птенцу по имени.
– Умка, привет! Умка, как твои дела? Умка, кушать! Умка, кашка! Умочка, малыш. Умка, спокойной ночи!
Также началось осторожное приучение к рукам. Открывая дверцу клетки, папа предлагал какую-нибудь «вкусняшку», сначала на пальце, потом на ладони. В качестве «вкусняшки» выступали семечки подсолнуха, различные орешки. Семечки предлагались полностью, в кожуре, а ядро ореха делилось на мелкие части, чтобы малыш не переел и не утратил интереса к учебе.
Первое время приходилось подолгу стоять с протянутой рукой. Но постепенно Умка стал осторожно подходить к пальцу, и аккуратно брать предложенное угощение, сразу же отбегая на безопасное расстояние.
Тогда семечка переместилась с пальца в ладонь, все дальше и дальше, так что довольно скоро попугайчику, чтобы добраться до лакомства, приходилось забираться на руку.
Сны папы
Когда-то здесь текла река,
И расцветали розы.
Теперь лишь ветер гонит дым
Из топки паровоза.
(оптимистичное)
Птица подвинулась ко мне и подмигнула.
– Как дела?
Я стоял посреди пустынной местности на разбитой грунтовой дороге, и смотрел на огромного ворона, сидевшего на причудливо изгибающейся вниз узловатой ветке могучей ивы. Огромное Дерево казалось мертвым и сухим, но на концах некоторых веток я заметил мелкие тусклые листочки.
"Что делает в пустыне ива?" – подумал я.
– Здесь раньше текла река, – пророкотал ворон.
Говорил он не раскрывая рта, то есть клюва.
– Как ты это делаешь, В смысле говоришь? – я спросил первое, что пришло в голову.
Ворон помолчал, бесцеремонно меня рассматривая и вертя при этом головой, как это делают птицы. Потом подмигнул мне другим глазом.
– Гораздо важнее что, а не как – прозвучало у меня в голове. – Хотя раскрывать клюв в такт словам я тоже умею. – При этом ворон несколько раз во все горло каркнул гортанным и зычным "Карр". У меня немного заложило уши.
– И что?
– Что что? – весело переспросил ворон. Мне показалось, что он смеется.
– И что ты говоришь?
– Ты же слышишь, – ворон поправил перья на сгибе крыла. Теперь я был уверен, что большая птица потешается надо мной. Я посмотрел под ноги. Несколько камней валялось в узкой канавке на обочине дороги.
– Пока что ничего важного ты как-будто не сказал.
Я не хотел, но мой голос прозвучал немного обиженно.
– Ну еще не утро.
Ворон отломал сухую ветку и сбросил вниз.
– Утро? – немного ошарашенно спросил я, глядя на ветку у своих ног. Я все пытался нащупать смысл происходящего. В голове возник следующий дурацкий вопрос "где я?", но озвучивать его я почему-то не стал.
Ворон продолжал внимательно меня разглядывать. Взгляд его поблескивающих черных глаз, казалось, пронизывал насквозь лучше любого рентгеновского аппарата.
– Вариант "во сне" подойдет? – неожиданно произнес он.
– Что? – не понял я. Ворон помолчал, поджидая, пока я соображу. – Во сне?
– Как вариант, – весело кивнул ворон. Его, судя по всему, вся эта ситуация изрядно забавляла.
– Во сне.. – повторил я. Соображал я, действительно, даже медленней, чем обычно. Впрочем, как обычно я соображаю во сне, точно я не знал. "Надо же..", – почему-то очень удивился я, – "дожил до стольких лет, а до сих пор не знаю. Надо будет как-нибудь проверить, чтоб не попадать в такие нелепые ситуации."
– А зачем ты снишься мне? Хочешь сообщить что-то важное?
Ворон почесал клювом крыло, перебирая перья.
– Да не особо. Просто хочу тебя посмотреть, себя показать.. Кха.. Или как там у вас говорится в таких случаях? Ну и, может быть, помочь.. Если получится, конечно.
Он слегка развернул и стал расчесывать второе крыло.
– Помочь?
Я ошарашенно молчал. Потом выдавил:
– Это что, как у Менделеева?
Ворон какое-то время беззвучно трясся. Потом перепрыгнул на ветку поближе.
– А ты забавный.
Потом добавил, глядя на мою вытянутую физиономию:
– Только чересчур напряженный для сна. Расслабься. Это же просто сон. Во сне нельзя быть слишком серьезным.
– Почему? – искренне удивился я. Уверенность потихоньку стала возвращаться ко мне.
– Потому что это сон, – мягко прошелестел ворон. И запел голосом Звездочета из сказки про Красную шапочку.
Сидя на облаке и свесив ножки вниз,
Смотря на танцы звезд, планет и лиц круженье,
Тот Самый Принц и Маленький Барон,
В людских сердцах находят отраженье.
И на Земле тогда бывают Чудеса,
Пророк берет перо и начинает Книгу…
Не будем спойлерить и раскрывать интригу,
Но только чаще люди смотрят в Небеса.
Пусть на секунду дольше длится этот круг,
Вокруг звезды, что носит имя Солнце.
И небо, как огромный флаг японца,
Трепещет на космическом ветру.
Уводит за собой клубка дороги нить,
Теряются вдали расплывчатые лица,
Что быль, что явь, а что нам только снится,
Порой совсем непросто различить.
Секунды-птицы вышибают быль с веков,
И куры с лисами успеют подружиться,
Тот Самый Принц и Маленький Барон
Не устают смотреть, как Карусель кружится.
Я удивленно слушал. Звуки голоса и мелодия, доносящаяся откуда-то издалека, оказывали чарующее действие. Я бы наверное заснул, если возможно было бы уснуть во сне. Но это, наверное, уже оксюморон. Только наоборот, – поправил я себя. А как называется по-умному оксюморон наоборот?