Страница 2 из 2
Она сжимает ладони на спине Тесея, комкает рубашку, чувствуя, как напряжены его мышцы. Как стальные канаты, призванные удерживать тяжёлый груз.
— Я стала убийцей ещё не сделав первого вздоха.
Сильный порыв ветра сдувает со шкафчика белую салфетку. Она оседает на пол стремительно, как камень. Не белый шёлк.
— Ты не виновата, Лита, — голос Тесея мягкий, успокаивающий. Лита знает, что за спиной его шепчутся — что прославленный аврор мог найти в такой как Лита, которую родной отец знать не желает? И почему при высокой должности не протащит невесту поближе к себе? — И твоя жизнь важна и ценна. Сама по себе.
«На твоих щеках можно нарисовать карту созвездий», — думает Лита, соединяя веснушки на лице Тесея.
— Я люблю тебя, — говорит она, уткнувшись в плечо жениха, украдкой вытирая слезы. В груди растекается болезненный жар. — Давай поедем к морю?
Зачатое под действием чар дитя не способно любить. Так было написано в одной книге.
Лита хочет выбросить все ножи в доме.
***
— Лита? Что ты здесь делаешь?
Время, кажется, не властно над Ньютом. Над его смущённой улыбкой, широко растягивающей губы, внутренней теплотой, искрящейся в серо-голубых глазах.
— Тесей считает, мне стоит стать частью семьи Министерства Магии.
— Похоже на моего брата.
Всё свободное время Тесей старается быть рядом. Они полюбили ходить в кино и смеяться со всеми над злоключениями Бродяги; вечерами читали вслух бульварные романы, чьи сюжеты не блистали оригинальностью, зато диалоги отличались искромётным юмором. Ночью, приподнявшись на локте, Лита разглядывала обращённое к ней лицо. Сон не смягчал черты Тесея, а будто напротив, делал резче, жёстче. Тесей редко улыбался. Но наедине Лита видела, как расцветает улыбка на его губах. Широкая, немного смущённая. Совсем как у Ньюта.
— Тесей — твой брат, ему нравится проводить с тобой время. Как и мне.
Лита знает, что это будет пятое собеседование. Трэверс, просматривая какие-то бумаги в папке с грифом секретно, бурчал под нос, сетуя на несговорчивость Ньюта.
Лите хотелось бы идти и идти по вытертому малиновому ковру час, два или три. Расспросить Ньюта о Новой Гвинее и Америке, о птице-гром, упомянутой в «Ежедневном пророке», и тех зверях, для которых не нашлось места на страницах книги. Рассказать о себе, о работе в Министерстве, которая ей даже нравится. Умалчивая о Трэверсе, который, когда не нужно демонстрировать железный характер, довольно мил и обходителен.
«Моему сердцу спокойно, Ньют», — хочет сказать она, но на горизонте появляется Тесей. При виде брата Ньют всегда тушевался, прятался в раковину, как рак-отшельник.
— Приходи на ужин, — шепчет Лита. — Мы будем ждать.
***
Кофе неприятно горячий и горчит на языке. Кружка из нелюбимого сервиза в пошлый цветочек, доставшегося Тесею от бабушки. Разбить не жалко.
Кофе обжигает горло, ладони стискивают кружку до опасного хруста. Но для Литы она — якорь.
«Я слышал, сын Корвуса Лестрейнджа жив».
«Говорят, мальчик прячется в Европе».
«Надо же, какая история. Просто сказочная».
Реальность темнеет, дышать опять тяжело. Свет из окна бьёт в лицо до рези в глазах. Просторная кухня, заставленная старой мебелью из тёмного дерева, сжимается до размеров корабельной каюты. Ходуном идёт пол.
Нож для масла манит. Жёлтые разводы на лезвии похожи на жидкое золото.
Лите хочется вновь почувствовать, что её жизнь — её. Только её. Только она может распоряжаться ею. Только ей что-то решать.
Нож для масла летит в раковину с такой силой, что разбивает стоявшую рядом чашку. Хрупкий костяной фарфор раскалывается на три неравные части.
— Лита? Ты дома?
— Да! — отзывается Лита, закусывая губу. Она не слышала, как вернулся Тесей. Острый осколок больно режет палец, когда она вынимает его из раковины. Капля крови на подушечке набухает, прежде чем прочертить дорожку до ладони. — Репаро!
— Тебе помочь? — Тесей целует её в висок, потом нежно берёт за руку. В его глазах беспокойство плещется с нежностью, и Лите становится больно где-то в груди.
— Я… я чашку разбила. И порезалась. Ничего серьёзного, правда.
— Правда, — кивает ей Тесей, но руку не отпускает. — Кровь сама остановится.
Часто Лита думает — она совсем не понимает Тесея. Когда их отношения только начинались, она всё пыталась понять, чем могла заинтересовать давно и взаимно влюблённого в работу Тесея. Нелюдимая, не похожая ни на одну из сдержанных британских чистокровных волшебниц или бесстрашных авроров, она и на тот приём попала случайно. Что же в ней было такого?
— Что слышно в последнее время? – спрашивает Лита, споласкивая руки. За её спиной плавно опускаются на стол тарелки и приборы. Сегодня на ужин говядина, кажется. Лита не помнит. Из сегодняшнего дня она едва помнит утренний поцелуй Тесея и разговоры в Министерстве. Всё остальное, даже путь до кухни, сокрыто вуалью.
— Все разговоры только о Гриндевальде. Слишком давно он не проявлял себя, так что многие считают, что нам стоит ждать нового теракта со дня на день.
Когда Тесей напряжён, у него над переносицей залегает глубокая морщина. Лита тянется через стол, чтобы её разгладить. У Тесея лицо преображается, когда она так делает. Он улыбается.
— Будь осторожен, — слова слетают с языка раньше, чем Лита понимает, что говорит. От улыбки Тесея ей легче и хочется, чтобы так было всегда.
Ночью в её сон вторгается чудовище, тянущее на дно завёрнутое в белое тельце. У чудовища карие глаза и грива из бурых водорослей.
Лита сжимает зубами край одеяла и глушит рыдания, спрятав лицо в подушку.
«Мерлин, прошу, пусть Тесей не узнает. Пусть он никогда ничего не узнает…»
***
— Гриндевальд!
Чудовище живёт в темной морской глубине, в страшной бездне отчаяния. Левый его глаз — огранённый морем сапфир, правый — карий, человеческий.
Отразись в его глазах. Собери свою ярость, заглуши свою боль и тогда, завороженное, оно обрушит на тебя всю свою мощь. Маленькая смертная девочка, слишком долго ты несла на душе тяжкий груз.
Отдай себя чудовищу, — пока оно не пожрало всех, кто тебе дорог.
— Уходите! Ну же!
Позволь огню обнять тебя и забрать в пустоту. Перешагни границу, сломай всё, что ты знала о собственной жизни, стань свободной.
— Я люблю тебя.
«Моему сердцу спокойно…»
22 ноября 2018 г.