Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

Родители Эда разошлись, когда ему было десять лет, хотя пять лет назад он переехал обратно к отцу в Оксфорд – сейчас ему двадцать шесть лет, но его отец, поклонник Happy Mondays, классный мужик. Пережив типичный подростковый возраст («Я думал, что девчонки меня ненавидят. До семнадцати лет вообще не мог с ними разговаривать»), Эд поступил в Манчестерский университет, а потом, «в подражание Джеку Керуаку», объехал на автобусах «Грейхаунд» всю Америку, изгоняя из себя склонность к вакханалиям.

– Кто-то недавно устроил в нашу честь вечеринку, и никто из нас не пошел, – смеется миловидный, голубоглазый, почти двухметровый гитарист. – Алкоголь сейчас скорее вызывает у меня депрессию. Раньше я сильно пил, и мне это нравилось. Но потом все это вдруг стало действовать разрушающе. Мне нравится курить травку, но на этом, пожалуй, все. Крэк и кокаин? Нам предлагали. Я, конечно, заинтригован, но… То же самое можно сказать и о девушках – есть такое неписаное правило: с групи никто не встречается. Ненавижу эту сторону бизнеса, она грязная и неприглядная. Это может смотреться нормально в клипе Guns N’ Roses, но это не для нас. Мы, знаете ли, довольно-таки нравственная группа.

Я пообщался с Филом Селуэем, которого буквально вчера вечером возле гастрольного автобуса группы остановила девушка и спросила, кто он – «техник или просто приятель группы? А можешь достать мне автограф Тома?» – лишь после ураганного выступления Radiohead перед тремя тысячами зрителей в нью-йоркском «Роузленд Болрум». Я знаю, что оно ураганное, потому что обтягивающий свитер Тома после концерта висит на полотенцесушителе в гримерке, и он буквально пропитан по́том. Кап-кап-кап.

Еще я знаю, что оно ураганное, потому что всякие типы с лейблов и MTV болтают, пускают слюни и называют Radiohead лучшей новой группой со времен кого-то там, лекарством от всех известных болезней, и так далее, и так далее.

Впрочем, вы бы не поняли, что оно ураганное, если бы посмотрели на Эда, которого после того, как он, пыхнув раз двадцать семь… ну, тем, чем обычно пыхают, «пробило на ужас». И точно бы не поняли этого, посмотрев на Тома Э. Йорка. Судя по всему, болтовня с типами с лейблов и MTV в его списке интересов находится где-то чуть ниже сдирания бородавок.

Опасаясь очередного приступа раздражения Тома, я вытаскиваю Фила в коридор и спрашиваю его: почему, по его мнению, Radiohead удалось добиться большого успеха в Соединенных Штатах, в отличие от – это название я выбрал совершенно случайно – Suede? (Интересный факт: едва узнав о том, что альбом Pablo Honey стал золотым, Suede тут же прислали по факсу свои поздравления.)

– Американцам нравится наша «английскость», – отвечает барабанщик, выпускник Ливерпульского политехнического университета и бывший сотрудник ночного телефона доверия для студентов (серьезно!), облокачиваясь на унылую серую стену. – Наша «английскость» более внезапная, чем у Suede: более энергичная, лихорадочная, непосредственная.

Едва Фил раскочегаривается, к нам подходит какой-то невежливый американец и начинает внимательно прислушиваться. Как ни удивительно (да что там удивительно – это просто сюр какой-то), это Майкл О’Нил, ассистент продюсера на MTV, известный всем как голос Бивиса[19] из новейшего тупоголового американского культового мультика.

– Radiohead очень крутые, чувак! – без всякого приглашения вставляет О’Нил/Бивис; мы с Филом переглядываемся, говоря друг другу что-то типа «Полцарства за Uzi». – Они станут знаменитыми? Давайте скажем так: еще популярнее, чем U2! Определенно. Они умеют писать песни, умеют петь и играть. Они внушают доверие. У них отличный настрой. Они – настоящий альтернативный кроссовер! Словно Джим Моррисон, смешанный с Джими Хендриксом. MTV их обожает. Они поставили на уши всю страну!

Хы-хы, хы-хы. Только на этот раз шутник вовсе не шутит.

Кислотные гимны Radiohead и их искореженная поп-музыка – именно то, чего сейчас хотят в Европе, в Америке, во всем мире.

Миллионы не могут ошибаться. Или могут?

Часть третья

Преодолеваем «повороты»

Глава 1

Рецензия на The Bends

Тед Дроздовски, Rolling Stone, 18 мая 1995 года

Удача и стихи, идеально «схватившие за жопу» дух времени, сделали Creep группы Radiohead летним радиохитом 1993 года.

Песня поначалу пользовалась не самым большим успехом в Англии, на родине группы, где болезненные рефлексии припева «I’m a creep/I’m a weirdo» слишком контрастировали с бойкой иронией [лондонцев] Suede и другими законодателями вкусов в поп-музыке. Даже гитарист самих Radiohead Джонни Гринвуд ненавидел песню, и его заикающаяся гитара – нейронный выброс, сигнализирующий о финальном разрыве «страдающих запорами» синапсов вокалиста Тома Э. Йорка, – была настоящей попыткой убийства.

Тем не менее Creep, вытащив на себе довольно непримечательный дебютный альбом Pablo Honey, точнехонько попала в наш национальный комплекс неполноценности и сделала Radiohead и James последними британскими надеждами на успех в Америке.

Перспективы Radiohead могут оказаться не оправданы из-за The Bends, альбома амбициозного со звуковой точки зрения, но без готовых хитов. Это настоящий гитарный рай, в котором акустические переборы соединяются с подергиваниями фузового тремоло и параноидальными извержениями усиленного звука. Лишь мощное течение шести распухших струн Catherine Wheel хоть сколько-нибудь напоминает поперечные токи рычащего шума, пронизывающие эти двенадцать треков. Как и в случае с Catherine Wheel, фанатичная приверженность Гринвуда и второго гитариста Эда O’Брайена поп-музыке спасает их от стены пафоса, которую довели до совершенства Sonic Youth, а бесчисленное множество групп закопировали до состояния клише.

В то же самое время излишняя попсовость и мешает The Bends. Йорк настолько любит петь сладенькие мелодии, что это сильно ослабляет яд его острого языка. В High and Dry, название которой пропевается под одну из лучших мелодических линий всего альбома, Йорк мягко произносит строчки «Drying up in conversation/You will be the one who ca