Суженый Марии

Фотий посмотрел на тестя, явно ища одобрения. Но Дмитрий сдержанно промолчал, зато Андрей и Константин дружно поддержали своего зятя. Мария понимала, в чем тут дело. Тысяцкий Улеб, дядя Фотия, год назад помог Изяславу, внуку Мономахову, занять киевский престол, свергнув нелюбимого киевлянами Игоря Ольговича, отпрыска черниговских князей, известных сеятелей междоусобной смуты. За эту помощь Улебу был благодарен и сам князь, и все, кто поддерживал Изяслава, в том числе семья Клинцов. Фотий не отличался особой смелостью и умом, но был верным помощником своего дяди и добропорядочным человеком, а потому снискал уважение Андрея и Константина, считавших своим долгом всячески поддерживать зятя – тем более что Ольга не очень-то его любила, и это казалось им несправедливым.

Мария бросила быстрый взгляд на отца. Конечно, Дмитрий понимал, что нет причин недолюбливать зятя, но, вероятно, не мог заставить себя проникнуться к Фотию особой симпатией. Уж слишком обидно было ему за старшую дочь, которую самовлюбленный Фотий так и не смог сделать счастливой.

Мария заметила, что зять снова набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться новой речью, полной гордости за себя и своего мудрого дядю. И тогда, желая ему помешать, она быстро спросила у Лидии:

– А что это за город Москов, где Юрий с Ольговичем пирует?

Новгородская гостья принялась неторопливо рассказывать:

– Знающие люди говорили, что дело было так. Возвращался князь Юрий из Киева во Владимир и остановился отдохнуть на берегу реки, которая называется Москвой. А на той реке стояли богатые села боярина Степана Ивановича Кучки. Боярин почета князю не оказал. А Юрий, должно быть, не в духе находился после неудачного похода на Киев. И велел он казнить боярина за дерзость. Понравились Суздальцу тамошние красивые места, и он велел начинать там строительство города. А у казненного боярина дети остались – два сына и дочь-красавица по имени Улита. Князь, поостыв, решил взять сыновей Кучки к себе на службу, а Улиту выдал замуж за своего старшего сына Андрея.

– Бедная девушка! – невольно вырвалось у Марии. – Каково ей выйти за сына убийцы своего отца? И ведь князь Андрей Юрьевич, наверное, уже немолод?

– Тридцать шесть лет ему, – подтвердила Анна. – Он родился, когда еще моя тетушка была жива. В Билгородский монастырь всегда приходили известия о рождении и смерти князей.

– От такого брачного союза не видать Андрею Юрьевичу счастья, – заметила Евдокия, жена Константина. – Ни Улита, ни ее братья не простят крови своего отца.

– Да кто знает, неисповедимы пути Господни, – вздохнула Ольга. – Князь Владимир Святой тоже силой взял Рогнеду, когда убил ее отца и братьев. И, однако же, наверное, она его полюбила, да еще родила ему такого великого сына, как Ярослав.

– Но ведь князь Владимир, когда брал Рогнеду, был еще язычником, – возразила Евдокия. – А христианину подобного злодейства нельзя простить. И полюбить такого человека невозможно.

Ольга опустила глаза и промолчала. Как показалось Марии, сестра подумала о том, что даже и благочестивого человека иногда невозможно полюбить, сколь ни старайся.

Евдокия, жена Константина, была пухленькой, белокожей, хозяйственной и расторопной. Она как нельзя лучше подходила добродушному, деловитому и очень набожному Константину. Они и жили в согласии. Правда, глядя на них, Мария всегда думала о том, что такие размеренно-спокойные отношения трудно назвать любовью. В ее представлении любовь была волшебным вихрем, золотым дождем, неугасимым пламенем. Но старший брат был доволен своей семейной жизнью, чего нельзя было сказать об Ольге. Что же касается Андрея, то он, суровый княжеский гридень, не спешил обзаводиться семьей, считая, что на воинской службе можно отличиться, лишь пока молод и свободен. Впрочем, в отношении женского пола Андрей вовсе не был монахом и скромником. Когда слухи о его любовных похождениях доходили до родительского дома, Мария с удовольствием принималась высмеивать брата, порядком надоевшего ей своим строгим надзором.

После обеда и беседы хозяева вместе с гостями отправились на вечернюю службу в церковь Дмитрия Солунского при Михайловском монастыре. Для семьи Клинцов это был особый храм. И не только потому, что мозаичная икона Дмитрия Солунского чем-то напоминала Дмитрия Клинца. С именем этого святого были связаны смертельно опасные, но счастливо окончившиеся приключения, которые Дмитрию, Калистрату и Никифору довелось пережить в славном городе Солуни. Когда Мария, еще в детстве, впервые услышала рассказ о тех давних событиях, то взволнованно спросила: «Неужто нельзя было уберечься от таких страшных напастей?» И отец с ласковой улыбкой ответил: «А может быть, дочка, без этих напастей не было бы и счастья. Наверное, мир так устроен, что за счастье надо платить и бороться». И Анна, взглянув на Дмитрия, кивнула и улыбнулась.

Истина о том, что за счастье надо платить, что путь к нему лежит через страдания и борьбу, надолго запала в юную душу Марии.

На вечерне девушка незаметно посматривала по сторонам. Ей почему-то очень хотелось еще раз увидеть тех красивых греков, что смутили ее сегодня своими взглядами и разговорами. Но их здесь не было. Скорей всего, они ходили на службу в Софийский собор или в церковь Георгия Победоносца. Зато, оглянувшись, Мария с некоторой досадой натолкнулась на преданные голубые глаза Рагуйла. Неподалеку от молодого эмальера топталась Янка – подруга детства, которую Мария старалась незаметно свести с Рагуйлом.

После службы Дмитрий и Анна договорились с Васильком и его сыном, что назавтра те покажут новгородским гостям жилище старой ворожеи. Мария, любившая все новое и таинственное, просилась тоже пойти в лес и посмотреть на колдунью, но родители строго-настрого запретили ей даже думать об этом.

Впрочем, поддерживая надежду в душах новгородских друзей, Анна и Дмитрий с грустью сознавали тщетность этой надежды. Ребенок, который был для родителей единственным и незаменимым, давно уже затерялся среди множества тех маленьких и взрослых русичей, что становятся невольниками в чужих краях. Толпами уводят их в плен половцы и другие кочевники, а иногда и сами русские князья во время своих бесконечных усобиц. Найти пленников очень сложно: слишком обширны просторы работорговли. Рынки Кафы, Константинополя, Праги, Багдада и Александрии славятся живым товаром из Руси. Юные и красивые девушки попадают в гаремы восточных владык, женщины постарше – в ткацкие мастерские, мужчины – на галеры и каторжные работы; из мальчиков выращивают солдат для султанского войска или гаремных сторожей. Коротка жизнь раба; но даже те, кто доживает до зрелого возраста, почти всегда теряют свое имя и память о родных корнях – особенно если были увезены на чужбину в детстве. Когда-то маленького Андрея тоже едва не украли кочевые разбойники; Анна с Дмитрием хорошо помнили пережитый ужас и всей душой сострадали своим новгородским друзьям.

…Скоро день склонился к закату, в доме зажгли свечи. Ольга, вздохнув, ушла из родительского дома в мужний. Фотий шагал за ней следом, как страж. Константин и Евдокия, уложив детей, отправились на свою половину.

Мария обычно легко засыпала с вечера, но в этот раз сон к ней не шел. Промаявшись чуть ли не до полуночи, она тихо вышла из горенки, решив спуститься в сени и там поискать в кладовой молока и меда, от которых будто бы сон улучшается. Но, проходя мимо крытой галереи второго этажа, она услышала тихие голоса матери и новгородской гостьи и невольно приостановилась, уловив в разговоре свое имя.

– Да, Маруся у нас красавица и умница, – говорила Анна. – Но только слишком уж пылкая у нее натура. От Дмитрия многое взяла. Была бы парнем, как Андрей, – это бы куда ни шло. Парень всегда найдет, где свою необузданность применить. А девушкам, при нашем строгом воспитании, при установленных обычаях, трудно приходится, если у них горячая кровь. Вижу, что Маруся иногда мается, сама не поймет, чего ей надо. А замуж идти не хочет. Говорит, что не встретила покуда своего суженого. Я уж не знаю, чем ее и занять. Были бы времена поспокойней, отвезла бы я нашу Марийку куда-нибудь в селение, где простор. Она бы там на лошадях скакала, на лодках плавала. А в девичьем тереме ей тесно. Рукоделие она не любит, к хозяйству особого рвения не имеет. В городе ей только одно занятие по сердцу – книги читать и с учеными монахами беседовать. Ну где, скажи, для этакой девицы найдешь подходящего мужа? А принуждать ее мы не хотим. Довольно с нас Ольгиной печали. Пусть хоть Маруся все делает по велению сердца.